Примерно получасовой разговор президента США Дональда Трампа с кремлевским долгожителем Владимиром Путиным не мог не разогнать волну сплетен по обе стороны океана — впрочем, волн как-то по-майски ленивых.
Дело в том, что в фокусе международных СМИ находятся вовсе не российско-американские отношения, и даже не корейский кризис, а переговоры Лондона и Брюсселя, на содержание которых не может повлиять не то что Москва, но даже и Вашингтон. В европейской плоскости информационный эффект этого звонка тоже был смазан “ознакомительным” (с состоянием пациента) визитом в Россию Ангелы Меркель. И, тем не менее, определенная интрига в случае с этим телефонным разговором существует. И заключается она в этаком постепенном разворачивании американцами тематики общения своего президента с Путиным.
Сначала речь шла только о сирийском “урегулировании” — ситуация на “земле” постепенно меняется, так, к примеру, курды практически взяли Табку, а это “ключ” к сирийской столице ИГ, Ракке. Нет сомнений, что унаследовавший этот конфликт Трамп мечтает с ним покончить. Однако, это вовсе не в интересах Путина — фактически, лишь просунув ногу в ближневосточную дверь Кремль удерживает себя в глобальной политике. В другом регионе Сирии, провинции Хама, где Башар Асад сконцентрировал чуть ли не все свои войска после мартовского наступления оппозиции — все чаще гибнут российские военные. Вместе с тем, потенциал расширения российского присутствия оказался ограниченным. Что касается Трампа, то на словах он выступает против увеличения существующего американского наземного контингента. В свою очередь, турецкий правитель Эрдоган торгуется за свою долю сирийского пирога. Отсюда и превращение Сирии в долгоиграющую тему, по поводу которой можно переговариваться бесконечно — Вашингтон использует ее как канал для диалога, Москва — как новостной повод, намекающий на “неполноту” изоляции.
Позже оказалось, что беседа касалась, во-первых, возможной встречи на саммите Большой Двадцатки, а во-вторых, “краем” зацепила Северную Корею. По первому вопросу с некоторым интервалом отреагировал член американского Совбеза Майкл Энтон, сообщив, что конкретной договоренности достигнуто не было. Стоит подчеркнуть, что за этим идеологом “трампизма” следует следить внимательно — это ультраконсервативный интеллектуал с опытом работы в команде Буша-младшего, лишь недавно ставший постепенно отходить от изоляционизма (в силу объективных реалий). И если Стивена Бэннона все-таки выдавят из Белого Дома, неофициально его место займет именно рафинированный Энтон, которого можно назвать правоверным американским националистом. Что это значит на практике? То, что г-н Энтон поддержит идею удара по КНДР только в случае, скажем, обстрела воинами чучхэ американского или союзного корабля.
Отсюда, во-вторых, корейский вопрос обсуждался в разговоре по краям именно потому, что Россия (несмотря на продолжение флирта с Японией) выпала из числа игроков, способных оказаться полезными в разрешении сложившегося на полуострове кризиса. Отметим, к примеру, что недавние заходы российских военных кораблей осуществлялись в порты Южной, а не Северной Кореи, или же другое — формально, товарооборот РФ и КНДР настолько мизерен, что может не приниматься во внимание. Вероятно, дискуссия ограничилась обоюдными заверениями в стремлении к “мирному разрешению конфликта”. Потому что Трамп продолжает рассчитывать на Китай, который и впрямь, стараясь смягчить угрозу пересмотра условий торговли со стороны США, предпринял ряд довольно-таки болезненных действий по отношению к КНДР, во внешнем товарообороте которой он полностью доминирует.
Если верить официальным сообщениям, то Пекин, по сути, подверг Пхеньян полноценному эмбарго. Эмбарго касается, в частности, поставок топлива — и при этом не может не возникать вопрос, к примеру, о том, не решится ли РФ оперативно заместить эти поставки. Чтобы все же попасть в этот дальневосточный пасьянс — ведь с дипломатической точки зрения, на уровне Совбеза ООН, Москва повела себя как единственный союзник Пхеньяна. Возникает впечатление, что на данный момент Трамп и его администрация, откровенно осторожничая, учатся использовать инструментарий высокой внешней политики — и неосознанно уподобляются таким образом своим демократическим предшественникам, которые прибегали к этому арсеналу вполне осознанно.
Можно предварительно констатировать, что, несмотря на впечатляющий ракетный удар по авиабазе Шайрат, Вашингтон Трампа продолжает придерживаться стратегии “оффшорной гегемонии” Вашингтона Обамы. Неужели громогласные заявления опять рождают мышь? Ведь сегодня от округа Колумбия ожидают попыток перенесения внимания от явно провальной внутренней политики — по сути, влиятельные республиканцы по ряду весомых для избирателей причин отказываются поддерживать ликвидацию “Обамакэр” — на результативность в политике внешней. Хотя бы потому, что для США, как представляется, такие успехи могут оказаться элементарно более простыми. Однако, налицо ситуация некоего увязания — в Сирии, вокруг Кореи, в малопонятных отношениях с Европой...
