Трагедия ошибок

Сторонники власти пообещали: если с оппозиционерами не удастся договориться, то они прекратят блокаду силой. Скорее всего, именно так и произойдет. И это событие может положить начало затяжному политическому кризису, который ударит как по “партии власти”, так и по оппозиционной коалиции.

Если “регионалам” придется применить силу для того, чтобы возобновить работу ВР, то пострадает не столько фракция Виталия Кличко (ее позиции могут даже укрепиться), сколько сам институт парламентаризма. Диалог между властью и ее политическими соперниками станет окончательно невозможен. Соответственно парламент утратит ценность и в глазах общества, и в глазах исполнительной власти, для которых высший законодательный орган представляет ценность прежде всего как площадка, на которой взаимодействуют различные политические силы. Важно, чтобы это взаимодействие осуществлялось в публичном пространстве. Тогда и государственное руководство, и политизированные слои общества уделяют внимание законотворческой деятельности, следят за парламентской дискуссией, с уважением относятся к влиятельным депутатам.

Если диалог в парламенте подменяется противостоянием, переходящим в открытые схватки, то власть превращает его в механизм, призванный придать вид законности уже принятым решениям (до тех пор, естественно, пока обладает парламентским большинством). Оппозиционные партии в такой ситуации обращаются к непарламентским формам борьбы.

В современных украинских условиях это будет означать, что основная схватка между властью и оппозиционной коалицией перенесется в медийное пространство, где оппозиционные деятели, по-видимому, окажутся сильнее. А общество, утратив доверие к политической системе (символом которой для многих остается парламент), переходит к прямому давлению на власть, в основном при помощи уличного протеста. Это значит, что у группировок, контролирующих важнейшие медиа, появится возможность манипулировать протестной активностью, а радикалы и популисты всех мастей (прежде всего деятели, связанные со “Свободой”) смогут сделать стремительную политическую карьеру.

Но главное — в условиях политического кризиса резко возрастет значимость внешнего вмешательства во внутриукраинскую ситуацию. Внешнее воздействие, с одной стороны, будет направлено на обострение политического конфликта (в том числе путем усиления разногласий как в оппозиции, так и внутри государственного руководства), с другой — на создание предпосылок для разрешения существующих противоречий в интересах крупнейших геополитических игроков.

Можно смело предсказать, что вмешательство ЕС в украинский политический процесс будет чрезвычайно ограниченным. Западноевропейские страны (прежде всего, конечно же, Германия), возможно, и хотели бы расширить сферу своего влияния на Украину, но вряд ли станут прилагать значительные усилия для решения этой задачи.

Дело не только в том, что для этого нужны значительные ресурсы, а Европа переживает, мягко говоря, не лучшие времена. Украина не представляет для западноевропейских государств критической важности, а попытка превратить ее в своего сателлита может завершиться столкновением с США и Россией. Понятно, что ни Франция, ни Германия не будут рисковать отношениями со стратегическими партнерами, а остальные страны Западной Европы вообще не испытывают к Украине сколько-нибудь существенного интереса. Главными внешнеполитическими игроками в украинском пространстве вновь, как в 2002—2004 гг., станут Вашингтон и Москва. Соответственно — поляризация украинского общества в условиях кризиса опять будет осуществляться под влиянием противоречий между политическими силами, ориентированными на США и Россию.

Если нынешние тенденции не изменятся (а это маловероятно), то украинское общество вместо решения собственных проблем (за последние десять лет ставших еще более тяжелыми) в очередной раз займется определением своих внешнеполитических и культурных ориентиров. Причем в нынешних условиях этот процесс может принять более опасный оборот, чем десять лет назад.

Геополитические приоритеты американской администрации за это время заметно изменились. Ее внимание сосредоточено главным образом на Азиатско-Тихоокеанском регионе. Однако от доминирования в Восточной Европе Вашингтон добровольно не откажется, а создание экономического и внешнеполитического союза с участием Украины и России может изменить сложившийся баланс сил, в целом устраивающий США.

Не стоит забывать, что новая геополитическая стратегия американского руководства, о которой упомянул в инаугурационной речи Обама, предполагает, что в решении внешнеполитических задач будут принимать активное участие стратегические союзники США, которые в обмен на содействие американским целям получат возможность реализовать собственные интересы.

Среди соседей Украины есть три государства, претендующие на статус доверенного союзника Вашингтона, — Польша, Румыния и Турция. Кто-то из них (а может, это будет не одно, а два или даже все три государства), скорее всего, сможет, заручившись американской поддержкой, вмешаться во внутриукраинский политический конфликт. И в этом случае политические противоречия, и без того угрожающие межрегиональным противостоянием, могут принять межэтнический или межконфессиональный оттенок.

Сохраняется ли еще вероятность остановить развитие политического кризиса, ход которого может оказаться еще более тяжелым и опасным, чем события десятилетней давности?

