Борис Березовский: Я так понимаю, он так и не узнал причину своей смерти.

КАССЕТА №4

— Продолжение интервью с Борисом Березовским. Мы в центральном полицейском участке. 13:20, пятница 30 марта 2007 года. Борис, мы ни о чем не разговаривали в то время, когда меняли кассету?

— Нет.

 —  Присутствуют все те же люди. Еще раз повторю, что вы не находитесь под арестом, на вас не распространяются предупреждения, вы свободны уйти из этой комнаты тогда, когда заходите. И вы не обязаны отвечать ни какие вопросы. Вы понимаете?

— Да.

—  Где вы находились 31 октября 2006 года, 1, 2 и 3 ноября 2006 года?

— 31 октября 2006 г. и вплоть до позднего вечера 1 ноября 2006 года я находился в Лондоне. 1 ноября поздно вечером я улетел за границу. И 31 октября и 1 ноября я был в офисе.

— Мы уже говорили с вами о том, встречались ли вы с Луговым и Сашей в эти дни.

— Да.

 —  Вы знаете, где был Саша в эти дни?

— Мне известно только про 1 ноября, поскольку 1 ноября Саша приходил ко мне в офис и размножил там те документы, которые получил, как сегодня я знаю, от Скарамеллы. Он размножил эти копии и оставил копии мне. Следующая встреча с ним у меня состоялась, когда я вернулся из-за границы. Он уже был в больнице. В первом госпитале, Barnet Hospital.

 —  Вы рассказали, что он уже встретился со Скарамеллой 1 ноября в суши-баре?

— Я еще раз хочу сказать, что документы, которые он получил, он получил от итальянца. И только после того, как я уже встретил его в госпитале, он назвал мне фамилию и сказал, что итальянца зовут Скарамелла.

 —  Где еще были у него встречи с этот день и с кем еще он встречался?

— 1 ноября он мне не сказал ни о чем, кроме встречи со Скарамеллой. Но когда я приехал к нему в госпиталь, он сказал, что в этот день он встречался не только со Скарамеллой, но и с Луговым, и другими людьми в гостинице Millennium.

— Что он вам сказал об этой встрече?

— Он сказал, что он считает, что именно на этой встрече его отравили. Он сказал, что он встретил там Лугового и еще двух людей, как я понимаю, с одним он был знаком, с другим нет. Но об этом он как-то говорил не так определенно, как о самом Луговом. Он говорил в основном о встрече с Луговым. Он только сказал, что один из тех двух людей вызвал у него подозрение. И он сказал, что, по-видимому, он был отравлен чаем. Он сказал, что когда он пришел на встречу, Луговой предложил ему — Луговой или другой, Ковтун, я не понял точно — предложил ему выпить водки или вина. И он отказался, и тогда ему предложили выпить чай, который уже там стоял. И он стал пить чай, и он показался ему странным на вкус. Но он тем не менее продолжил пить. Он говорит, я сам я даже не понимаю, почему я продолжил. И когда мы с ним это обсуждали в госпитале, я сказал, что вообще это немножко странно, что тебе предлагал Луговой выпить, потому то все хорошо знают, что ты вообще никогда не пьешь. Саша действительно никогда вообще не пил. Я не видел, чтобы он выпил даже глоток алкоголя. Поэтому было понятно, что он откажется. И после этого предложить чай — это как раз логично. Тем не менее, главное, что он сказал — то, что он считает, что он был отравлен в этот момент.

 — Какие вопросы обсуждал Саша во время встречи с Луговым?

— Он мне об этом ничего не сказал.

 —  Знаете ли вы о том, страдал ли Саша от каких-то болезней?

— То, что я знаю, что он был исключительно здоровым человеком. Я знаю, что после того, как он ездил в Чечню в командировки, он выглядел очень stressed. Но тем не менее, он очень много уделял времени своему здоровью. Он никогда не пил алкоголь, никогда не курил и практически каждый день пробегал по 10 км. Иначе говоря, наоборот известно, что он был очень здоровым человеком.

—  Как себя чувствовал Саша в течение всего октября 2006 года, а также 1, 2 и 3 ноября?

— Как я уже сказал, я не так уж часто видел Сашу, я не могу точно вспомнить, когда я его видел в течение октября, вспомнить точную дату. Я с ним разговаривал по телефону, и ничего меня не смущало в этих разговорах. 1 ноября я его встретил в офисе уже. Я не заметил признаков какого-либо заболевания. Как я уже сказал, 1 ноября в ночь улетел и позвонил в офис только через несколько дней. В офисе мне сказали, что Саша отравился и в больнице. И скорее всего, он что-то съел. И я, честно сказать, не придал этому серьезного значения. Но когда я позвонил на следующий день и опять узнал, что он остался в госпитале, я уже тогда решил позвонить его жене и Ахмеду. И меня удивило, что и тот, и другая сказали, что это серьезно. Потому что, конечно, я находился под впечатлением того, что Саша говорил, что нас попытаются отравить, и я, может быть, именно в силу этого эту мысль отвергал. Но вот то, что сказала Марина, его жена, и Ахмед, было для меня очень серьезно. После этого я поговорил с Сашей по телефону и попросил сделать заявление в полицию.

