Всякая власть есть результат узурпации? Кто неправильно застегнул первую пуговицу, уже никогда не застегнется, как следует

В действительности Конституция сама по себе ничего не гарантирует — даже собственной неприкосновенности, — если в обществе и во власти (особенно!) отсутствуют традиции и ценности развитой политической культуры, механизм реальной правовой защиты и юридической ответственности. Защита конституционного строя в Украине возложена Конституцией на президента, парламент, правительство, прокуратуру, суды, особенно на формально независимый специальный судебный орган — Конституционный суд Украины (КСУ). В своем становлении и приобретении опыта конституционной юрисдикции КСУ прошел сложные периоды, особенно в годы каденции предыдущего президента. Откровенный шантаж и давление на отдельных судей и КСУ в целом не подвигли парламент, прокуратуру, судебную власть на защиту судей, их независимость. Возможно, этим объясняется покладистость в ситуациях, когда им приходится рассматривать обращения с заранее определенным результатом.

КСУ все реже демонстрирует образцы высокопрофессиональных решений на основе глубокого понимания сущности государственно-правовых явлений. Неединичные решения КСУ приобрели неприемлемое для органа конституционного надзора содержание. Достаточно напомнить взаимоисключающие решения о порядке формирования парламентской коалиции — они фактически парализовали установленный Конституцией механизм. Попутно президент был лишен двух конституционных оснований досрочного прекращения полномочий парламента. Уже эти решения КСУ явили готовность судей без внесения изменений в Основной Закон, только на основе собственных исключительно спорных выводов, фактически менять содержание и суть конкретных положений Конституции. Похоже, отсутствие надлежащей реакции на квазиконституционное (а по сути — антиконституционное) нормотворчество КСУ, его претензии на роль своего рода контрзаконодателя, лишило судей остатков внутреннего контроля и ощущения политико-правовой реальности и ответственности за последствия принимаемых решений. Свидетельством этого стало решение КСУ от 30.09.2010 года, которое разделило историю (то ли развития, то ли деградации) государства на “до” и “после”.

Прежде всего, необходимо ответить на вопрос: было ли у КСУ полномочие для открытия конституционного производства по делу о соблюдении процедуры внесения изменений в Конституцию Украины?

Конституция Украины (во всех редакциях) четко определяет полномочия Конституционного суда Украины в разделе XII “Конституционный суд Украины” (ст. 150, 151), а также в разделе XIII “ Внесение изменений в Конституцию Украины” (ст. 159). Основной объем полномочий КСУ составляет осуществление конституционного контроля за соответствием Конституции исключительно вступивших в силу законов и других правовых актов. В правовой теории это полномочие называется последующим конституционным контролем. Перечень нормативных актов, в отношении которых КСУ вправе решать вопрос о их соответствии Конституции Украины (конституционности), позволяет сделать вывод, что высшей юридической силой в иерархии этих актов обладают “обычные” законы, принятые парламентом в порядке осуществления полномочия, определенного п. 3 ст. 85 Конституции.

Ст.151 Конституции предусмотрены еще два особых случая последующего конституционного контроля КСУ, когда он предоставляет выводы о соответствии Конституции 1) действующих международных договоров Украины — в связи с обращением в КСУ президента или Кабинета министров Украины; 2) расследования и рассмотрения дела об устранении президента с поста в порядке импичмента — в связи с обращением парламента.

Единственный случай предварительного конституционного контроля КСУ в соответствии с разделом XII Конституции предусмотрен ст.151: в связи с обращением президента или Кабинета министров КСУ предоставляет выводы о конституционности международных договоров, которые вносятся в парламент для предоставления согласия на их обязательность.

Раздел XIII “Внесение изменений в Конституцию Украины” устанавливает порядок внесения изменений в Конституцию. Особенности принятия Конституции и внесения в нее изменений, а также порядка реализации Основного Закона сформулировали в теории права точку зрения, в соответствии с которой Конституция в ее современном значении не может быть отнесена к разряду “обычных” законов. Она — абсолютно самостоятельный, особый вид нормативно-правовых актов: высшая юридическая сила Конституции предопределяет ее верховенство и приоритет перед любыми нормативно-правовыми актами, существующими в государстве.

