Украинская наука перед вызовами

В течение последнего десятилетия в государстве отсутствовал даже единый орган, ответственный за выработку и осуществление политики в сфере науки, технологий и инноваций в национальном масштабе.

Острой проблемой в течение всего периода независимости оставалось крайне недостаточное финансирование науки (Украина суммарно тратит на исследование в 500 раз меньше средств, чем США, и в 30 раз меньше, чем Россия), общее падение престижа научной работы и “вымывание” из науки талантливой молодежи (лишенная возможности самореализации и обеспечения достойных жизненных стандартов, она эмигрирует или переходит в другие сферы деятельности. Вместе с тем основой большинства научных институтов и университетских кафедр являются сегодня люди предпенсионного и пенсионного возраста). Как следствие суммарное количество научных сотрудников сократилось в Украине после 1991 года более чем в два раза, а по основным естественно-научным и технологическим направлениям — в три-пять раз (при этом существенно возросло число экономистов и юристов, что, к сожалению, не сказывается пока хоть сколько-нибудь положительно на уровне национальной экономики или правовой культуры государства и общества).

Несмотря на это, Украина по ряду направлений (материаловедение, математика, компьютерные науки, радиоастрономия, теоретическая физика и т.п.) все еще занимает достойные позиции в мировом разделении научного труда. Это демонстрирует участие украинских ученых в важных международных проектах (соавторами первой статьи, присланной в 2009 году в “Европейский физический журнал” через несколько часов после возобновления работы Большого адронного колайдера, были и четверо украинских ученых; украинские теоретики В.Гусынин и С.Шарапов сделали важные дополнения к “прорывным” работам нобелевских лауреатов по физике 2010 года А.Гейма и К.Новоселова, получивших и исследовавших уникальный двумерный материал графен. Примеры можно приводить и далее).

Очередной попыткой государства “вспомнить” о существовании своей науки стало создание в апреле 2010-го Госкомитета по научно-технологическому и инновационному развитию, который в июле был реорганизован в Госкомитет по науке, инновациям и информатизации, а несколькими месяцами позже в рамках административной реформы преобразован в Госагентство. Это ведомство сумело добиться увеличения финансирования Государственного фонда фундаментальных исследований и ряда государственных научно-технических программ, имеет все шансы привести к логическому завершению вопроса ассоциированного членства Украины в ЦЕРН. Но почти сразу началась и борьба за функции и бюджетные средства между новообразованной структурой и Министерством образования и науки, молодежи и спорта (его предшественник — МОН — к началу 2010 года де-факто администрировал университетскую науку и отчасти государственные научные программы и международное научное сотрудничество).

Хотя МОНМС сохранило за собой почти все научные учреждения и большую часть “научного” бюджета, в нем в 2010 году (впервые за времена независимости) “исчез” отдельный департамент, который квалифицированно занимался бы научной тематикой (остатки научных подразделений влили в структуру, занимающуюся проблемами лицензирования и аккредитования). Таким образом, университетская наука (второй, а в перспективе — первый по значению сегмент национальной науки) оказалась на обочине интересов власти. Вместе с тем Госинформнауки (как орган исполнительной власти “второго уровня”), очевидно, будет иметь еще меньше оснований выступать в роли координационного центра всей национальной науки, чем ранее МОН. Трудно предвидеть и то, какую цену заплатит наша наука за ликвидацию ВАК и передачу всего комплекса вопросов аттестации научных кадров в ведение министерства, деятельность которого вызывает едва ли не больше всего критического внимания в обществе и медиа.

Ведь пресловутый стиль руководства нынешних руководителей МОНМС уже выразительно сказался на научной работе университетов. В конце 2011 года общественная Академия наук высшей школы Украины, встревоженная непрозрачностью и волюнтаризмом, с которыми министерство проводило два последних конкурса в рамках бюджетных кодов “Поддержка фундаментальных (прикладных) научных исследований в вузах”, приняла обращение к премьер-министру Н.Азарову.

Напомню: до 2010 года такая поддержка осуществлялась на основании постановлений 23-х секций научного совета МОН (включали вообще свыше 500 экспертов-ученых), принятых по результатам экспертной оценки проектов; при этом проекты, получившие оценку выше установленного единого для всех “проходного” уровня, рекомендовались к финансированию. Формально такая система сохранена и в 2010— 2011 гг., но теперь проходную планку для каждого из направлений устанавливает волюнтаристское решение руководства министерства. При этом проходной балл для основных естественно-научных направлений по неизвестным для научной общественности причинам оказался приблизительно вдвое выше, чем для ряда социогуманитарных направлений.

