Артем Сытник: Сейчас не имеет принципиального значения, кто будет следующим президентом

“Мы еще далеки от того парламента, где каждый депутат является самостоятельным в принятии решений. Далеки от того, что депутат сам решает, за какие законопроекты давать свой голос, а за какие не давать, за какое решение парламента голосовать, а за какое не голосовать. Центры принятия решения известны всем, и, к сожалению, они далеки от парламентской демократии”

16 апреля исполнилось три года с момента создания Национального антикоррупционного бюро Украины с Артемом Сытником во главе. За это время НАБУ инициировало целый ряд громких уголовных расследований, в которых фигурировали влиятельные чиновники и политики современной Украины. Однако, за эти три года по делам Бюро есть лишь один обвинительный приговор суда, не считая утвержденных сделок со следствием. А вина главных фигурантов этих дел, несмотря на огласку и громкие задержания, до сих пор не доказана с точки зрения закона.

В то же время, с деятельностью НАБУ и их процессуальных руководителей из Специализированной антикоррупционной прокуратуры связана целая череда скандалов. Последний из них — прослушивание сотрудниками главы САП Назара Холодницького, которого заподозрили в “сливах” информации фигурантам дел НАБУ. Примечательно, что это прослушивание было санкционировано так называемым “экономическим департаментом” Генпрокуратуры, который связывают с ближайшим окружением президента. Хотя еще недавно НАБУ и ГПУ, по крайней мере в публичной плоскости, были лютыми врагами.

Подробнее о достижениях и потерях НАБУ, отсутствии приговоров, политических амбициях и скандалах вокруг этого органа — в интервью директора Бюро Артема Сытника для РБК-Украина.

- Три года назад было создано НАБУ. Скажите, сейчас вам власть палки в колеса вставляет?

— Это прямой, но очень сложный вопрос, потому что за три года было очень много доказательств того, что политическая элита оказывает сопротивление тому, что мы делаем. С одной стороны, приводить конкретные примеры — это, пожалуй, тема для отдельного интервью. А с другой стороны — это, наверное, признак того, что мы делаем правильные вещи. Это не только опыт Украины, но и опыт многих стран, где создавались такие органы. Власть держится за определенном порядке вещей, и потому оказывает определенное сопротивление. Если коротко ответить — конечно, да. Но если переходить на конкретику, то очень долго будем говорить.

- Какие центры принятия решений в стране, вы, как топ-менеджер силовой структуры, можете выделить? Петр Порошенко, Арсен Аваков...

— Это вопрос достаточно политический, а мы же правоохранительный орган. И мы стараемся, насколько это возможно в нашей ситуации, вообще не вмешиваться в политику. И мне кажется, что нам это удается. Я бы сказал так — мы еще далеки от того парламента, где каждый депутат является самостоятельным в принятии решений. Далеки от того, что депутат сам решает, за какие законопроекты давать свой голос, а за какие не давать, за какое решение парламента голосовать, а за какое не голосовать. Центры принятия решения известны всем, и, к сожалению, они далеки от парламентской демократии.

- Вы общаетесь с Администрацией президента или с кем-то из Администрации президента?

— Нет.

- Какие у вас отношения с главой МВД Арсеном Аваковым?

— У меня нет отношений с Арсеном Аваковым. Мы ни разу не общались после тех событий, которые происходили осенью 2017 года (задержание Александра Авакова, сына главы МВД, — ред.).

- А до того общались часто?

— Не часто. Если конкретно отвечать на этот вопрос, то было рабочее общение. Я очень переживал, что после того, как мы это дело перевели в активную стадию, будут определенные преграды. Очень много мелких служебных вопросов зависит от МВД. Сотрудничество на уровне департаментов продолжается. Я переживал за это, но этого не произошло.

- Я понимаю ваше желание избегать политики, однако есть факты. Сейчас будет предвыборная кампания, и НАБУ способно уничтожить любую кандидатуру. Уничтожить в публичном смысле.

— Я все же хотел бы акцентировать внимание на том, что мы, несмотря на все обвинения, занимаем пассивную медийную позицию. Мы делаем свою работу. Но эта работа, видимо, в связи с теми субъектами, которые проходят по делам, очень редко остается без внимания медиа. И мы формулируем свою позицию уже после того, как медиа узнало о определенной ситуации. У нас есть куча запросов от медиа, и мы просто вынуждены реагировать. Ведь если не давать объяснений, то кто-то даст объяснение за тебя? Поэтому у нас позиция в медиа пассивная. И, пожалуй, НАБУ единственный орган, который ведет такую политику.