По крайней мере, Белый дом опять утрачивает внешнеполитическую инициативу сравнительно с группами влияния в обеих палатах Конгресса: так, коварно поступил сенатор Коркер, остановив законопроекты в отношении новых антироссийских санкций — мол, мы верим президенту. Это с одной стороны. А с другой стороны — крупная группа парламентариев продвигает суровый санкционный законопроект по адресу Венесуэлы, ситуация в которой деградировала до уровня городской войны и массовых публичных убийств и расправ. И эти санкции — что подчеркивается — неизбежно затронут и РФ. Как одного из крупнейших — содержательно — партнеров опрокинутой в “беспредел” южноамериканской страны (в конце концов, российские фирмы сами арестовывают венесуэльскую нефть за долги!). Даже терпеливый Ватикан находится сегодня на грани отказа от посредничества в переговорах.
При всем сказанном выше, к вечеру 3 мая оказалось, что речь об Украине в разговоре между президентом Трампом и российским правителем — вероятно, тоже шла. Выяснилось это обстоятельство из обращения госсекретаря Тиллерсона к персоналу Госдепа.
Сам факт обращения, скорее всего, вызван продолжающимся недокомплектом ведомства — а его причиной служит сопротивление идеологов “ретроконсерватизма” (таких, как Бэннон, Энтон и Миллер) рекрутингу неоконов (таких как несостоявшийся первый зам госсекретаря Эллиот Абрамс). А альтернативы у республиканцев нет — не могут же они нанять демократов (неолибералов-глобалистов) из кабинетов Клинтона и Обамы! Это была бы капитуляция без условий и контрибуций, которую нельзя было бы объяснить даже относительно лояльной прессе. Только так можно интерпретировать прямое обращение главы ведомства к “коллективу”, по большому счету — это своего рода легальный “белый” темник. Что же в нем — и касаемо имевшего место разговора между Белым домом и Кремлем — содержится?
В частности, заявлено — позиция Москвы по украинскому вопросу продолжает оставаться неконструктивной. Это означает, что не меняется и позиция Вашингтона — причем, де-факто, она зафиксировалась на зарубке администрации Обамы. Возможно, новых санкций и не будет (если не будет давления со стороны Конгресса, а к нему Трамп уязвим, поскольку он очень далек от контроля над той партией, которую официально представляет в Белом доме). Используя более жесткую и прямую риторику, Рекс Тиллерсон при этом откровенно продолжает линию Обамы-Керри: мол, надо находить даже самые маленькие участки, в границах которых две ядерные державы могут сотрудничать. А ведь недавно, то ли по причинам внутреннего характера, то ли в силу попыток назвать Трампа старшим братом — российский Генштаб заявил, что США могут нанести по РФ какой-то неожиданный ядерный удар, который россияне не смогут купировать. Иными словами, точно также как в случае с Шайратом, американцы могли бы меньше стесняться в своих заявлениях и действиях в адрес России.
Но — и тут три версии: экономят усилия, примериваются и осторожничают, блюдут деловые интересы деловых групп, ныне контролирующих Белый дом. Однозначного мнения тут нет — иезуитская риторика гасит всплески “зрады” и “перемоги” в украинском случае. Как и во всех других случаях.
Дефицит конкретики преследует действующую администрацию президента США повсеместно — причем настолько, что немалый сегмент функционеров огромной количественно переходной администрации ноября-февраля просто отчалил в лоббистские конторы. А консервативные фонды начали невозбранно изгонять сторонников Трампа с ключевых должностей — именно это, к примеру, произошло в Heritage. Какие же выводы можно сделать из противоречий, пеленающих получасовой разговор Трампа с Путиным, которого в Москве ждали как манны небесной, в условиях деградации отношений на глубину Андропова, при котором и сформировался характер действующего хозяина Кремля?
Во-первых, несмотря на всю критику линии предшественников, новый Белый дом в целом продолжает именно ее (возможно, и без особого желания).
Во-вторых, как и Обама, в украинском вопросе Трамп продолжает прятаться за широкую спину Ангелы Меркель, при этом еще более явно пытаясь сделать украинский вопрос — вопросом германским. Что ж, такая позиция отдает “историзмом”.
В-третьих, и это “обновление” подоспело позже прочих — ФБР устами Джеймса Коми объявило Россию (заглаживание вины перед Клинтон и ответ на ее же недавние обвинения?) самой главной угрозой США и обвинило российских хакеров в тесном сотрудничестве с путинскими спецслужбами. Разумеется, за этими заявлениями потянулась череда предсказуемого ликования демократов и традиционных республиканцев.
Похоже, ФБР продолжает играть в свою собственную, местами странную, политическую игру. А значит, звонки Трампа в Кремль будут становиться все короче. По крайней мере, если Россия продолжит демонстрировать упрямство и непредсказуемость в сирийском, украинском, корейском и других актуальных вопросах нынешней международной повестки дня.