Специфическим, особенным, является также закон о внесении изменений в Конституцию. Такой закон в разных правовых системах именуется “конституционным”, “органичным”, поскольку принимается в особом порядке и направлен на усовершенствование действующей Конституции, на коррекцию ее положений. Не допускается внесение изменений в Конституцию актом иной юридической силы. Тем более — субъектом, не наделенным соответствующим полномочием.

Процедура внесения изменений в Конституцию отличается от процедуры принятия законов внесения изменений в “обычные” законы. Причастность КСУ к процедуре внесения изменений в Конституцию отражает особый ее характер, что выражено в наличии отдельного раздела в Основном Законе, в котором эта процедура выписана. КСУ наделен в этой процедуре полномочием предварительного контроля конституционного законопроекта о внесении изменений в Конституцию в жестко ограниченных рамках: на предмет соответствия законопроекта требованиям ст. ст. 157 и 158 Конституции.

Эти статьи исключают возможность внесения изменений в Конституцию, если они предусматривают:

1) отмену или ограничение прав и свобод человека и гражданина;

2) если они направлены на ликвидацию независимости или на нарушение территориальной целостности Украины;

3) Конституция не может быть изменена в условиях военного или чрезвычайного положения;

4) если законопроект рассмотрен парламентом и закон не был принят, он может быть подан в парламент не раньше, чем через год со дня принятия решения по этому законопроекту (т.е., если законопроект подан раньше истечения года с момента отклонения парламентом);

5) если осуществляется попытка второй раз изменить одни и те же положения Конституции на протяжении полномочий парламента конкретного созыва.

Иных полномочий конституционного контроля КСУ за процедурой внесения изменений в Основной Закон Конституцией не предусмотрено. Этого нет и в Законе “О Конституционном суде”, поскольку сам КСУ этого не допустил, признав неконституционным закон о внесении изменений в него, предоставлявших такое полномочие. Поэтому напоминание парламенту в решении КСУ от 30.09.2010 г. о необходимости действовать исключительно в соответствии с Конституцией и законами — не по адресу: это требование следовало бы КСУ адресовать себе. В названном решении КСУ обосновывает выводы в основном ссылками на собственные решения, а не на конкретные конституционные предписания. К тому же эти решения — взаимоисключающие, противоречивые в своих обоснованиях — отображают в значительной мере не правовые позиции, а политическую конъюнктуру.

Раздел XIII Конституции не предоставляет КСУ полномочие контролировать соблюдение процедуры внесения изменений в Конституцию, тем более — после введения в действие закона о внесении изменений в Конституцию.

В решении от 26.06.08 г. (по делу о полномочиях КСУ) со ссылкой на свое же решение от 09.06.98 г. (по делу о внесении изменений в Конституцию) четко оговорены случаи, когда КСУ осуществляет последующий, а когда — предварительный конституционный контроль. Однако тем же решением от 26.06.08 г. КСУ признал за собой полномочие осуществлять и последующий конституционный контроль также относительно закона о внесении изменений в Конституцию после введения его в действие. Чем же обосновывается КСУ наделение себя дополнительным, к тому же не предусмотренным Конституцией полномочием?

Во-первых, Конституция не содержит запрета на возможность осуществления КСУ последующего конституционного контроля за законом о внесении изменений в Конституцию после его принятия Верховным Советом, поэтому КСУ счел: “то, что не запрещено, — можно”. Неловко напоминать людям, имеющим соответствующее образование, что принцип “можно все, что не запрещено законом”, применяется к оценке действий физических лиц (граждан). Органы власти могут и обязаны надлежаще исполнять исключительно законом (тем более — Основным) определенные полномочия и функции.