Мы очень часто видим, что есть определенные анонсы. Например: “скоро мы внесем представление на депутатов”. У нас немного другая политика: у нас есть амбициозная задача, которую мы поставили перед собой — изменить правила игры в целом. Мы качнули касту неприкосновенных в Украине. Она формировалась не за последние четыре года, она формировалась десятилетиями, после обретения независимости Украины. Я считаю, что для Украины сейчас не имеет принципиального значения, кто будет следующим президентом, кто выиграет парламентские выборы. Важно, чтобы и элита, у которой будет власть следующие несколько лет, поняла, что неприкосновенных в Украине нет.

- С помощью чего вы хотите изменить это? Конкретный инструмент?

— Давайте откровенно: 25 лет были правоохранительные органы, у которых была вся полнота полномочий для борьбы с коррупцией, в том числе на топ-уровне. Но этого не делалось, потому что, к сожалению, правоохранительные органы были очень политизированными. Сейчас те производства, которые мы расследуем последние три года, доказывают, что то, ради чего создавали НАБУ, выполняется. По моему мнению, тактическим успехом антикоррупционной реформы является то, что сейчас ни одно должностное лицо в государстве себя не чувствует комфортно, если оно занимается коррупцией. Это как раз и есть механизм, который приведет к изменению правил игры. Но я называю это тактическим успехом, потому что он будет стратегическим только тогда, когда эти дела пройдут стадию судебного расследования.

- Наше общество очень часто воспринимает приход следователя как доказательство виновности человека. Хотя, на самом деле, человек признается преступником только после решения суда, и не раньше. В делах НАБУ всего двое осужденных за все время.

— Немного не так. У нас есть ряд приговоров, но в основном — это утверждение соглашений о признании вины. Есть один приговор, там где действительно было процессуальное противостояние стороны защиты со стороной обвинения. Это очень большой вызов для нас, потому что есть просто элементарные дела. Два примера приведу. Первый — дело в отношении харьковского судьи, который взял взятку, оно два года не рассматривается. Второй пример — в мае 2016 года мы направили дело в отношении сотрудника Генпрокуратуры, который пытался дать взятку члену конкурсной комиссии НАБУ. Так же нет приговора. С таким темпом рассмотрения дел, вопрос приговоров будет всегда стоять, и он действительно демотивирует всех — общество, международных партнеров, и самих детективов.

- А вы не усматриваете в такой динамике рассмотрения судебных дел ошибки самого НАБУ? Очень часто звучат обвинения в адрес детективов вашего ведомства, что это некомпетентные люди, которые плохо ведут дела, есть много процессуальных ошибок. Вы не видите такого?

— Я не исключаю определенных ошибок. Но эти комментарии звучат из уст людей, которые в жизни не вели никакого дела. Во-вторых, эти выводы делаются без анализа того производства, которое передано в суд. Иногда эти комментарии делаются политтехнологами, которые, в том числе, фигурировали и получали деньги из так называемой “черной бухгалтерии”.

- У нас вообще очень мало оправдательных приговоров, и этот процент на фоне мировой практики просто ужасный.

— Это совсем другой разговор. Я говорю о том, что наших дел не так много, но они являются знаковыми. Очень много дел детально представлены. Например, дело в отношении двух народных депутатов Максима Полякова и Борислава Розенблата. Есть довольно убедительное видео, и это видео добыто с соблюдением требований всех норм закона. Но, опять же, мы слышим спекуляцию, что там что-то разваливается. Я не исключаю того, что детективы могут допускать какие-то определенные ошибки. Для этого и создана Специализированная антикоррупционная прокуратура, чтобы риск этих ошибок минимизировать. Но проблема совсем в другом. Я не исключаю того, что по тем делам, которые мы расследовали, возможны оправдательные приговоры. Для того суд и нужен, чтобы была состязательность между стороной защиты и обвинения, тогда суд на основании анализа выносит решение. У нас, к сожалению, этого нет. У нас по мнению и детективов, и прокуроров, дело, которое больше всего двигается в суде, это дело Романа Насирова (экс-главы Государственной фискальной службы, — ред.).

- Это быстро?

— В нынешних реалиях это быстро. Но дело, насколько я помню, с октября находится в суде, а мы еще читаем обвинительный акт. Впрочем, мы понимаем, что против нас постоянно ведутся кампании всевозможных спикеров, людей, которые называют себя политологами. Но если проанализировать, то в большей степени есть единственный аргумент — это то, что нет приговоров судов. Но не НАБУ или САП выносят приговоры, а суд. Впрочем, покажите решение суда, где было бы написано, что есть дело, есть ошибки прокуроров и детективов, в связи с этим судья выносит оправдательный приговор. Такого также нет.

