Амбиции Кудрина

Выступление министра финансов Алексея Кудрина на VIII Красноярском экономическом форуме вызвало немалый резонанс в экспертных и общественно-политических кругах. Как это обычно бывает, каждый из комментаторов обращает внимание на то, что ему в выступлении ближе. Не буду встревать в дискуссию по существу затронутых вопросов: мои взгляды на государственную бюджетную политику не будут достаточно компетентными и интересными для читателя. Но не могу пройти мимо одной, казалось бы, второстепенной, но очень показательной детали в выступлении. А именно, оценки министром финансов и вице-премьером Кудриным итогов прохождения нашей страной мирового экономического кризиса. “Россия за счет серьезного резерва, накопленного до кризиса, прошла его лучше, чем многие другие страны. Это несмотря на то, что риски для российской экономики были даже выше, чем для многих других”, — так дословно сказал Алексей Леонидович Кудрин.

И это, по-видимому, не только его личная позиция. Об успехах России в преодолении кризиса не раз с гордостью говорили и другие представители руководства страны. Складывается впечатление, что наши руководители в этом вопросе не лицемерят, а говорят то, что думают. Вот это-то меня и пугает, потому что показывает отсутствие у членов нашего правительства должных амбиций. И ведь нельзя сказать, что Кудрин говорит неправду. Некоторые страны действительно пережили кризис хуже, чем мы. Но почему нам предлагают равняться на худший пример, который являют собой десяток-другой отстающих аутсайдеров, а не на добрую сотню стран, которые преодолели кризис лучше нас?

Приведу данные из декабрьского 2010 года доклада “Бюджетная политика: после кризиса” Евсея Гурвича, руководителя Экономической экспертной группы при правительстве Российской Федерации. Содержательные выводы этого доклада о рисках российской бюджетной политики в целом созвучны с теми, что сделал в своем выступлении министр Кудрин. Вот только приведенный в докладе статистический анализ достаточно строго показывает место России в выборке стран по степени тяжести последствий кризиса. И кудринское оценочное суждение “лучше, чем многие другие страны” у Гурвича наполняется конкретным количественным и качественным содержанием.

Гурвич анализирует воздействие кризиса на экономику различных стран по трем основным показателям: влиянию на экономический рост, на состояние государственного бюджета и на величину вынужденных государственных расходов по преодолению кризиса. Так вот, согласно упомянутому исследованию, Россия заняла “почетное” десятое место в списке стран с максимальным негативным эффектом кризиса на темпы экономического роста. Еще в большей степени, чем в России, темпы экономического роста (по показателю ВВП в реальном выражении) в 2008—2009 годах из-за кризиса снизились в Латвии, Эстонии, Литве, Украине, Армении, Азербайджане, Грузии, Ирландии и в Анголе. Экономический рост во всех остальных странах мира оказался менее чувствительным к воздействию мирового кризиса.

Методология, используемая Гурвичем, еще щадит нашу национальную гордость. Например, Грузия, Азербайджан и Ангола были отнесены к странам, пострадавшим от кризиса сильнее, чем Россия не потому, что их экономика больше сократилась, а потому что у них из-за кризиса сильнее замедлились темпы экономического роста по сравнению с докризисными ожиданиями. Например, если бы не мировой кризис, то среднегодовые темпы роста азербайджанского ВВП в 2008—2009 годах были бы 19,4%, а из-за кризиса они снизились до 10%, хотя экономика страны продолжала расти. Другими словами, по показателю фактического падения ВВП в период 2008—2009 годах. Россия заняла бы не 10-е, а 7-е место в списке наиболее пострадавших от кризиса экономик мира.

По влиянию кризиса на государственный бюджет Россия тоже едва ли не “впереди планеты всей”. Министр Кудрин в своем выступлении отмечал, что федеральный бюджет у нас в 2008-м году был сведен с профицитом 4,1% от ВВП, а в 2009 году — уже с дефицитом 5,9%. Изменение бюджетного баланса за год составило 10%, и Кудрин справедливо считает это признаком уязвимости нашей бюджетной политики, да и всей модели экономического развития.

А как Россия смотрится в этом отношении на фоне других стран? Гурвич в своем докладе приводит данные об изменении бюджетных балансов большой группы стран в 2010-м году по сравнению с 2007-м годом (для целей исследования сравнение с докризисным 2007-м годом более корректно, чем с 2008-м годом, в котором кризис уже начался и потому успел сказаться на бюджете). Для России это изменение в сторону ухудшения состояния государственного бюджета составило за рассматриваемый период 10,8% от ВВП. Для группы экономически развитых стран аналогичный показатель ухудшения бюджетного баланса составил 7% от ВВП (в том числе в США 8,4%, в странах зоны евро в среднем 6,1%). В группе развивающихся стран бюджетный баланс ухудшился в среднем на 4,2% от ВВП, в том числе в Китае на 3,8%, в Индии на 5,4%. В Бразилии за период наблюдения бюджетный баланс даже улучшился (бюджетный дефицит сократился) на 0,9% от ВВП.