Во-вторых, в качестве аргумента в пользу явочного закрепления за собой права на последующий конституционный контроль КСУ называет ч.2 ст.124 Конституции, распространяющую юрисдикцию судов на все отношения, возникающие в государстве. Кто против этого может возражать? Но хозяйственный суд почему-то не рассматривает законы на предмет их конституционности, а КСУ не выносит приговоры по уголовным делам, потому что он является единственным органом конституционной юрисдикции в Украине (ст. 147 Конституции).

Судьи КСУ явно демонстрируют приверженность англо-саксонской доктрине судебного конституционного надзора, основанной на использовании т.н. “дискреции” (права толкования “буквы и духа” Конституции, в результате которого официальный текст Основного Закона пренебрежительно называют “писаной” Конституцией, а набор толкований Конституции соответствующим судебным органом — “живой”, “реальной” Конституцией). Но судьи Верховного суда США, исповедующие эту доктрину, не ограничены в пределах толкования и судебного конструирования. Надобности в признании поправок к конституции неконституционными у них нет. Практика двухсотлетнего толкования Верховным Судом семи статей конституции Соединенных Штатов и 26 поправок к ним позволила одному из бывших председателей ВС США определить американскую конституцию, как “то, что она означает по мнению членов Верховного Суда”.

А объем конституционной юрисдикции Конституционного Суда Украины четко очерчен. И, присвоив себе право на последующий конституционный контроль за законами о внесении изменений в Конституцию, КСУ сознательно вышел за эти, четко очерченные, пределы. Он создал предпосылки для последующих действий, требующих серьезного анализа. В том числе — и на предмет наличия признаков деяний, предусмотренных Уголовным кодексом.

Таким образом, формального основания для открытия КСУ производства в связи с представлением 252 народных депутатов Конституция не предусматривает. КСУ, открыв конституционное производство, вышел за пределы своей конституционной юрисдикции.

Разумеется, при обоснованном отказе КСУ от открытия производства по делу “о соблюдении процедуры внесения изменений в Конституцию” без ответа “завис” бы главный вопрос, вокруг которого разжигались политические страсти последние шесть лет: так были ли нарушения процедуры при принятии решения о внесении изменений в Конституцию 08.12.04 г.? Содержание решения КСУ от 30.09.10 г. убеждает в наличии достаточных оснований для отрицательного ответа на этот вопрос.

Если оценивать процедуру внесения изменений в Конституцию руководствуясь исключительно буквой и духом самой Конституции, утверждение о “бесспорном” нарушении при этом конституционной процедуры не выглядит убедительной и обоснованной апелляцией к конституционным положениям.

Во-первых, законопроект № 4180 был подан в парламент за подписью более трети народных депутатов, как того требует ст.154 Конституции. Во-вторых, парламент направил законопроект о внесении изменений в Конституцию КСУ и 10.12.2003 г. получил от него отзыв в соответствии со ст.159 Конституции относительно соответствия законопроекта требованиям ст.ст.157 и 158 Конституции.

Ссылки КСУ на ряд статей Конституции должны были исключить любые сомнения: парламент нарушил требования именно ст.159 Конституции. Неоднократные перечисления статей Конституции в мотивировочной части решения КСУ от 30.09.2010 г., апеллирование к их содержанию сводятся к тому же: нарушена процедура, установленная ст.159 Конституции.

Поскольку на этом утверждении построено решение КСУ, еще раз внимательно прочитаем часть третью п.3.2. решения КСУ: “наличие соответствующего вывода Конституционного суда Украины является обязательным условием рассмотрения законопроекта о внесении изменений в Конституцию Украины на пленарном заседании Верховной Рады Украины. Осуществление Конституционным судом предварительного (превентивного) контроля соответствия такого законопроекта требованиям, установленным статьями 157 и 158 Конституции Украины, со всеми возможными поправками, внесенными в него в процессе рассмотрения на пленарном заседании Верховной Рады Украины, является неотъемлемой стадией Конституционной процедуры внесения изменений в Основной Закон”. Теперь сравните это утверждение с текстом ст.159 Конституции. Ст.159 не требует повторно обращаться в КСУ в случае внесения изменений в текст законопроекта.