Мы видим фактический паралич судебной системы. Есть немало примеров, когда судебная система по нашим делам действует под давлением — титушки появляются на судебном заседании, по некоторым фигурантам приходит полпарламента в суд, действующие министры, начинают давить на суд. Это как раз и есть те факторы, которые блокируют рассмотрение дел. Такие дела нужно рассматривать в независимой судебной инстанции, и их должны рассматривать судьи, которые готовы взять на себя ответственность принимать решения в этих делах.

- В Верховной Раде есть президентский законопроект об Антикоррупционном суде. Думаю, что вы его читали. Он вас устраивает в той редакции, которая сейчас есть в парламенте?

— Перед тем, как прокомментировать содержание законопроекта, хотел бы немного напомнить историю его появления. Первый законопроект об Антикоррупционном суд появился намного раньше, и был внесен рядом народных депутатов (Егор Соболев, Оксана Сыроид от фракции “Самопомощь”, Иван Крулько от фракции “Батькивщина” Мустафа Найем, Сергей Лещенко, Светлана Залищук от фракции БПП, — ред.). Но с самого начала было понятно, что законопроект этих депутатов не имеет перспектив потому, что, согласно законодательству, закон, регламентирующий создание новых судов, должен вносить президент. И, фактически народные депутаты зарегистрировали этот законопроект, чтобы поднять дискуссию в парламенте по поводу вообще создания антикоррупционного суда. Очень долгое время мы слышали, что нам не нужен этот суд, был вариант с какими-то очень сомнительными палатами (антикоррупционной палатой в Верховном суде, — ред.), и до октября 2017 года вся политическая элита и топ-чиновники говорили о том, что антикоррупционного суда не будет. В декабре была еще и попытка уничтожить Антикоррупционное бюро. Она не добавила авторитета Украине, потому что эту попытку видел весь мир.

- Вы имеете в виду конфликт ГПУ и НАБУ?

— Нет, речь идет о попытке внести законопроект, упрощающий увольнение директора НАБУ. Реакция международного сообщества была соответствующей. Все закончилось тем, что в конце декабря появился президентский законопроект об Антикоррупционном суде. Хотя в октябре в это вообще никто не верил. Этот законопроект принят в первом чтении. Я его читал. Более того, его читали все, кто заинтересован в этом процессе. Буквально через 20 минут после того, как этот законопроект появился на сайте Верховной Рады, был обнародован экспертный вывод, и вывод наших международных партнеров. Согласно с ним есть ряд недостатков, без устранения которых перспектива создания независимой судебной институции под большим вопросом. Эти недостатки касаются порядка отбора судей, количественного состава суда, его компетенции. Они все обсуждены, и есть четкая позиция наших международных партнеров, что принятие соответствующего законопроекта без устранения этих недостатков не будет считаться выполнением рекомендаций МВФ (принятие закона об Антикоррупционном суд является обязательством Украины перед МВФ, что зафиксировано в Меморандуме об экономической и финансовой политике — ред.). Поэтому я надеюсь, что парламент прислушается к этим рекомендациям, и во втором чтении все недостатки будут устранены.

- Отвечая на предыдущий вопрос, вы говорили, что против вас иногда ведут кампании политологи, эксперты и другие. Но сейчас вы упомянули законопроект об Антикоррупционном суде, внесенный рядом нардепов. Существует такое мнение, что есть определенный пул экспертов, который лоялен к вам и ведет за вас всю медийную работу. В частности, те народные депутаты, которые подавали первый законопроект об Антикоррупционном суд.

— Я имел в виду, что речь идет не о кампании в отношении меня лично, а против НАБУ в целом. Я думаю, что за три года работы НАБУ и САП предоставили более чем достаточно доказательств, которые говорят о том, что без создания этой судебной институции невозможен прогресс антикоррупционной реформы.

Конечно, что те депутаты, которые подписали законопроект, автоматически перемещаются в круг тех людей, которые поддерживают НАБУ. Но почему-то у нас поддержка НАБУ считается каким-то плохим делом. На самом деле, это не поддержка НАБУ, это последовательная работа по реализации антикоррупционной реформы. Прошло три года, это минимальный срок, который нужен для того, чтобы развернуть структуру, сделать определенные шаги и затем проанализировать, какие есть системные проблемы. Та волна критики, которая раздается, как раз и свидетельствует о том, что мы на верном пути, потому что мы задеваем тех людей, которые сейчас при власти. Это люди, которые имеют материальные ресурсы, медийные ресурсы, и они используют их для того, чтобы защититься. Если бы мы подняли вопрос о создании Антикоррупционного суда в 2015 году, нас бы вообще никто не услышал.