И наконец, эксперты под руководством Гурвича сопоставили антикризисные налогово-бюджетные расходы по странам. В России “стоимость” антикризисных правительственных мер в среднегодовом выражении оценивалась в 4,5% от ВВП в 2009-м году и в 5,3% в 2010-м году. Это больше, чем в любой другой из крупнейших экономик мира, входящих в “Группу 20” (среднегодовой показатель 2,1% от ВВП, в среднем по “Группе 20” в 2009—2010 гг.). Другими словами, в России на преодоление кризиса государство затрачивало больше средств, чем в других странах, но, несмотря на это, наша экономика пострадала от кризиса относительно сильнее большинства других. Вынужден признать этот факт без всякого злорадства: я привык радоваться успехам моей страны и болезненно переживать её неудачи.

Выступление министра финансов Алексея Кудрина на VIII Красноярском экономическом форуме вызвало немалый резонанс в экспертных и общественно-политических кругах. Как это обычно бывает, каждый из комментаторов обращает внимание на то, что ему в выступлении ближе. Не буду встревать в дискуссию по существу затронутых вопросов: мои взгляды на государственную бюджетную политику не будут достаточно компетентными и интересными для читателя. Но не могу пройти мимо одной, казалось бы, второстепенной, но очень показательной детали в выступлении. А именно, оценки министром финансов и вице-премьером Кудриным итогов прохождения нашей страной мирового экономического кризиса. “Россия за счет серьезного резерва, накопленного до кризиса, прошла его лучше, чем многие другие страны. Это несмотря на то, что риски для российской экономики были даже выше, чем для многих других”, — так дословно сказал Алексей Леонидович Кудрин.

И это, по-видимому, не только его личная позиция. Об успехах России в преодолении кризиса не раз с гордостью говорили и другие представители руководства страны. Складывается впечатление, что наши руководители в этом вопросе не лицемерят, а говорят то, что думают. Вот это-то меня и пугает, потому что показывает отсутствие у членов нашего правительства должных амбиций. И ведь нельзя сказать, что Кудрин говорит неправду. Некоторые страны действительно пережили кризис хуже, чем мы. Но почему нам предлагают равняться на худший пример, который являют собой десяток-другой отстающих аутсайдеров, а не на добрую сотню стран, которые преодолели кризис лучше нас?

Приведу данные из декабрьского 2010 года доклада “Бюджетная политика: после кризиса” Евсея Гурвича, руководителя Экономической экспертной группы при правительстве Российской Федерации. Содержательные выводы этого доклада о рисках российской бюджетной политики в целом созвучны с теми, что сделал в своем выступлении министр Кудрин. Вот только приведенный в докладе статистический анализ достаточно строго показывает место России в выборке стран по степени тяжести последствий кризиса. И кудринское оценочное суждение “лучше, чем многие другие страны” у Гурвича наполняется конкретным количественным и качественным содержанием.

Гурвич анализирует воздействие кризиса на экономику различных стран по трем основным показателям: влиянию на экономический рост, на состояние государственного бюджета и на величину вынужденных государственных расходов по преодолению кризиса. Так вот, согласно упомянутому исследованию, Россия заняла “почетное” десятое место в списке стран с максимальным негативным эффектом кризиса на темпы экономического роста. Еще в большей степени, чем в России, темпы экономического роста (по показателю ВВП в реальном выражении) в 2008—2009 годах из-за кризиса снизились в Латвии, Эстонии, Литве, Украине, Армении, Азербайджане, Грузии, Ирландии и в Анголе. Экономический рост во всех остальных странах мира оказался менее чувствительным к воздействию мирового кризиса.

Методология, используемая Гурвичем, еще щадит нашу национальную гордость. Например, Грузия, Азербайджан и Ангола были отнесены к странам, пострадавшим от кризиса сильнее, чем Россия не потому, что их экономика больше сократилась, а потому что у них из-за кризиса сильнее замедлились темпы экономического роста по сравнению с докризисными ожиданиями. Например, если бы не мировой кризис, то среднегодовые темпы роста азербайджанского ВВП в 2008—2009 годах были бы 19,4%, а из-за кризиса они снизились до 10%, хотя экономика страны продолжала расти. Другими словами, по показателю фактического падения ВВП в период 2008—2009 годах. Россия заняла бы не 10-е, а 7-е место в списке наиболее пострадавших от кризиса экономик мира.

По влиянию кризиса на государственный бюджет Россия тоже едва ли не “впереди планеты всей”. Министр Кудрин в своем выступлении отмечал, что федеральный бюджет у нас в 2008-м году был сведен с профицитом 4,1% от ВВП, а в 2009 году — уже с дефицитом 5,9%. Изменение бюджетного баланса за год составило 10%, и Кудрин справедливо считает это признаком уязвимости нашей бюджетной политики, да и всей модели экономического развития.