Механизм повторного обращения в КСУ установлен самим судом в его решении от 09.06.1998 г. В решении от 30.09.2010 г. это положение уже подается, как требование Основного Закона, хотя таковым не является. Смысл статьи Конституции сводится к тому, что законопроект рассматривается парламентом при наличии вывода КСУ о его соответствии требованиям статей 157 и 158 Конституции Украины. Законопроект №4180 рассматривался в соответствии с этим требованием — предварительно были получены два вывода КСУ. В результате парламент прошел все стадии внесения изменений в Конституцию, в том числе выполнил требование ст.159. Таким образом, Конституция проводит четкое разграничение полномочий КСУ на осуществление конституционного надзора относительно актов законодательства в разделе XII и единственного полномочия КСУ относительно предоставления отзыва на законопроект о внесении изменений в Конституцию на стадии его движения в рамках установленной процедуры, и то — в ограниченном круге вопросов, определенных статьями 157 и 158 Конституции. Никаких иных полномочий КСУ раздел XIII Конституции не содержит. Применение механизма, установленного в разделе XII Конституции (ст.152), к процедурам, определенным в разделе XIII, недопустимо.

Почему же КСУ, осознанно выходя за пределы конституционных полномочий, счел возможным объявить неконституционной Конституцию в редакции изменений, внесенных 08.12.2004 г.? Исходя из того, что парламент не выполнил установленное им толкование конкретного положения Конституции? Из благих побуждений, защищая общество от нарушений конституционных прав и свобод или иных антиконституционных действий, о недопустимости которых предупреждают ст.ст.157 и 158 Конституции? Как бы не так! Если бы КСУ руководствовался именно этим, исходя из того, что ст.159 имеет целью упреждение внесения в Основной Закон антиконституционных положений, он исследовал бы именно содержание Закона №2222 при отсутствии отзыва КСУ после внесения в него изменений. При всей очевидности выхода КСУ за пределы его конституционных полномочий и в таком случае действия КСУ имели бы какое-то приличное объяснение. Но именно содержание Закона №2222 КСУ всячески игнорировал в своем решении, поскольку он решал иную задачу.

Поэтому КСУ в своем решении от 30.09.2010 г. (п.4 мотивировочной части) счел необходимым предупредить, что он “выходит из того, что конституционному контролю подлежит не содержание Закона №2222, а установленная Конституцией процедура его рассмотрения и утверждения”. Видимо, КСУ был не против восприятия его решения как проявления странных и непомерных для такого органа амбиций: мол, поскольку парламент не соблюдал процедуру, проигнорировал мнение КСУ независимо от содержания закона, мы объявляем его неконституционным. Такой способ осуществления конституционного контроля в исполнении КСУ, видимо, должен был хотя бы изобразить механизм возврата к первозданному тексту Конституции как правовой.

Вывод об антиконституционности действий органа конституционной юрисдикции очевиден. Но еще более непреложен этот факт в контексте тех аргументов и обоснований, которые представлены непосредственно в решении КСУ от 30.09.2010 г.

Обширная практика вынесения решений КСУ позволяет сделать вывод о том, что он абсолютно однозначно понимает природу “закона о внесении изменений в закон”, тем более — “закона о внесении изменений в Конституцию Украины”. Об этом свидетельствуют, в частности, решения КСУ от 12.10.2005 г., от 05.02. 2008 г., от 09.09.2010 г. В этих решениях обосновано понимание “закона о внесении изменений в другой закон” как акта, содержание которого после вступления его в силу становится неотъемлемой составной частью измененного закона, этим исчерпывая свою функцию. Такой закон остается в официальных изданиях в перечне принятых парламентом законов и представляет научную и историческую ценность, не являясь регулятивным актом. Ни в одном законном акте правоприменения нет ссылок на закон о внесении изменений в закон. Решения принимаются, руководствуясь законом, в который внесено изменение, может быть внесен ряд изменений, возможно, даже внесены изменения в измененные ранее положения закона.