- Относительно попытки уничтожения НАБУ. Вы упомянули законопроект главы фракции БПП и “Народного фронта” Артура Герасимова и Максима Бурбака, который упрощал порядок увольнения руководителя НАБУ. Общеизвестен факт, что этот законопроект поломала посол США. Вы знаете, что в обществе вы воспринимаетесь едва ли не как департамент ФБР, да и некоторые политики об этом говорят. Не мешает ли это вам?

— Некоторые политики, которые об этом говорят, находятся под следствием НАБУ. Поэтому они действуют явно в конфликте интересов. Во-вторых, они, вероятно, не поняли специфику работы наших международных партнеров, сравнивая, видимо, со своими условиями труда. Потому что я могу посмотреть любому в глаза и сказать, что вмешательство в работу Антикоррупционного бюро извне невозможно. А вот политики такого сказать не могут. В то же время, отрицать поддержку со стороны международных институций я не буду. Эта поддержка началась строиться с первого дня работы НАБУ и росла по мере того, как мы своими действиями убеждали, что являемся действительно прозрачным, аполитичным, независимым органом.

- Один знакомый политтехнолог мне говорил, что у Сытника есть перспективы, если бы он перед президентскими выборами прихвати двух-трех министров, их бы суд выпустил, а он бы уволился и пошел сразу в президентскую кампанию. Президентом бы не стал, но фракцию в парламент потом бы завел. Видите ли вы перед собой такую перспективу?

— Политизация расследования является одним из средств манипуляции, это защита, к которой прибегают подозреваемые в коррупции. Не успеешь кого-то задеть, как начинаются обвинения в политических преследованиях. Последний тренд — объяснять те или иные следственные действия политическими амбициями самого руководителя Антикоррупционного бюро.

Во-первых, я бы хотел прояснить ситуацию, что директор НАБУ не решает вопросы по делам, которые расследуются НАБУ, как бы кто не пытался под это подвести. Эти решения принимают детективы, которые непосредственно ведут расследование по конкретному делу, — у меня нет процессуальных средств воздействия на них. И самое главное - есть антикоррупционная прокуратура, которая согласовывает эти решения. Об этом все забывают, и почему-то думают, что все делается одним лицом для того, чтобы реализовать какие-то свои политические амбиции.

Если и говорить об амбициях, то у меня только одна — изменить правила игры в Украине, чтобы не было людей, которые чувствуют себя неприкосновенными. Если мы эти правила игры не изменим, то, по моему мнению, нет никакого значения, кто будет следующим президентом, какие будут фракции в парламенте. Если уровень коррупции будет сохраняться, то тогда у Украины нет перспектив как государства, и неважно какая фамилия будет доминировать на президентских выборах.

- Дайте прямой ответ — в президенты пойдете в 2019 году, или нет?

— Нет.

- А в парламент?

— Нет. Здесь я еще хотел бы добавить, что у нас по Конституции парламентско-президентская республика. Но, к сожалению, мы видим, что центр принятия решений абсолютно не в парламенте. Это, пожалуй, самая большая проблема Украины.

- А где он?

— Совсем в других кабинетах. Я мечтаю о том, чтобы Украина имела такой парламент, когда каждый депутат будет иметь возможность голосовать в соответствии со своим внутренним убеждением. Не я об этом говорю, об этом говорит даже видеоряд из того же парламента.

- По поводу истории руководителем САП Назаром Холодницким. Как известно, его прослушивание согласовывал Департамент защиты экономики Генпрокуратуры. Были ли варианты, когда сотрудники НАБУ начинали эти негласные следственные действия, чтобы их согласовал какой-то другой департамент ГПУ?

— Пожалуй, теоретически были.

- А почему тогда именно этот департамент?

— У нас был положительный опыт сотрудничества в делах, открытых по факту предложения взятки детективам НАБУ. Утечек информации не было. Лиц, которые предлагали взятку, привлекли к ответственности, дело готовят к передаче в суд. Во-вторых, они (экономический департамент ГПУ — ред.) сами обратились за помощью, потому что к них также была информация, как и у нас, о возможных коррупционных действиях. Поэтому мы решили об'объединить усилия, имея определенный опыт сотрудничества. Кстати, этот же департамент расследовал дело, когда судьи предлагали взятку Холодницкому.

- Вы же знаете, что этот департамент называется департаментом Кононенко-Грановского?

— Конечно. Но в тех делах точно не было ни Кононенко, ни Грановского.

- А вообще вы разделяете мнение, что на этот департамент имеет влияние окружения президента?