 —  Когда вы узнали, что его состояние ухудшается?

— Я в это время был еще за границей. Я думаю, что это было в районе 9-10 ноября, и после этого я сразу полетел в Лондон и уже встретил его в клинике. Его состояние не показалось тяжелым. Только, конечно, меня удивило, что лицо уже стало такого желтого цвета.

—  В какой он был больнице, когда вы его впервые увидели?

— Это была первая больница, Барнет. Это на севере Лондона.

—  Вы знаете, каким был его первый диагноз?

— Да, я очень внимательно следил за этим. Действительно, в начале диагностировалось как желудочно-кишечное заболевание. И на то были основания постольку, поскольку был один из редких случаев появления бактерии в результате приема антибиотиков. Затем, когда стало ясно, что это не желудочно-кишечное заболевание, а нечто более серьезное, был привлечен специалист по таким необычным отравлениям. Это тот же самый эксперт, который диагностировал отравление Ющенко, президента Украины, диоксином. И он пришел к заключению, что это отравление таллием. Это очень сильнодействующий яд. В России он известен как крысиный яд. Насколько мне известно, было получено даже заключение о повышенном содержании таллия в организме Александра Литвиненко. Но потом и этот диагноз был отвергнут, потому что проявились признаки радиоактивного отравления. Они выражались в том, что Александр стал терять волосы, и иммунная система стала разрушаться. И симптомы уже следующей стадии отличались от симптоматики отравления таллием. Ну и до последнего момента жизни Саши никто не делал никаких заключений, чем он был отравлен. И 23 ноября вечером я был у себя дома, и мне позвонил Ахмед и сказал, что Саша ушел. Я вместе со своей женой тут же поехал в Лондон в госпиталь и мы там встретились с Ахмедом и с Сашиной семьей, Мариной и Толей. И после этого мы поехали домой к Ахмеду. Каждый раз, когда мы заходили в Сашину палату, надо было надевать специальную одежду, потому что доктора опасались, что мы можем его заразить, потому что его иммунная система была очень слабой. А оказалось, что все наоборот, что мы защищали сами себя. И мы поехали к Ахмеду домой, там просидели допоздна с Сашиной женой и его сыном. Мы с женой уехали домой, и утром рано я получил звонок от Алекса Гольдфарба. И он сказал мне, что в Сашином теле обнаружены следы полония-210, и что ночью, когда мы уже уехали с женой, приехала полиция. Приехали к дому Саши Литвиненко — это было около 3 часов ночи — и срочно эвакуировали Марину и ребенка. И опечатали дом в связи с опасностью заражения. Так я впервые узнал об отравлении Саши полонием-210.

— Вы упомянули, что Саша был в больнице Барнет. Вы знаете о том, что он был потом переведен в другую?

— Да, конечно.

 —  Вы знаете название?

— University College Hospital. Я был там.

 — Саша выходил из больницы после того, как его положили?

— Насколько мне известно, нет.

 — Вы знаете, встречался ли с кем-то Саша, пока был в больнице?

— Насколько мне известно, он встречался кроме меня и моей жены, в госпиталь приходили его жена и сын.. Его отец прилетел из России, с ними он тоже встречался. Ахмел — сын Ахмеда — и друзья, жена Ахмеда тоже приходила, кажется. В госпиталь приходил адвокат Саши. Я знаю еще его нескольких друзей, которые тоже приходили.

 — Что Саша говорил о причинах его болезни?

— Саша во время первой встречи, когда я приходил к нему в госпиталь, сказал, что он считает, что он был отравлен по приказу Путина. И скорее всего, Луговым или людьми, которые были вместе с ним. Конечно, он считал, что он выживет практически до последнего дня. И он сказал, напомнил мне, что он говорил, что именно так и произойдет. Потому что невозможно, чтобы Путин написал приказ об уничтожении врагов за границей и им не воспользовался. Ну и помимо этого он мне сказал, что прикоснулся к очень серьезной информации, которая указывает непосредственно на преступления Путина и его бизнес-партнеров.

— Он оставил об этом какие-то письма или записи?

— То, что мне известно — то, что мне сообщила жена Гольдфарба и жена Саши, Марина, что за один-два дня до смерти он написал письмо, в котором высказал свое понимание того, что с ним произошло. И его понимание состояло в том, что лично Путин отдал приказ его убить.

—  Что он сказал об обстоятельствах, во время которых он мог быть в контакте с полонием?

— Я так понимаю, он так и не узнал причину своей смерти. И, конечно, ни о каком полонии, ни о каких радиоактивных материалах никогда ничего не говорил. Как я понимаю, не говорил потому, что никогда к ним отношения не имел.

 — Он называл человека, который может быть причастен к его отравлению?

— Я уже говорил об этом. Он называл имя Лугового и тех людей, которые с ним были.

— Какая была связь между Сашей и этими людьми?

— Он мне не рассказывал о связи с другими людьми, кроме как о связи с Луговым.