В результате по приказу МОНМС №1242 от 28 ноября 2011 года оставлено без финансирования 44% работ по физике, 41% — по приборостроению, 39% — по информатике и кибернетике, 29% — по электронике, по 28% — по химии и машиностроению, то есть именно по тем направлениям, которые определяют научно-технологический прогресс. Самый большой удар нанесен университетам с традиционно сильными научными школами в области естественных и технических наук — Одесскому национальному им. И.Мечникова, Харьковскому национальному им. В.Каразина, Днепропетровскому национальному им. О.Гончара, Львовскому национальному им. И.Франко. Вместе с тем принято к финансированию значительное количество социогуманитарных проектов по другим вузам, объективная значимость которых вызывает сомнение.

Спасает ситуацию в науке разве что традиционная стабильность в главной научной организации государства — Национальной академии наук Украины, которую с 27 февраля 1962 года неизменно возглавляет наделенный уникальными лидерскими качествами и моральным авторитетом Борис Евгеньевич Патон. Даже на фоне постоянного фактического сокращения бюджета (из-за инфляции и роста цен на коммунальные затраты) академия продолжает продуцировать высококлассные научные результаты, затрачивая на одну работу, напечатанную в международно реферированных журналах, на порядок меньше средств, чем аналогичные учреждения на благополучном Западе (в этом смысле, исходя из “стоимости” одной такой работы, можно говорить и о том, что КПД украинских научных сотрудников на порядок выше!).

Но эта сегодняшняя стабильность НАН (достигнутая вопреки сложным внешним обстоятельствам) вовсе не является гарантией выживания украинской науки в будущем. Ведь традиционной проблемой в Украине было и остается отсутствие крепких связей науки с бизнесом. Доля инновационного продукта в национальном ВВП не превышает нескольких процентов (оценки серьезных экспертов колеблются в пределах от 2% до 8%). При этом украинская наука готова дать национальной экономике значительно больше, чем эта экономика (преимущественно низкоукладная, вынужденная действовать в условиях неблагоприятного налогового законодательства) может от науки взять. К сожалению, системная политика поддержки инноваций в государстве (вопреки многочисленным оптимистическим заявлениям членов правительства) до сих пор не создана. Более того, фискальные ведомства в течение последних лет уничтожают даже отдельные успешные центры инновационности (технопарки, весьма удачно стартовавшие в начале 2000-х, но поставленные на грань выживания изменениями законодательства середины прошлого десятилетия и “добитые” принятием Налогового кодекса в 2010-м).

Вопреки достигнутой в первом десятилетии нового столетия частичной стабилизации, ресурс инерционного развития для украинской науки, очевидно, не превышает 10 лет. За это время в силу биологических причин неизбежно отойдет старшее поколение, которое сегодня обеспечивает преемственность научных традиций и само функционирование научных учреждений (а ускорить этот отход сможет новое пенсионное законодательство, совершенно не благоприятное для работающих научных пенсионеров). Следовательно, при отсутствии продуманных государственных шагов украинскую науку (по крайней мере, ее естественную и техническую сферы) может ожидать упадок. Надеяться на то, что эту науку посчастливится поднять “с нуля” — наивно (Турция, Ирландия, Бразилия и др. страны, вкладывающие в развитие своей науки огромные по украинским меркам средства, еще не достигли даже сегодняшнего украинского уровня).

Это опасность среднесрочного периода — и ответить на нее государство сможет только постепенным, но существенным увеличением финансирования (что снова сделает научную работу привлекательной, и тогда будет возможным массовый приход в науку талантливой молодежи), а также созданием реальных стимулов и механизмов содействия инновационной деятельности. Но вместе с тем украинскую науку, очевидно, ожидает и ряд более близких по времени вызовов.

Первым из них может стать коллапс университетской науки, если нынешняя политика профильного министерства не будет в ближайшее время коренным образом изменена. А без постоянной подкормки квалифицированной молодежью из университетов академическая наука тоже обречена на стагнацию и умирание.

Также всем понятно, что “эра Патона” в самом весомом по своим научным потенциалам (и до сих пор наиболее стабильном) научном учреждении государства — НАН Украины — рано или поздно, к сожалению, закончится. Многие склонны считать, что “постпатоновскую” НАН ожидает стремительный коллапс — не поддерживаемая авторитетом легендарного ученого и организатора науки, академия неизбежно станет жертвой желающих захватить ее многочисленные помещения и имущество в Киеве и других крупных городах. Тревожным “звоночком” того, что академия — на прицеле криминальных группировок (часто сращенных с властью) стало дерзкое убийство в центре столицы среди белого дня управляющего делами НАН, не раскрытое до сих пор, хотя с того времени прошло четыре года. То, что объектом рейдерских посягательств могут быть и научные разработки институтов НАН, подтвердила детективная история, развернувшаяся в начале 2012 года вокруг Института сорбции и проблем эндоэкологии и его директора академика В.Стрелка. Ко всему, она продемонстрировала: НАН в таких случаях меньше всего может рассчитывать на поддержку именно тех учреждений, которые (по логике) должны были бы стоять на страже государственных интересов.