В решении КСУ от 05.02. 2008 г. четко сказано: “Положения закона о внесении изменений в Конституцию Украины после введения его в действие становятся неотъемлемой составляющей Конституции Украины — отдельными ее положениями, а сам закон исчерпывает свою функцию. С введением в действие Закона №2222-IV его положения, оспоренные субъектом права на конституционное представление, являются фактически положениями Конституции, принятой 28 июня 1996 года, которая действует в редакции Закона №2222-IV”. КСУ обратил внимание также на ошибочные реквизиты представления. Отдельные специалисты считают этот факт мелкой придиркой КСУ. Но дело в том, что оспаривался, по существу, текст Конституции, а реквизиты принадлежали Закону №2222, поэтому КСУ абсолютно четко отметил допущенное в представлении несоответствие.

Так почему же КСУ откровенно проигнорировал собственное решение по вопросу, который рассматривался им 30.09.2010? Чем объясняется время от времени повторяющаяся амнезия органа конституционного контроля? Ведь не забыл КСУ в этом же решении сослаться на ряд собственных решений. Ответ на эти вопросы в резолютивной части решения КСУ. Он свел статус Закона №2222 к обычному закону о внесении изменений в обычные законы. Нагромождение взаимоисключающих позиций и выводов использовано КСУ исключительно с целью обоснования возможности рассмотрения текста закона о внесении изменений в Конституцию безотносительно к содержанию всей Конституции, вырвав “c мясом” из нее все, что было обусловлено принятием закона №2222 . Это, видимо, было необходимо для создания предпосылок применения к нему предполагаемых последствий, установленных в Конституции (ст.152) в связи с признанием обычного закона неконституционным: такой закон недействителен со дня вынесения решения КСУ о его неконституционности.

Все эти абсурдные приемы КСУ привели к двум столь же абсурдным выводам:

1) неконституционным объявлен Закон №2222, который, как показано выше, по своей природе сегодня не может быть выделен из текста Конституции и стать самостоятельным предметом рассмотрения КСУ, о чем, к тому же, он сам четко заявил 05.02.2008 г.: этот закон почти пять лет назад “растворился” в тексте Основного Закона, став его неотчуждаемой составляющей;

2) сохраняя якобы логику своих действий, КСУ в мотивировочной части своего решения пришел к основному, искомому выводу: “признание неконституционным Закона №2222 означает возобновление действия прежней редакции норм Конституции Украины, которые были изменены, дополнены и исключены этим Законом”. Правда, в резолютивной части решения КСУ забыл сформулировать этот вывод. Аргументом, способным быть достаточным основанием для подобного приема, явилась оговорка, что “аналогичные правовые последствия имели место после принятия решения КСУ от 07.07.2009 г. по делу о конституционной процедуре введения в действие закона, в результате которого положения Закона “О Конституционном суде” возобновили свое действие в прежней редакции”. Интересна такая деталь: решение КСУ принималось относительно “обычного”, а не “конституционного” закона. К тому же положения этого закона к моменту вынесения решения КСУ не были реализованы. Не будем останавливаться и на том, что КСУ, в соответствии с им же выраженной позицией 14.01.2001 г., рассматривает только действующие акты, а также то, что “закон о внесении изменений в закон” не может быть предметом конституционного контроля, в связи с правовой природой этого акта. Оказывается, стоит создать подходящий прецедент, пусть даже противоречащий уже заявленной позиции КСУ, потом со ссылкой на этот прецедент можно манипулировать текстом Конституции. Почему тогда не предположить, что в недалеком будущем решение КСУ от 30.09.2010 г. будет отменено им же, пусть и в новом составе, что повлечет восстановление уничтоженной сегодня редакции Основного Закона?

При всей абсурдности позиции КСУ можно было признать хотя бы наличие какой-то логики в его поведении, если бы он пытался сохранять уважение к собственным решениям, а значит, и к принципу их обязательности для всех, включая КСУ. Если исходить из последствия механизма признания неконституционности закона или его части применительно к Закону №2222, нельзя не напомнить о решении КСУ от 14.12.2000 года (по делу о порядке исполнения решений КСУ). Суд установил, что “положения Закона “О Счетной палате” от 11.07.1996 г., признанные неконституционными решением КСУ от 23.12.1997 г. утратили силу, а сам закон является действующим, за исключением положений, признанных неконституционными. Признание неконституционными значительного количества положений Закона “О Счетной палате” привело к нарушению его логики и структуры, обусловило появление пробелов в нем, что явилось основанием для постановки вопроса о необходимости принятия дополнительных мер по обеспечению выполнения принятого решения”.

