Зачем Путин начал подражать Бокассе

Получасовая речь Владимира Путина на Генассамблее ООН была исполнена тоски по понятному прошлому. Настоящее представляется лидеру России непонятным и опасным. Будущее — туманным. Фактически, вся речь Путина была мольбой: дайте России место в будущем. Употребите её хоть на что-то, но только признайте стороной, с которой можно вести дела, и о чем-то договариваться. Но будет ли его мольба услышана? И могут ли страны Запада, даже при желании, позволить себе пойти на такие уступки Путину?

Начав речь с упоминания о том, как лидеры стран-победительниц приняли решение о создании ООН на встрече в Ялте, Путин, вероятно, даже не понял, на какие грабли, причем, сразу на несколько, он ненароком наступил. Хотя, не исключен и другой вариант: спичрайтеры президента пошли на это сознательно, в расчете на то, чтобы ностальгию Путина по старым и добрым временам прочувствовали и западные лидеры. К которым, Путин, собственно, и апеллировал в своей речи. Да-да, ведь это так приятно, выйти на несколько минут их нашего сложного мира в мир простой и понятный. Когда итогом войны были территориальные захваты — как, к примеру, во франко-прусской войне 1870 года. Когда государства, и лучше, конечно, монархии, были единственными субъектами международного права, безо всяких непонятных Путину международных организаций и транснациональных корпораций. Когда все решал не курс акций на бирже, а численность легкой кавалерии... или, по крайней мере, когда можно было так думать.

Аккуратно обходя острые углы, сделав низкий реверанс в сторону ООН, а заодно, рикошетом от неё, и в сторону Ялтинской системы, в которой тогдашнему кремлевскому упырю лидерами западных держав — победительниц был выделен удел для прокормления, Путин перевел разговор на то, что разноголосица мнений была в ООН всегда. И всегда было право вето, которым пользовались все его обладатели. Что такая разноголосица естественна, и необходим поиск компромисса перед лицом общих проблем. А, коли, нет компромисса — то нечего ООН и заниматься такими вопросами. Они должны быть вынесены за её пределы.

Заявив, что мир без ООН, и достигаемого внутри неё консенсуса, будет “миром эгоизма и произвола”, где не будет никаких правил кроме права сильного, а “вместо фактически независимых государств будет множиться число фактических протекторатов, управляемых извне территорий”, Путин изложил свое понимание суверенитета. По его версии — “это, прежде всего, вопрос свободы выбора для каждого человека, для народа, для государства”.

Впрочем, не торопитесь видеть в нём либерала. “Мы все разные, и к этому нужно относиться с уважением. Никто не обязан подстраиваться под одну модель развития, признанную кем-то раз и навсегда единственно правильной. Всем нам не стоит забывать опыта прошлого. Мы например помним и примеры из истории Советского Союза. Экспорт социальных экспериментов, попытки подстегнуть перемены в тех или иных странах исходя из своих идеологических установок часто приводили к трагическим последствиям”, — заявил он.

На фоне российской интервенции в Украину это заявление смотрелось вовсе не безобидно. Примерно так же, как если бы с трибуны ООН выступил воскресший Бокасса, и, обращаясь к залу на полном серьезе сказал, что людоедство — это, прежде всего, вопрос свободы выбора для каждого человека, и к этому нужно относиться с уважением. Впрочем, Бокасса, по всей вероятности, был бы искренен, произнося такую речь. И Путин тоже был искренен в своем выступлении.

Собственно говоря, приведенные цитаты исчерпывающе обрисовывают “мир по Путину”. Дальнейшая часть речи была, по сути, деловым предложением об оказании Западу услуг по выполнению наиболее неприятных работ в точках нестабильности, направленных на сохранение там статус-кво — но с учетом западных интересов. Впрочем, его предложение трудно назвать добросовестным, поскольку в нем для Запада был расставлен целый ряд ловушек. Однако это уже другая тема. А главной интригой нынешней сессии Генассамблеи ООН, как и ожидалось, стал непреодолимый разрыв между путинским пониманием мира и современными взглядами на него.

Говоря об эволюции взглядов Путина, многие вспоминают о том, что поначалу он пытался проводить демократические реформы, и лишь потом, мало-помалу, встал на диктаторские позиции. Это отчасти так... если, конечно, забыть об изнасилованной и залитой кровью Чечне, где Путин ни одной минуты демократом не был. И одновременно это не совсем так. Путин не менялся. И едва ли и смог бы меняться, как и большинство тех, кто был в молодости не учен, а лишь обучен. Он, выражаясь современным языком, прошит раз и навсегда и не подлежит перепрошивке.