— Я разделяю мнение, что, к сожалению, прокуратура никак не может избавиться от наследства, восприятия его как политического органа. И, пожалуй, это и было первой причиной создания Антикоррупционного бюро. Но в определенных конкретных ситуациях у нас есть сотрудничество. Не так много этих примеров, но они есть, в том числе как раз и по кейсу в отношении руководителя антикоррупционной прокуратуры.

- Относительно этого кейса. Материалы на Холодницкого сейчас находятся в квалификационной комиссии прокуроров. А почему их направили туда, а не объявили ему подозрение?

— Решение о подозрении должен согласовывать прокурор, который осуществляет надзор.

- В данном случае генеральный прокурор.

— Да.

- То есть это не вы даете подозрение в этом производстве?

— Нет.

- По вашему мнению, какова вообще перспектива сохранения Холодницкого на должности?

— Я не хочу делать прогнозы, потому что это может повлечь определенные спекуляции, и может быть воспринято как давление. По моему мнению, те действия, которые были совершены, не совместимы вообще с прокурорской работой. Мы свое мнение сформировали в заявлении в КДКП. Материалы, полученные нами процессуальным способом, переданы в Генеральную прокуратуру для оценки в ходе расследования. Надеюсь, что там не будет политики, а будет взвешенное решение, которое будет полностью основываться на законе.

- У вас есть дело, в рамках которого Холодницкого прослушивали?

— Конечно, мы же не могли его незаконно слушать. То есть, было решение суда,

- А что это вообще за дело?

— Дело по заявлению лица по поводу коррупционных действий руководителя САП. И в рамках дела было получено разрешение суда на проведение НСРД.

- Касалось ли это дело генерала налоговой Станислава Денисюка, который был задержан Военной прокуратурой?

— Это совсем другое дело, и я с удивлением читал новости, в которых пытались связать эти два дела.

- Фигурировал ли в этой ситуации глава Военной прокуратуры Анатолий Матиос?

— Нет.

- Все же жалоба в КДКП больше выглядит так, будто это попытка снизить градус. Возможно, вы ищете пути примирения с Холодницким?

— Есть определенный объем материалов, полученных в результате проведения негласных следственных действий. По нашему мнению, часть из них подпадает под уголовную ответственность, а часть — под действие дисциплинарного устава. Поэтому и ведется расследование, которое должно дать оценку утечки информации

- Юрий Луценко знал о ситуации с Холодницким?

— Не знал. На самом деле получение разрешения в Апелляционном суде на проведение негласных следственных действий совсем не означает, что эти действия будут реализованы. Есть лица, которые очень активно следят за безопасностью. Поэтому, до разоблачения этой аппаратуры, ни один работник ГПУ об этом не знал.

- Вопрос относительно “пленок Онищенко”. Это дело развивается уже очень давно. Скажите, когда вы начинали его расследовать, вы знали, что он является конфидентом Порошенко? Человеком, который напрямую общается с президентом, решает определенные вопросы.

— Напомню, что возможность полноценно проводить расследование детективы НАБУ получили только после запуска Специализированной антикоррупционной прокуратуры, руководитель которой был назначен 30 ноября 2015 года. К тому моменту детективы нарабатывали материалы, анализировали информацию из открытых источников, в том числе журналистские расследования. И по поводу “скважин Онищенко” было очень много материалов. То, что это сомнительная схема, когда газ выходит по минимальной цене из совместной деятельности с государственным предприятием, через ряд “прокладок” выходит на рынок уже по рыночной цене, а разница присваивается, было видно без глубокого расследования. Но расследование, которое стало возможным после назначения процессуального руководителя в деле, должно установить круг всех лиц, причастных к построению и реализации схемы. Поэтому когда были назначены прокуроры, это дело стало одним из первых, сведения о котором внесены в ЕРДР.

В ходе расследования мы не исследовали, где Онищенко ходит, кому он платит или не платит. Мы исследовали исключительно схему. Но когда накануне голосования в парламенте относительно лишения депутатского иммунитета Онищенко не вернулся в Украину, когда он трижды или дважды регистрировался на рейс, но затем отменял регистрацию, тогда мы поняли, что, видимо, определенные политические торги имели место. Однако, когда я уже был в парламенте, то понял, что все-таки решение будет положительным, и так оно и вышло.

- А каким образом вы видели, что он зарегистрировался на рейс?

— А мы же брали данные.

- Из “Украэроруха”?

— Получали данные как правоохороннний орган, в пределах своей компетенции.

- То есть вы не знали, что он поддерживал особые отношения с Порошенком?

