Большой бизнес для маленьких

На прошлой неделе газета “Ведомости” поведала типичную российскую success story. Настя Ткачева, кубанская студентка 22 лет, оказалась совладелицей двух трубных заводов, девелоперской компании и еще птицефабрики, которая намерена покрывать треть всего спроса на птицу в Южном федеральном округе. Все это без отрыва от учебы и не в ущерб молодой жизни. Папа Насти, депутат российской Думы Алексей Ткачев (разумеется—“Единая Россия”), приветствует успехи дочери в “малом бизнесе” (имеется в виду, видимо, “большой бизнес для маленьких”). Дядя, губернатор Кубани Александр Ткачев, по всей вероятности, тоже не против. И что поделаешь, если у детей, зятей, племянников и племянниц губернаторов, депутатов, министров и мэров у нас в России как-то лучше получается с бизнесом, чем у всех прочих? Не стесняться же этого, в самом деле.

Это и есть наша версия капитализма. Логическое развитие и продолжение принципов “вертикали власти”. Ведь что такое эта “вертикаль”: это когда власть начальства сильнее власти закона и правовых институтов (горизонтальной власти). И когда законы и правовые институты работают лишь в той мере и в том направлении, в каком это нужно начальству. Защищать и развивать бизнес, апеллируя к закону и правовым институтам, в такой ситуации трудно или невозможно. Гораздо эффективнее, чем таскаться по инспекциям и судам, взять в долю губернаторского зятя или внучку прокурора. Тогда автоматически и закон начнет работать на вас, а не против вас. Только не надо жадничать—жалеть эти 20—30% своего дела. Преимущества от обретенного бизнес-родства с лихвой покроют потерю. Удобно и прокурору с депутатом: в их декларациях о доходах будет скромно красоваться единственная квартира и пожилая “тойота” да “лексус” и загородный дом жены, наглядно демонстрируя отсутствие коррупции.

Можно было бы подумать, что у нас в России формируется модель “семейного” капитализма, характерная для многих развивающихся стран. Но это не так. В центре того семейного бизнеса, который распространен был, например, в Южной Корее 1980—1990-х, все же стояло собственно “семейное дело”. Конечно, этот бизнес обрастал массой устойчивых коррупционных связей в госбюрократии, парламенте и судах. Но глава клана находился все же в бизнесе, а не в госаппарате, и при политических переменах и переворотах собственность в основном сохранялась под контролем семьи. В России же еще пока царит та степень чиновничьего беспредела, которая не позволяет сложиться даже устойчивой “семейной” собственности. Главой и лидером клана остается тот, кто прикрывает и патронирует бизнес в госструктурах, да и сама “семья” и ее собственность в основном существуют, пока он там работает.

Вот, к примеру, контрастом к успехам Насти Ткачевой на прошлой неделе пришли новости, что сын башкирского президента Урал Рахимов сложил депутатские полномочия и, по слухам, покинул страну. Еще не так давно Урал Рахимов считался фактическим владельцем башкирской нефтехимии. Однако когда дела у президента Рахимова пошли похуже, бизнес-таланты и успехи Урала также пошли на убыль. А его стремление поскорее завершить все дела в республике считается сегодня самым верным признаком скорой отставки президента Муртазы Рахимова.

Можно вспомнить и других крупных представителей российского “малого” бизнеса. Где сыновья Черномырдина и Вяхирева, владевшие значительными пакетами крупнейших дочек “Газпрома”? Нет, конечно, надеюсь, они не бедствуют, но бизнес-звезда их бесследно закатилась и семейные империи испарились. А о новых мы, скорее всего, узнаем поближе к новой перемене власти в “Газпроме”.

Собственно, механизм этот так четко работает, что бизнес-успехи “детей” можно уверенно рассматривать как указание на прочность позиций их родителей. Вот, например, сын губернатора Петербурга Сергей Матвиенко, превратившийся за последние годы в одного из крупнейших бизнесменов—угадали!—Санкт-Петербурга, несмотря на периодические скандалы вокруг его имени, судя по всему, расширяет и расширяет свой девелоперский бизнес. И Валентина Ивановна законно гордится пока его успехами.

Казалось бы, родителям стоит в этой ситуации всерьез озаботиться будущим своих талантливых детей, тем будущим, когда они, родители, возможно, лишатся своих сегодняшних кресел. Но пока—к сожалению или к счастью—это невозможно. Машина устроена так, что пока ты при кресле, то безостановочно и изо всех сил крутишь ее педали. А когда вылетаешь из кресла, то только успевай уворачиваться из-под колес. Там уже крутит педали кто-то другой.

Так выглядит капитализм паразитическо-бюрократический. Собственность здесь есть функция бюрократии. Не бюрократов конкретных, а бюрократии вообще. И перераспределение собственности есть главный предмет деятельности этой системы, иначе власть бюрократии бы растаяла. Потому что власть бюрократии пропорциональна тому количеству собственности, которое она способна перераспределять.

Кирилл РОГОВ