А как Россия смотрится в этом отношении на фоне других стран? Гурвич в своем докладе приводит данные об изменении бюджетных балансов большой группы стран в 2010-м году по сравнению с 2007-м годом (для целей исследования сравнение с докризисным 2007-м годом более корректно, чем с 2008-м годом, в котором кризис уже начался и потому успел сказаться на бюджете). Для России это изменение в сторону ухудшения состояния государственного бюджета составило за рассматриваемый период 10,8% от ВВП. Для группы экономически развитых стран аналогичный показатель ухудшения бюджетного баланса составил 7% от ВВП (в том числе в США 8,4%, в странах зоны евро в среднем 6,1%). В группе развивающихся стран бюджетный баланс ухудшился в среднем на 4,2% от ВВП, в том числе в Китае на 3,8%, в Индии на 5,4%. В Бразилии за период наблюдения бюджетный баланс даже улучшился (бюджетный дефицит сократился) на 0,9% от ВВП.

И наконец, эксперты под руководством Гурвича сопоставили антикризисные налогово-бюджетные расходы по странам. В России “стоимость” антикризисных правительственных мер в среднегодовом выражении оценивалась в 4,5% от ВВП в 2009-м году и в 5,3% в 2010-м году. Это больше, чем в любой другой из крупнейших экономик мира, входящих в “Группу 20” (среднегодовой показатель 2,1% от ВВП, в среднем по “Группе 20” в 2009—2010 гг.). Другими словами, в России на преодоление кризиса государство затрачивало больше средств, чем в других странах, но, несмотря на это, наша экономика пострадала от кризиса относительно сильнее большинства других. Вынужден признать этот факт без всякого злорадства: я привык радоваться успехам моей страны и болезненно переживать её неудачи.

Получается, что руководители нашей страны считают успехом то, что большинство её граждан признали бы неудачей. Ну, это как если бы российская хоккейная сборная перестала попадать на чемпионаты мира, не проходя отборочных турниров, а наше правительство считало бы это успехом на том основании, что мы продолжаем играть лучше национальных хоккейных команд “многих других стран”, например, из Южной Америки или из Африки. Пример с хоккеем показался читателю абсурдным? А входить в десятку наиболее уязвимых для воздействия внешних шоков экономик мира и считать это успехом — это разве не выглядит абсурдным? А не считать национальным позором и мириться с тем, что согласно признанным международным рейтингам Россия занимает 146-е место в мире по степени зараженности коррупцией (то есть хуже, чем у нас уровень коррупции только в 34 странах из 180, участвующих в выборке)?

Впрочем, мироощущение правящих элит меняется со сменой поколений. Если в XVIII—XIX веках руководство нашей страны ставило перед собой цель превзойти “передовую Европу”, а большую часть ХХ столетия — “догнать и перегнать Америку”, то в начале XXI века запросы стали более скромными, например, “догнать Португалию по уровню ВВП на душу населения”. Можно, конечно, посмеяться над наивностью и заблуждениями руководителей прошлых времен, осуждать их за ошибки и просчеты. Но цели ставились поистине масштабные: праведные и неправедные, истинные и ложные, великие и смешные — но всегда амбициозные. Ведь чем ниже человек устанавливает для себя уровень требований и устремлений, тем меньшего он и достигает — таков закон жизни. Если не стремиться к лидерству и совершенству: морально-нравственному, интеллектуальному, профессиональному — да еще обманывать себя, выдавая посредственный результат за успех, то выше уровня посредственности и не подняться.

Получается, что руководители нашей страны считают успехом то, что большинство её граждан признали бы неудачей. Ну, это как если бы российская хоккейная сборная перестала попадать на чемпионаты мира, не проходя отборочных турниров, а наше правительство считало бы это успехом на том основании, что мы продолжаем играть лучше национальных хоккейных команд “многих других стран”, например, из Южной Америки или из Африки. Пример с хоккеем показался читателю абсурдным? А входить в десятку наиболее уязвимых для воздействия внешних шоков экономик мира и считать это успехом — это разве не выглядит абсурдным? А не считать национальным позором и мириться с тем, что согласно признанным международным рейтингам Россия занимает 146-е место в мире по степени зараженности коррупцией (то есть хуже, чем у нас уровень коррупции только в 34 странах из 180, участвующих в выборке)?
# Впрочем, мироощущение правящих элит меняется со сменой поколений. Если в XVIII—XIX веках руководство нашей страны ставило перед собой цель превзойти “передовую Европу”, а большую часть ХХ столетия — “догнать и перегнать Америку”, то в начале XXI века запросы стали более скромными, например, “догнать Португалию по уровню ВВП на душу населения”. Можно, конечно, посмеяться над наивностью и заблуждениями руководителей прошлых времен, осуждать их за ошибки и просчеты. Но цели ставились поистине масштабные: праведные и неправедные, истинные и ложные, великие и смешные — но всегда амбициозные. Ведь чем ниже человек устанавливает для себя уровень требований и устремлений, тем меньшего он и достигает — таков закон жизни. Если не стремиться к лидерству и совершенству: морально-нравственному, интеллектуальному, профессиональному — да еще обманывать себя, выдавая посредственный результат за успех, то выше уровня посредственности и не подняться.

Дмитрий ТУЛИН