— Это не было предметом нашего расследования. Для нас важно, находится ли действие в рамках закона, или нарушает его. А кто с кем ведет переговоры для нас не является главным.

- Сейчас Онищенко начал говорить и публиковать материалы об очень интересных фактах закрытия уголовных дел в отношении Николая Злочевского, истории компании “Нефтегаздобыча”. Вас это интересует?

— В работе детективов НАБУ есть ряд производств, в которых расследуются коррупционные схемы в ТЭК. Потому что топливно-энергетический комплекс — это очень коррумпированная сфера, и первое же наше расследование, которое касалось так называемой “газовой схемы Онищенко”, это показало.

Что касается действий Злочевского, то расследование велось в рамках двух дел. Одно дело касалось выдачи разрешений на разработку месторождений, другое — закупки определенного оборудования, и не была связана с этими месторождениями. Относительно последней, которая касалась закупок, детективы сейчас выходят на определенные подозрения. А вот по поводу разрешений, к сожалению, САП закрыла уголовное производство. Хотя мы хотели довести его до конца. Это дело было передано НАБУ генеральным прокурором Виктором Шокиным еще до вступления в силу нормы, по которой все дела, расследованные до появления НАБУ, должны были остаться в ГПУ. Детективы тогда решили это производство оставить в НАБУ и продолжать расследование. Дело не простое, и тогда велась определенная дискуссия с Антикоррупционной прокуратурой, но почему-то САП взяла на себя ответственность и закрыла его.

- Важный нюанс дела Онищенко — это история с ценными бумагами оффшорной компании Quickpace Limited на счетах в “Ощадбанке”, которые якобы исчезли. Вы их арестовали по делу Онищенко, а Краматорский суд конфисковал их в госбюджет как деньги окружения Виктора Януковича. Наши источники рассказывали, что вроде бы вы выходили на Онищенко с предложением пойти на сделку со следствием, и он должен был компенсировать убытки Украине в рамках своего дела средствами этой компании. Однако эти средства были конфискованы Краматорским судом, и это было основанием для конфликта с Генпрокуратурой. Это правда?

— Нет, это не правда. Это достаточно публичная информация. Во-первых, мы не можем предлагать сделку о признании вины, потому что это соглашение подписывает только прокурор. Во-вторых, кроме опосредованных, через неуплаченные налоги, государство понесло и прямые убытки из-за действия Онищенко и его группы. Поэтому такие переговоры не велись.

Об этой ситуации с ценными бумагами Quickpace Limited мы узнали, когда проводили обыск в так называемой “приемной Онищенко”, в которой, на самом деле осуществлялось управление фиктивными компаниями, которые обеспечивали функционирование схемы. Эти ценные бумаги связывали с Сергеем Арбузовым, а мы изъяли документы, что их выкупили Павел Фукс и Александр Онищенко. Были наложены аресты на эти активы, и мы рассчитывали, что после вынесения приговора, их используют для погашения убытков, причиненных коррупционными действиями. Но переговоров по поводу того, чтобы это погашение убытков было использовано как соглашение, не было. К сожалению, потом мы увидели, что эти средства частично вошли в знамениое решение Краматорского суда, хотя на то время они были арестованы в рамках нашего дела. Но сейчас эти средства в бюджете.

- Вы говорили, что вы изъяли документы в отношении Фукса и Онищенко. Такие документы фигурировали в громком расследовании телеканала Аль-Джазира. Это вы их слили?

— Нет.

- А у вас есть предположения, откуда Аль-Джазира могла их взять этот материал?

— У меня предположений нет, но где-то за месяца четыре до появления этого материала, они приезжали сюда и брали у меня комментарий. И когда они брали у меня комментарий, я почувствовал, что у них что-то есть. Первый раз об этих фактах я говорил на парламентских слушаниях, которые состоялись в 2016 году.

- Я слышал мнение о том, что новое руководство “Укргаздобычи” было очень заинтересовано в том, чтобы разорвать договоры о совместной деятельности. И активизация дела против Онищенко в целом также напоминала помощь в этом процессе.

— Да, частично это и было сделано.

- Откуда у вас такое хорошее взаимодействие с командой главы НАК “Нафтогаз” Андрея Коболева и главы ”Укргаздобычи” Олега Прохоренко?

— На самом деле, когда мы начали расследовать это дело, мы понимали, что только арест членов преступной группировки не обеспечит желаемого результата, если не уничтожить первопричину этой схемы. А первопричина — это совместная деятельность. НАБУ и “Укргаздобыча” подали иски об отмене соглашений о совместной деятельности, и суд их удовлетворил. Схема ликвидирована. Но я понимаю, что есть определенные конспирологические версии.