Известно решение Верховного суда США, принятое в 1886 году, в котором он провозгласил, что неконституционный акт “не представляет прав, не предлагает обязанностей, не дает защиты, не создает должности и является в правовом смысле таким же бездействием, как если бы он никогда не был принят”. Т.е. такой акт является ничтожным. Сегодня американские юристы подчеркивают, что законы, признанные неконституционными в решениях суда, не отменяются — только конгресс может отменить впоследствии такой акт. При этом суды толкуют антиконституционную норму как несуществующую и не принимают ее во внимание при вынесении соответствующего решения. Но, напомню, речь идет об “обычных”, а не “конституционных” актах.

Если бы КСУ действовал в канве его собственной позиции при вынесении решения 30.09.2010 года, он принял бы хотя бы одно из двух решений:

1) признал бы неконституционными отдельные положения Закона №2222, которые не прошли повторного рассмотрения КСУ (они перечислены в п.1 решения) и обязал бы парламент восполнить соответствующий пробел в Конституции;

2) признал бы неконституционным Закон №2222 целиком и возложил на парламент обязанность восполнить пробел в Конституции.

Но даже такая логика была неприемлема для КСУ, поскольку не гарантировала одномоментного достижения поставленной цели — возврата действия Конституции в редакции 1996 года без задействования конституционной процедуры. Использован прием, упрощенный до безобразия: признанием Закона №2222 неконституционным была дезавуирована Конституция в редакции 2004 года. А затем уже, освободившись от конституционных условностей, КСУ обязал органы государственной власти незамедлительно привести нормативно-правовые акты в соответствие с Конституцией в редакции 28.06.1996 года, которая существовала до внесения в нее изменений Законом №2222.

Это, по мнению КСУ, “обеспечивает стабильность конституционного строя в Украине, гарантирование конституционных прав и свобод человека и гражданина, целостность, нерушимость и непрерывность действия Конституции Украины, ее верховенство как Основного Закона на всей территории Украины”. Ничего не скажешь: достойная уважения забота о государстве, гражданине, обществе со стороны органа, создавшего проблему для тех же государства, гражданина, общества. Интересно, известно ли судьям КСУ следующее положение, высказанное их коллегой Андреем Стрижаком в его монографии “Конституция Украины в актах Конституционного суда Украины” (2010 г., стр.578): “Общепризнанным является и то, что с принятием нового акта, если иное не предусмотрено самим этим актом, автоматически отменяется однопредметный акт, который действовал во времени раньше”. Иначе говоря, с момента внесения изменения в Конституцию Закон №2222, как однопредметный акт автоматически прекратил свое существование. Также и признание неконституционным измененного акта (или его части) не влечет автоматического возобновления прежней редакции акта (или его части), это факт общепризнанный.

Хорошей иллюстрацией позиции КСУ является высказывание представителя инженерных войск США, участвовавшего в написании “Федерального пособия по идентификации и установлению границ земель, по закону признаваемых заболоченными”: “…для целей регулирования заболоченной является та территория, которую мы признаем таковой”.

Проигнорировав Конституцию в редакции 2004 года, КСУ, в сущности, применил к ней режим ничтожности всего текста Основного Закона, что должно влечь потерю им действия с момента внесения изменений. Судья Конституционного суда Украины П.Стецюк, выражая отдельное мнение относительно решения КСУ от 30.09.2010 г., резонно заметил, что “в соответствии с Конституцией Украины в редакции Закона №2222, начиная с 01.01.2006 г., осуществлялась организация государственной власти в Украине, в частности, формировался Кабинет министров Украины, реализовывались полномочия Президента Украины, Верховной Рады Украины (в т.ч. по принятию законов) и КМУ, назначались и проводились выборы народных депутатов Украины, Президента Украины, депутатов местных советов, а сами положения Конституции Украины в редакции Закона №2222 стали основой разнообразнейших отношений, применялись судами, в том числе и Конституционным Судом Украины. Кроме того, принимая отдельные решения, КСУ неоднократно ссылался и использовал положения, которые признаны неконституционными”.

