Уголь uber alles: как Германия реформировала горную отрасль

В конце декабря, кроме закрытия последней угольной шахты Келлингли в Британии, произошло еще одно, чуть менее громкое событие. В Германии, в Марле прекратила существование одна из старейших шахт страны — Auguste Victoria, проработавшая 116 лет. После ее консервации в ФРГ остались всего 2 действующие каменноугольные шахты. В отличие от своих британских коллег, правительство Бундесланда провело свою реформу тихой сапой — без стачек, грохота касок по мостовой и больших экономических потерь. При этом время смерти отрасли было определено еще несколько лет назад: 2018 год.

Тернистый путь дотаций

Добыча каменного угля в Германии развивается уже больше 1000 лет, но шахтные методы выработки перешли в активную фазу только в XVII веке. С тех пор проходки углубились в пласты на километр. В довоенные годы Германия была одним из европейских лидеров по добыче угля. Но Вторая мировая сильно подкосила горный потенциал страны. Так, в сравнении с 1939 годом, в 1946-м производство каменного угля сократилось в 2,2 раза.

Тем не менее, к 1959 году в стране насчитывалось более 170 шахт. В послевоенное время добыча каменного угля в Германии достигла своего пика в 1956 году (151,4 млн т), и держалась выше 140 млн т вплоть до 1964 года. Именно в этот период правительство начало системную реструктуризацию промышленного производства, в частности, углепрома. Схема была такова: правительство создавало специальные фонды, и из них за каждую недопроизведенную тонну угля (по сравнению с предыдущим периодом) выплачивалась премия в размере 27,5 марки.

В результате чего в середине 1960-х годов производство угля в Германии сократилось на 15 млн т.

Так ФРГ стала на тернистый путь секторальных госдотаций. Итог реформы: с 1969 года 27 угольных предприятий были объединены в государственную компанию Ruhrkohle AG (в честь Рурского каменноугольного бассейна). Однако добыча продолжала падать. К 1973 году объемы добытого сырья упали ниже отметки в 100 млн т. Несмотря на это, количество рабочих мест до 1980-х оставалось стабильным и в секторе практически не было безработных.

В течение нескольких десятилетий государственная компания работала по схеме, весьма похожей на функционирование украинских госшахт — заключались долгосрочные контракты с металлургическими предприятиями и тепловыми электростанциями на покупку определенного объема добытого сырья. Установлению таких “лимитов” способствовало законодательство, поскольку, согласно плану развития государства, примерно треть от общего объема электроэнергии должна была производиться именно из угля.

Государство помогало угольным компаниям не только в заключении контрактов и компенсациями за недопроизведенный товар. Стоимость угля диктовалась рыночными условиями, в то время как себестоимость его добычи в некоторых шахтах, получающих уголь из истощенных пластов, превышала отпускную цену в 1,5 раза. Соответственно, государство дотировало разницу между рыночной и реальной стоимостью. Распределялись эти средства опять же через Ruhrkohle, в зависимости от марки добываемого угля, его объема и себестоимости добычи.

Для покрытия “себестоимостных” финансовых разрывов существовали два специальных налога, один из которых был призван помочь добытчикам коксующегося угля для нужд металлургии (Kokskohlhilfe). Второй же стал более известным как “угольная копейка” (Kohlenpfennig), направленная на поддержку шахт, где добывали энергетические марки. Оплачивалась эта “копейка” конечным потребителем электроэнергии — в коммунальных счетах была предусмотрена даже отдельная строка. В итоге к середине 2000-х этот показатель составлял до 120 евро на тонне угля.

Однако время шло, рентабельность и объемы добычи сырья снижались. Также добавился и экологический фактор — сжигание угля формирует большой объем выбросов парниковых газов и вредных веществ в атмосферу. С учетом ужесточения климатических и экологических норм в Евросоюзе, а также роста ежегодного объема дотаций и стандартов труда, в Германии назрела необходимость более системной реформы. В конце 80-х, несмотря на протесты, было все же принято решение о закрытии наиболее нерентабельных шахт.

Работаем без господдержки

Ключевым моментом истории немецкого углепрома стало появление в конце 1991 года “Угольной концепции-2005”. Документ был составлен при участии профильных профсоюзов и предусматривал заключение долгосрочных контрактов на сбыт 50 млн тонн немецкого угля. Однако в документе оговаривалось, что при этом количество немецких шахт сокращается с 26 до 17, а количество рабочих мест — со 130 тыс. до 90 тыс.

Действие соглашения прекратилось в 1995 году. А уже к 1996 году добыча упала ниже 50 млн т, и дальше только продолжала сокращаться. В итоге к 2010 году она снизилась до 16 млн тонн угля в год.

И оказалось, что импортировать уголь попросту дешевле. Наконец, в 2012 году Конституционный суд признал “угольную копейку” незаконной и отменил ее.

Всего же с 1961 года на поддержку угольной промышленности и смягчение последствий от сокращения количества шахт правительство Германии потратило 130 млрд евро в пересчете на теперешнюю валюту. Для сравнения, Украина за последнее десятилетие потратила немногим больше 60 млрд грн (более 2 млрд евро по курсу НБУ).