Путин — продукт отката назад, случившегося в России в начале ХХ века и законсервировавшего её в форме СССР на социальном уровне середины века ХIХ. И его демократичные порывы, и его диктаторские замашки — суть две стороны одной самой медали, отчеканенной при Александре II и окончательно отделанной при Александре III. С одной стороны — народничество, где высшей формой народовластия признается сельская община, “мир”, с его косностью попранием прав отдельной личности, которую можно сломить во имя “мира во всем мире”, как сломали Чечню. Это Путин-демократ. С другой — гармония трех стихий: православия, самодержавия и народности, сплавляемых во имя Державы, которую не стыдно и надменным иностранцам показать — мы, мол, не хуже вас, и на каждую вашу механическую блоху найдем своего Левшу... Правда, блоха после этого не будет работать, но от неё и толку никакого, так, дурацкая игрушка. Зато Левша-то наш, поглядите, как немеряно крут. Это Путин — диктатор. В этих двух ипостасях, собственно, и заключен весь Путин. Весь, до последнего волоска на лысеющем черепе и последней шерстинки на дорогом костюме, пошитом на Западе, но носимом совершенно по-российски. Приглядитесь к Путину и Обаме на видеозаписях, и вы поймете, о чем я говорю.

Однако жизнь, и, шире того, история, не стоят на месте. В то время как Россия полтора века ходила по кругу, как привязанная к колышку коза, развитая часть человечества ушла далеко вперед. И даже менее развитая его часть тоже ушла вперед, так что и на её фоне Россия смотрится безнадежным анахронизмом. Свой шанс на индустриальное развитие она упустила в 30-х, когда американцы, с нуля и под ключ, построили всех “гигантов первых пятилеток”, готовя Россию на ту роль, которую играет сегодня в мире Китай. Но доктринерство тогда перевесило практические соображения. Медаль, отчеканенная при двух Александрах, оказалась повешена на чертовски крепкой ленте.

Мир ушел вперед, и в нём уже нельзя быть людоедом во имя культурной самобытности. Нельзя жить “суверенно” вне зависимости от общих правил. Нельзя вести натуральное хозяйство вне общей экономической системы. А значит, нельзя и развиваться вне общего хода развития мира, каким-то своим, особым путем и не стать при этом изгоем. Мир неоднороден, и по этой причине неравноправен. Его развитая часть, в лице технологически продвинутого Запада закономерно имеет гораздо больше прав, чем Россия, и юридических и моральных. Ровно по той же причине, по которой у взрослого больше прав, чем у неразумного ребенка, к тому же сильно отстающего в развитии. Более того, использовать такого ребенка, даже если физически он достаточно развит, во взрослых разборках не только аморально, но и просто опасно для их взрослых и потому разумных участников. И именно по этой причине взрослые на это не пойдут.

Для того, чтобы быть принятым во взрослый круг, нашему дитяти нужно уметь не только пить, курить и нецензурно выражаться, но ещё и думать, и, что самое главное, по-взрослому оценивать мир. Православно-народные сказки позапрошлого века адекватным восприятием мира в глазах Запада уже не являются. Запад за 200 лет стал на 200 лет умнее. А Россия за 200 лет проела все свои ресурсы ещё на 200 лет вперед, на такой же срок вперед испортила себе репутацию. Россия с невероятной последовательностью упустила все исторические возможности для развития — а их ей было отпущено судьбой с неслыханной щедростью.

Но Путин, застрявший в прошлом вместе с Россией, этого искренне не понимает. Путин надеется, что его увечную и глупую страну Запад сможет воспринять как партнера. Пусть как младшего, пусть даже как слугу, как чернорабочего, но всё-таки именно как социального партнера, как наемного работника, а не как плохо выдрессированную обезьяну, упустившую шанс стать человеком. В этой переоценке России, и её имиджа в глазах западных лидеров и состоит его главная ошибка.

Увы, с обезьяной не сотрудничают. Её подвергают строгой дрессировке, санкционируя выдачу пищи в зависимости от усвоения требуемых команд. И даже наличие у обезьяны гранаты, которую она, по недосмотру людей, утащила к себе в клетку, ничего, в принципе, не меняет. Шанс стать младшим партнером Запада Россия упустила уже давно, и, по всей вероятности, окончательно. Слишком большим стал цивилизационный разрыв для такого партнерства.

Сергей ИЛЬЧЕНКО