Конституционный суд, действуя в пределах конституционной юрисдикции, устанавливает неконституционность акта, а не его ничтожность. Последствие ничтожности акта — все действия, решения, акты и т.п., имеющие его в обосновании, не могут вызывать правовых последствий: решения судов, назначения и т.п. не должны исполняться и подлежат пересмотру. Решение КСУ, повлекшее правовую ничтожность Конституции в редакции изменений, внесенных в 2004 году, создало правовую проблему и в определении срока полномочий парламента и президента. Казалось бы, все ясно: вернулись к тексту Конституции в “первородной” редакции, следуйте срокам, в нем установленным. В таком случае, уже в марте 2011 года должны состояться выборы в парламент. Ссылки на то, что ВР избрана на пять лет, согласно действовавшей тогда Конституции, после решения КС от 30.09.2010 использоваться не могут. Поскольку это решение КСУ повлекло за собой правовую ничтожность Конституции в той части, которая была изменена в 2004 году.

И вот уже мы являемся свидетелями нескромной суеты законодателей уже вокруг соответствующих положений “новой — старой” редакции Конституции. Вспомните, что творили с конституцией последние пять лет. Верховная Рада весьма отдаленно напоминала высший орган народного представительства, ничего не противопоставив многочисленным антиконституционным действиям президента. Напротив, парламент, нередко даже “конституционным большинством”, содействовал дискредитации парламентаризма. Сегодня же в Верховной Раде решили, что выстрадали право на продление своих полномочий. Стандартная процедура внесения изменений в Конституцию задействована: предложения о “гармонизации и упорядочении” сроков полномочий президента, парламента, Верховной Рады АРК, органов местного самоуправления с уважительной ссылкой на уже высказанное мнение КСУ по этому вопросу поданы для отзыва в КСУ.

Содержание предложенных изменений в Конституцию требует отдельного рассмотрения. Сейчас необходимо отметить абсолютную неприемлемость формулировки, изложенной в пп.15 и 16 раздела XV “Переходные положения”. Очередные выборы Верховной Рады Украины (как и президента Украины) предложено проводить в конкретные дни соответствующих лет “после возобновления положений Конституции Украины в редакции от 28.06.1996 г. по решению КСУ от 30.09.2010 года по делу о соблюдении процедуры внесения изменений в Конституции Украины”. Даже самые горячие приверженцы “отмены конституционной реформы” вынуждены согласиться с тем, что в резолютивной части решения КСУ отсутствуют: во-первых, положения о прекращении действия (то ли в целом, то ли в части) положений Конституции Украины в редакции изменений, внесенных Законом №2222; во-вторых, положения о возобновлении Конституции Украины в редакции от 28.06.1996 г. Похоже, парламент таким приемом желает помочь легитимизировать антиконституционный акт КСУ, внеся прямо в текст Основного Закона ссылку на решение КСУ с формулировкой, которую тот забыл (или не решился) воспроизвести. Вряд ли с такой идеей не согласится КСУ.

Некоторые затруднения могут возникнуть в связи с обращением ЦИК и КСУ по вопросу, связанному с тем, что “восстановленная” редакция Конституции требует начинать избирательную кампанию по выборам в парламент уже в ноябре этого года. Но что для КСУ такие затруднения после “исторического” сентябрьского решения? Сошлется на что-нибудь. Будут выборы — строго в сроки, установленные Конституцией.