Однако НАБУ по закону имеет полномочия не только арестовывать, задерживать и расследовать, но и принимать меры по устранению причин и условий, способствующих коррупционной схеме. И тогда пригласили представителей “Укргаздобычи”, фактически еще до наших арестов они занимались этим вопросом. Поэтому была налажена коммуникация между детективами и представителями “Укргаздобыча”, которые занимались этим вопросом. И совместными усилиями мы довели дело до конца.

- Просто больше никто из бенефициаров совместной деятельности не стали фигурантами ваших производств — ни Юрий Бойко, ни Ярослав Москаленко, ни Сергей Кацуба.

— Во-первых, часть дел расследуется в ГПУ, об этом нужно не забывать.

Во-вторых, само дело касалось не столько “Укргаздобычи”, а конкретной схемы. Сейчас у нас есть расследование по другим договорам о совместной деятельности.

- То есть вы и дальше будете расследовать совместную деятельность, и можно предполагать, что и Москаленко, и Бойко станут фигурантами?

— На примере дела Онищенко мы увидели, что совместная деятельность — это негативное явление. Это фактически искусственное создание коррупционной схемы.

- А если предположить, что люди действительно вложили какие-то средства, строили вместе с государством объекты?

— Мы этого не видели. Вот если на примере дела Онищенко, там такого ничего не было.

- А на примере других?

— Это тайна досудебного расследования.

- Было очень много скандалов вокруг агентов НАБУ, или людей, которые называют себя агентами. Также были инициативы по предоставлению НАБУ большей самостоятельности, в частности, в вопросах негласных розыскных действий. Вы будете продолжать сотрудничество с агентами, или уже обожглись и все?

— Во-первых, нужно разделять понятия “агент” и понятие “штатный негласный сотрудник”. Штатный негласный сотрудник — это лицо, которое находится в штате НАБУ, но данные об этом скрыты, и он может выполнять специальное задание. Агент — это лицо, которое сотрудничает с НАБУ. К сожалению, это немного такое советское определение. Есть еще институт обличителей, это другое. Обличители — это те люди, которые сообщают о коррупции, а агенты — это люди, которые по различной мотивации передают информацию в правоохранительные органы, не только о коррупции. И, честно говоря, я не совсем понимаю, что имеется в виду “обожглись”.

- Были громкие скандалы — агент Катерина, агент Сергей...

— А какие скандалы были? Было специальное задание, которое выполняла Катерина. Она, по-моему, очень удачно его выполнила, и тот видеоряд, который мы показывали, это подтверждает. Я не согласен, что это скандал. Скандал по отношению к тем фигурантам, которые там проходили.

- А насчет агента Сергея, который работал с чиновницей Государственной миграционной службы Диной Пимаховою?

— Это не скандал, это как раз срыв, и недавнее задержание сотрудника СБУ (речь идет о разоблачении чиновника СБУ, — ред.) объясняет почему так произошло. К сожалению, в миграционной службе есть огромные проблемы с предоставлением гражданства, с предоставлением документов, которые дают право на проживание на территории Украины. И в этих проблемах принимают участие представители СБУ. Работник СБУ, которого разоблачило НАБУ, вместо того, чтобы проводить расследование по поводу людей, которые незаконно получают документы, которые дают право на проживание на территории Украины и привлекать за это ответственных лиц из миграционной службы, он с каждого такого субъекта получал по 3 тысячи долларов. Это как раз и является ответом на вопрос почему департамент СБУ сорвал нам эту операцию (по Пимаховой, — ред.). И кстати, это угроза не только для Украины, но и для других государств, которые нам предоставили безвизовый режим.

Во-вторых, это задержание как раз происходило силами того же самого подразделения, где работают негласные штатные сотрудники. Поэтому это миф, что будто бы это подразделение ликвидировано в ходе той сомнительной операции. Это подразделение работает, и недавнее задержание это подтверждает.

- СБУ показывала видеоряд с обыска на конспиративной квартире НАБУ во следственных действий по делу Пимаховой. Там были изъяты паспорта других государств. Ваши сотрудники используют иностранные документы?

— Есть такое понятие, как документы прикрытия. И, не смотря на то, что СБУ ответственна за сохранение государственной тайны, они как раз тогда и нарушили закон, разгласив сведения. Это был настолько низкий поступок, что я до сих пор его не понимаю. Но после задержания сотрудника СБУ я понял, почему так произошло. Причина в том, и мы об этом говорим уже третий год подряд, что всех субъектов, которых мы слушаем, видит СБУ.