Сейчас все дотационные выплаты в Германии прекращены, поскольку правительство Ангелы Меркель сочло слишком затратным содержание отрасли в 2,5 млрд евро в год. Однако дотации — это лишь малая часть средств, потраченных на шахтный сектор. Куда больше — не только в финансовом аспекте — ФРГ пришлось вложить в переквалификацию человеческих ресурсов.

Побороть уголь

Главная проблема, с которой столкнулись немцы при закрытии шахт, это безработица. К примеру, в 2007 году количество занятых в угольной отрасли составляло 32,8 тыс. человек. Для Германии в целом с ее населением в 80 млн это мало, но для одного из районов страны оказалось катастрофически много: 76% от этой цифры составляли рабочие Рурского региона.

Впрочем, основная масса шахтеров была сокращена в Германии вполне естественным путем. Для этого правительство использовало механизм раннего выхода на пенсию для старшего поколения шахтеров. Выплаты по этой программе (опять же) субсидируются правительством самого ФРГ и федеральных земель. Схема следующая: если в течение нескольких лет вкладывать дополнительные средства в пенсионный фонд, шахтер может уйти на пенсию досрочно, не достигнув положенного возраста 63 лет. Размер такой досрочной пенсии мог достигать 90% шахтерской зарплаты. Словом, это было довольно привлекательным предложением. Согласно статистике, в данное время в программе задействовано почти 10000 человек. Взамен вышедших на пенсию рабочих шахты не открывали вакансий, тем самым количество персонала сокращалось без особенных негативных социальных последствий.

Однако одними пенсиями проблема не решалась. Часть рабочих все же пришлось сократить. Правда, сокращение происходило на очень лояльных к работникам условиях. Наиболее распространенный его вариант — после увольнения по сокращению шахтеры продолжали получать заработную плату до выхода на пенсию. При этом размер ее колебался от 2,5 до 4 тысяч евро в месяц. Фактически, сейчас эта система заменила собой привычную дотационную.

Еще одним способом сокращения персонала стало введение короткого рабочего дня. Для того, чтобы сократить издержки на содержание шахты, с разрешения профсоюза сокращалось рабочее время, и соответственно, оплата труда. Но такие программы имели меньшее воздействие на реформу сектора, чем выплата зарплат и досрочных пенсий. Именно поэтому ежегодный бюджет на выплату подобных пособий исчисляется относительно скромной суммой: 1,5 млрд евро.

Но куда больше средств Германия тратит на переобучение шахтеров. С 1960-х, когда необходимость постепенного сокращения численности шахт, а с ними и увольнения персонала, стала очевидной, в Рурском регионе стали открываться многочисленные учебные заведения различных профилей. Активизировалась и сфера обслуживания, а также культуры — помимо строящихся заводов, часть шахтеров смогла переквалифицироваться для работы в туристической индустрии, а также даже найти работу в местных театрах и на выставках.

Так, парк Эмшер на севере Рурского региона насчитывает 800 квадратных километров. В нем создано некое подобие музея индустриальной культуры под открытым небом. В Эмшере трудятся несколько десятков пожилых инженеров с уже закрытых шахт — теперь они работают экскурсоводами.

Экс-горняки признаются, что остаться на прежнем рабочем месте, пускай и в другом качестве стало для них чем-то вроде романтической привязанности. Которая, однако, экономит деньги бюджета.

Еще одно перспективное направление для Рурского региона — развитие “зеленых” технологий. Например, закрытую шахту в Динслакене собираются превратить в лесопитомник, где будут выращиваться энергетические ива и тополь для биомассы.

Цена квалификации

Однако вряд ли такая работа сможет дать шахтерам высокие зарплаты и другие социальные льготы, к которым они привыкли. Из-за этого некоторым из них приходится перебираться из Рура в Северный Рейн или соседнюю Вестфалию, чтобы найти подходящую работу там.

Так уже поступило около 10% бывших шахтеров. Например, часть экс-горняков реализовала свои умения в сфере добычи лигнита — бурого угля, популярность которого растет в Германии.

В целом же по статистике около 50% сокращенных сотрудников шахт находят новую работу именно после переквалификации. На эти программы Германия уже потратила почти 10 млрд евро. До 2018 года к этой цифре приплюсуются еще 4 млрд евро.

Словом, Германия пошла по пути наименьшего сопротивления — в отличие от Великобритании, где реформы были жесткими и бескомпромиссными, в ФРГ решили щедро заплатить за сворачивание отрасли. Вот только отличие Германии от многих других угледобывающих стран в том, что она может позволить потратить деньги налогоплательщиков на защиту высоких социальных стандартов труда. Правда, часть немцев осталась недовольной потерей Рура как национального символа. Но это, в общем-то, минимальное социальное волнение, которое могло ждать реформируемую угольную отрасль.

Любомира РЕМАЖЕВСКАЯ