 —  С какой целью, по его мнению, они могли совершить это действие?

— По мнению Саши, у них было две основных мысли. Первая состояла в том, что с одной стороны, он оторвался от ФСБ, и поэтому ФСБ хотела показать, что ни один человек не может из этой организации добровольно уйти. Особенно не просто уйти, а пойти против этой организации. И вторая причина — то, что он расследовал очень серьезные преступления, в которые было вовлечено высшее руководство страны.

 — Что вы знаете о причинах смерти Саши?

— Вы имеет в виду с медицинской точки зрения? Практически все я уже сказал.

 —  Когда вы об этом узнали и от кого?

— Я тоже уже сказал.

 — Знаете ли вы, какое имущество, движимое и недвижимое, принадлежало Саше на момент его смерти, в том числе и денежные средства?

— Ничего об этом мне не известно, но даже если бы я знал, то ничего об этом не сказал бы.

 —  Вам известно о каких-то его банковских счетах?

— Я уже ответил на этот вопрос.

 —  Кто унаследовал имущество после смерти Саши?

— Мне ничего об этом не известно.

 —  Что вам известно об обстоятельствах болезни Ковтуна и Лугового?

— Только то, что было в СМИ. К этому могу добавить то, что после того, как Саша умер, я только один раз разговаривал с Луговым. Даже точнее, только один раз после 31 октября я разговаривал с Луговым. Это было 7 февраля. Луговой позвонил мне — как я помню, 7-го. Это было сразу после моего интервью ВВС. И спросил меня, считаю ли я, что он стоит за убийством Саши. Я сказал, что я не могу этого утверждать, что это Саша сказал мне об этом. Но что касается меня, то я, к сожалению, имею серьезные аргументы думать так. Ровно так же, как у меня есть серьезные аргументы, почему именно Путин отдавал команду убивать Сашу, а не кто-то другой.

 —  Я задал все вопросы, переданные Генпрокуратурой. Последний вопрос: вы хотите предоставить нам дополнительную информацию, которая еше не включена была в это интервью, и которая, по вашему мнению, имеет отношение к расследованию? Хотите ли вы что-то добавить?

— Если вы позволите, хочу по-другому сформулировать. Я хочу задать вопрос представителю Генпрокуратуры: есть ли ко мне еще вопросы? Я готов на них отвечать.

— Если вы хотите задавать вопросы, то эти вопросы должны проходить через нас до того, как вы их задаете. Тогда мы должны остановить это интервью, вы должны сформулировать вопросы.

— У меня уже готовы вопросы. Это часть вопросов, которые были включены, но не были заданы.

— Господин Отводов говорит, что были вопросы, которые были сформулированы, которые были приняты Скотленд-Ярдом как вопросы, которые будут мне заданы, но они не были заданы мне сегодня. То есть ничего нового по сравнению с тем, что уже есть, нет.

— Задавался вопрос, кому принадлежит помещение, в котором проживает Литвиненко. Кто и из каких средств его оплачивает и оплачивал? Имелась в виду плата за наем и коммунальные платежи. Березовский ответил на этот вопрос то, что это принадлежит ему.

— Про платежи не ответил? Насколько мне известно, все текущие платежи осуществлялись самостоятельно семьей Литвиненко.

— Был задан вопрос мистеру Березовскому. Где вы находились 31 октября, 1 ноября, 2 и 3 ноября 2006 гда. Мистер Березовский ответил, что с 31 октября до 1 ноября был в Лондоне в офисе. 1 ноября улетел за границу. Может ли мистер Березовский сказать, куда именно улетел и где находился 2 и 3 ноября?

— Я отвечу еще раз. И 31, и 1 и несколько дней до этого я был в Лондоне. Что касается 1 числа вечером, я улетел за границу Великобритании, куда — я не сказал умышленно, поскольку не хочу, чтобы ФСБ знало о моем перемещении за границу.

— Был вопрос мистеру Березовскому, задан вопрос, где находится имущество Литвиненко, в том числе на каких банковских счетах и в каких банках. Мы предоставили Скотленд-Ярду вопросы, но этот вопрос не прозвучал. Можно я его задам? Кто унаследовал это имущество после смерти Литвиненко?

— Был этот вопрос.

 —  Простите, тогда второй. Если вопрос о наследовании до сих пор не решен, кто заявляет свои права на это имущество?

— Мне ничего об этом не известно.

 —  Был еще один вопрос, который представлялся, можно я его?

— Пожалуйста.

 —  Известно ли вам, когда Литвиненко стал жаловаться на ухудшение самочувствия?

— Все, что я знаю по этому поводу, это то, что мне сообщила его жена и он сам, когда я его уже встретил в госпитале. И то, что я знаю, если вас это интересует, откройте “Коммерсантъ” и интервью Марины, которое она дала “Коммерсанту” , и это абсолютно то же самое, что она сказала мне. Там точная хронология, когда он почувствовал себя плохо, то есть я ничего к этому добавить не могу. И Саша, когда я приходил к нему, он ничего нового, ничего дополнительного по отношению к этому не сказал.