Объективно “подыгрывают” власть имущим, считающим НАН слишком “затратной” и дорогой “игрушкой” для сегодняшней Украины, и те критики, которые (иногда достаточно справедливо) упрекают руководство академии в чрезмерном консерватизме и желании сохранить незыблемой академическую систему организации науки (не присущую в чистом виде ни одному из ведущих научных государств Запада; хотя учреждения, аналогичные по своим функциям НАН, успешно действуют в Германии, Франции и других странах).

Еще одна опасность, подстерегающая украинскую науку уже в ближайшее время — это также обсуждаемое в кулуарах (и пылко поддерживаемое в коридорах экономических ведомств) решение о государственной поддержке только ограниченного количества тех работ, которые могут иметь продолжение в инновационных проектах в экономике. Примечательно, что во время “научных” отчетов университетов в МОНМС в феврале нынешнего года фактически единственным требованием, которое артикулированно выдвигали чиновники, было внедрение результатов исследований и умение зарабатывать деньги. Как следствие — в число вузов, которые “продемонстрировали довольно низкие результаты научной и научно-технической деятельности” попали Национальный университет “Киево-Могилянская академия” и Национальный университет “Острожская академия” (признанные лидеры по многим направлениям гуманитаристики), а также Прикарпатский национальный университет имени Василия Стефаника, который три года назад выиграл большой совместный грант (по нанотехнологиям) МОН и американского Фонда гражданских исследований и развития, победив таких конкурентов, как НТУУ “КПИ” и НТУ “ХПИ” (решение при этом принимали эксперты из США, которых трудно заподозрить в предубежденности). Впрочем, “попало” во время упомянутых отчетов и Киевскому политехническому, инновационная направленность большинства разработок которого вне сомнений. Так что позицию министерских чиновников могли определять и вненаучные факторы — особенно если учесть список раскритикованных ими вузов.

В целом же осуществление планов “сплошной коммерциализации” (вопреки их формальной привлекательности не только для политиков, но и для массы, которая не слишком разбирается в особенностях функционирования науки) уничтожило бы нормальную академическую среду, которую в любой национальной науке подпитывают “прорывные” направления (а без такой среды эти направления тоже довольно быстро захиреют). Тем временем объективно самое ценное, что есть у Украины сегодня в научной сфере, — это достаточно высокий уровень фундаментальных исследований по довольно широкому перечню научных направлений, который оставляет надежду и на разработку в будущем успешных технологий (если, конечно, эти исследования не будут уничтожены еще до того, как экономика окажется готовой воспринимать инновационные идеи), а заодно обеспечивает тот уровень образованности общества, который еще держит Украину в верхней половине списка по Индексу человеческого развития ООН.

Наконец, серьезным вызовом для украинской науки является вероятное (если наше движение в сторону Европы вообще не будет остановлено из-за известных политических обстоятельств) присоединение к соответствующей Рамочной программе Евросоюза (Россия и Молдова еще имеют шанс присоединиться уже к РП7 на ее заключительном этапе, Украина с инертностью ее наивысших чиновников, очевидно, может реально говорить о полноправном участии уже в РП8). Но возможность выигрывать большие еврогранты (бюджет РП7 — 60 млрд. евро) будет сопровождаться необходимостью уплаты значительного по украинским меркам взноса (от 20 до 80 млн. евро ежегодно, в зависимости от результатов переговоров) в бюджет программы. В случае, если сумма полученных грантов будет существенно меньше размеров выплат в Брюссель, политики смогут говорить о “дармоедстве” украинских ученых. В то же время, вопреки открытию информационного центра и нескольких других локальных акций, истинная широкомасштабная подготовка к полноправному участию Украины в европейском исследовательском пространстве по сути почти не начиналась.

Сумеет ли государство выработать решения, которые обеспечат ей место в “ведущей научной двадцатке стран мира” (пока мы еще можем реально претендовать на членство в неформальной научной G20!), будет зависеть и от активности самих украинских ученых, их готовности отстаивать свою востребованность перед правящими элитами и перед обществом. Если же таких решений не будет и сегодняшняя ситуация будет “законсервирована” — расплачиваться придется цивилизационной перспективой Украины.

Максим СТРИХА