- То есть вы будете настаивать на том, чтобы иметь право на отдельную прослушку?

— Настаивали, настаиваем и будем настаивать. На днях у меня был разговор с руководителем польского центрального антикоррупционного бюро. Они не понимают, почему у нас такая проблема с “прослушкой”. ЦБА имеет право на автономное прослушивание, и с Польшей ничего не произошло.

- Только первый директор польского антикоррупционного бюро в тюрьме оказался.

— А сейчас он там работает в парламенте, он оправдан полностью.

- Вернемся к вопросу “черной кассы Партии регионов”, которая касалась нескольких эпизодов. В частности, Михаила Охендовского, который продолжает возглавлять Центральную избирательную комиссию, и было дело Пола Манафорта. На каких этапах эти два эпизода?

— У нас никогда не было дела по Манафорту, это очередная спекуляция. Действия Манафорта, насколько я знаю, ФБР расследует, достаточно широко это все освещается. Что касается так называемой “черной бухгалтерии”, я немного напомню, как появилось это дело. Генерал Трепак (Виктор Трепак, бывший сотрудник СБУ, — ред.) якобы нашел под дверью своей квартиры какие-то бумаги. Никто не знает, какая это, на самом деле, часть всего массива данных.

- Часть еще Сергей Лещенко принес.

— Нам — нет. Он демонстрировал ее, но эти материалы были среди тех, которые предоставил Трепак. И было начато расследование. Когда мы начали допрашивать свидетелей, начали изучать как вообще проходил процесс выдачи этих средств, поняли, что там было много платежей, которые не имели коррупционной окраски. Но те выдачи, которые были сомнительными, пересекались с уголовными производствами, которые расследовал департамент Горбатюка (департамент специальных расследований ГПУ, который ведет дела Майдана — ред.), в частности, в отношении судей Конституционного Суда. Кстати, это уникальная ситуация, когда судьи Конституционного Суда, находясь фактически под следствием, до сих пор занимают свои должности. Это только в Украине такое может быть. Мы тогда провели определенную коммуникацию, после чего САП решила передать это производство для об'единения с остальными делами по этой же теме, которые расследует ГПУ. Наших детективов включили в состав следственной группы департамента Горбатюка, и сейчас они совместно проводят расследование.

Но отдельно было выделено дело в отношении главы Центральной избирательной комиссии. Несмотря на то, что, по нашему мнению, мы собрали достаточно доказательств для того, чтобы это дело направить в суд, в антикоррупционной прокуратуры было другое мнение. Они остановили расследование в этом производстве в связи с направлением международных правовых поручений других государств. Хотя на тот момент почерковедческая экспертиза уже подтвердила подлинность подписи Охендовского, и мы видели, что в тот же день, когда сделана запись о выплате ему средств в так называемой “амбарной книге”, на его карточку приходили деньги. Детективы были готовы заканчивать это дело. Но без прокурора детектив это сделать не может, однако мнение прокуратуры было другим. Недавно суд отменил решение о приостановке расследования, оно восстановлено, поэтому мы будем настаивать на том, чтобы подозрение было окончательно объявлено, и чтобы это дело пошло в суд. Подозреваемый пока от должности не отстранен: к сожалению, есть очень много таких должностей в государстве, когда очень трудно наработать механизм отстранения.

- На каком этапе дело против братьев Дубневичей? Почему вы не передаете его в суд?

— Дело в принципе на завершающей стадии, подозрение объявлено, экспертиза, которая устанавливает ущерб, выполнена (речь идет о деле по факту завладения более 300 млн куб м газа на сумму более 1,4 млрд грн, в которых фигурируют ООО “Энергия-Новый Роздол”, ООО “Энергия-Новояворовск” и ООО “Энергия”, конечными бенефициарами которых считают братьев Дубневичей, — ред.). Будем передавать.

- Братьев Дубневичей там может не быть?

— Это будет зависеть от результатов следственных действий. Мы видим сейчас, что выгодоприобретатели от этой схемы они. Работа продолжается.

- Вы продолжаете заниматься делом Екатерины Рожковой, заместителя главы Национального банка?

— У нас есть два больших дела, которые касаются действий должностных лиц Национального банка Украины. Первое дело касается вывода средств при участии австрийского банка Meinl. Это большое дело, таких еще в Украине не было.

Второе, это дело, которое касается событий вокруг Приватбанка, действий его учредителей и должностных лиц НБУ накануне принятия решение о национализации. В обоих производствах проверяются, среди прочего, на возможную причастность к совершению преступлений работники Национального банка.

- И, в частности, Рожкова?

— Не могу этого исключать.

Сергей ЩЕРБИНА