Таким образом, Конституция — “закон законов” — не самодостаточна и сама по себе не гарантирует не только демократическое развитие общества, права и свободы граждан, но и собственную стабильность и неприкосновенность. Если украинская Конституция и провозглашенный ею конституционный строй постоянно подвергаются безнаказанной деформации, оправдана постановка вопросов, от “когда же будет обеспечен конституционно-правовой порядок?” до “а может мы не способны (пока или вообще) к цивилизованной организации институтов власти и общественной жизни вообще?”. “Правовое государство”, “верховенство права” и т.п. — эти категории незаметно стали джентльменским набором главных разрушителей конституционных основ государства.

В Уголовном кодексе предусмотрена уголовная ответственность за действия, направленные на насильственное изменение или свержение конституционного строя, на захват государственной власти, а также за сговор о совершении таких действий, но не предусмотрена ответственность за незаконную попытку изменения конституционного строя или за захват государственной власти.

Если бы в Украине действительно строили “правовое государство”, то понятие “узурпация власти”, ясно растолкованная КСУ, стала бы, наконец, “рабочим”.

Кстати, КСУ в своем решении от 05.10.2005 года ясно определил понятие “узурпации власти”. Под ней понимается, в частности, присвоение субъектами власти права (как известно, прежде всего, принадлежащего народу) вносить изменения в Конституцию Украины способом, нарушающим порядок, определенный XIII разделом действующего Основного Закона. Отстранение народа от реализации его права определять и изменять конституционный строй в Украине КСУ однозначно квалифицирует как узурпацию. Любые действия государства, его органов или должностных лиц, приводящее к узурпации права определять конституционный строй в Украине, принадлежащего исключительно народу, являются неконституционными и незаконными. В этом же решении КСУ подчеркнул: “гарантией недопущения узурпации государственной власти есть, в частности, закрепление Конституцией Украины принципа осуществления государственной власти на основе ее разделения на законодательную, исполнительную и судебную (ч. 1 ст.6) и положения, согласно которому органы государственной власти и органы местного самоуправления, их должностные лица обязаны действовать лишь на основе, в пределах компетенции и способом, предусмотренными Конституцией и законами Украины (ч.2 ст.19)”. Об этом же идет речь и в еще одном решении КСУ от 24.06.1999 года.

Более того, в своем решении от 30.09.2010 года КСУ постоянно напоминает о том, что органы власти обязаны действовать в соответствии с Конституцией и законами Украины. Между тем, не является секретом, что КСУ вот уже 13 лет руководствуется в своей деятельности в качестве своеобразного процессуального акта регламентом, который не является законом, а утвержден самим КСУ 05.03.1997 года. Вполне очевидно, что это не слишком соответствует требованиями 6 и 19 статей Конституции. Как воспринимать в свете изложенного упреки, адресованные Конституционным судом законодателям? КСУ регулярно указывает на нарушение ими процедуры, несоответствие требованиям 6 и19 статей Конституции, но сам при этом свои выводы КСУ сверяет с параграфами регламента КСУ… Если строго следовать требованиям 6 и19 статей Конституции, можно ли вообще признавать соответствующими Конституции решения КCУ, в том числе, и решение, вынесенное 30.09.2010 года?

Когда слышишь из уст президента заявления: “Я гарант Конституции и выполню это решение (КСУ), как выполнил бы любое иное его решение. Это принцип верховенства права”, возникает желание посоветовать Виктору Федоровичу не быть столь доверчивым. Вы — гарант соблюдения Конституции, оценивать будут Ваши действия, а не деяния тех, кто по неосторожности либо по невежеству Вас подставляет.

Откровенно антиконституционное решение КСУ было безоговорочно и почти восторженно принято властью. Чтобы сохранить в обществе остатки надежды на то, что Украина еще способна быть, пускай, и “не очень правовым”, но, хотя бы, “государством”, власть должна признать факт антиконституционного действа. Пусть и постфактум, пусть и с оговорками, пусть противоречиво и сбивчиво. Иначе реализация субъектами власти обновленных полномочий может рассматриваться, как свидетельство добровольного соучастия в узурпации власти. Такую власть можно терпеть, но ее нельзя уважать и ей нельзя доверять.

 Виктор МУСИЯКА, профессор права