На теоретическом уровне, наверное, подобный шанс есть, но на практике действия ведущих политических сил, скорее всего, неминуемо приведут к разворачиванию кризисного сценария.

При этом ни “партия власти”, ни оппозиционная коалиция не заинтересованы в начале открытого конфликта. Напротив, им было бы выгоднее сохранить политическую стабильность по крайней мере до начала региональных и местных выборов 2014 г.

Ни власть, ни оппозиционные партии в настоящий момент не готовы к напряженной политической борьбе. В них сильны внутренние противоречия, которые хорошо бы несколько сгладить до начала конфликта с политическими соперниками, поскольку в напряженной ситуации они могут привести к расколу. Ни “регионалы”, ни их политические противники не обладают сколько-нибудь значительным числом идейно мотивированных активистов (даже для относительно небольшого митинга и тем и другим требуется оплаченная “массовка”).

Кроме того, для масштабного политического противостояния нужны огромные финансовые ресурсы, которые в нынешней ситуации крупнейшие украинские собственники просто не могут предоставить. Во-первых, экономическая ситуация в стране складывается достаточно тяжелая, и нет никаких оснований предполагать, что положение ведущих экспортеров в ближайшем будущем улучшится. Во-вторых, у политического конфликта нет (и не может быть) какого-нибудь быстрого разрешения, кроме силового. Финансировать политический конфликт, не располагая шансами на быструю победу, украинские собственники не любят. Это, правда, не значит, что они не позволят своим политическим представителям в конце концов выйти за рамки правового поля (как в 2004-м и 2007 г.) в том случае, если общенациональное политическое противостояние станет реальностью.

Развитие политического кризиса, правда, может остановить нежелание лидеров оппозиционных партий рисковать, вступая в борьбу с властью, пока сохраняющей прочные позиции, но способной серьезно пострадать в результате экономического спада. Однако для этого нужно, чтобы Тягнибок, Кличко и Яценюк отказались от взаимного соперничества, которое во многом определяет их политическое поведение. Тот, кто прекратит активную деятельность, уклонившись от соревнования с конкурентами, неизбежно уступит им значительную часть своих нынешних сторонников и потенциальных избирателей, фактически лишив себя электоральных перспектив на предстоящих президентских выборах.

Проблема, конечно же, не в том, что оппозиционные партии соперничают друг с другом и ведут борьбу с действующей властью. Если бы оппозиция занималась своим прямым делом, т.е. предлагала альтернативный экономический курс и помогала гражданам бороться с произволом власти, политический кризис не представлял бы угрозы. Даже при резком обострении социальной и политической напряженности он бы не носил системного характера, а значит, его можно было бы разрешить при помощи существующих механизмов и институтов.

Но оппозиционные партии заняты исключительно состязанием в радикализме, даже не пытаясь заняться решением насущных проблем. А власть подталкивает их к радикальным действиям, отказываясь от диалога с оппонентами.

Что стало причиной блокады парламентской трибуны?

Нежелание парламентского большинства считаться с мнением оппозиции. По сути дела “партия власти” лишила парламентскую деятельность какого-либо смысла, отказавшись от уступок и компромиссов при проведении линии, выгодной государственному руководству. Даже если бы УДАР не сорвал работу ВР, авторитет парламента все равно был бы необратимо подорван безропотным выполнением пожеланий президента.

Кстати, силовое прекращение блокады является далеко не худшим выходом из сложившегося положения. Новые парламентские выборы только ускорили бы развитие кризиса. При этом Арсений Яценюк, желая перещеголять соратников по оппозиции радикальностью требований, заявил о необходимости досрочных выборов не только парламента, но и президента. Остается только надеяться, что до этого все-таки не дойдет. В нынешней ситуации нет ничего опаснее, чем новая избирательная кампания, которая будет идти на фоне массового социального недовольства, сочетающегося со столь же массовым недоверием к политическим институтам.

Вполне возможно, что если бы власть пыталась наладить диалог с оппозицией, привлечь ее к выработке социально-экономического курса, то проблема персонального голосования не представлялась бы столь острой. Во всяком случае у оппозиционных лидеров было бы меньше мотивов для того, чтобы требовать ее немедленного разрешения.

Вполне возможно, что кому-то казалось выгодным подтолкнуть оппозиционные силы к радикальным действиям, рассчитывая, что выигрышнее будет смотреться “Свобода”, лидер которой представляет существенно меньшую опасность для действующего президента в качестве основного оппонента на предстоящих выборах, чем Яценюк или Кличко. Но привела подобная тактика только к радикализации УДАРа и “Батькивщины”, которые, конечно же, не захотели уступать партии Тягнибока статус главного соперника власти. А радикализация достаточно умеренных политических сил, опирающихся на относительно благополучные социальные слои, создает предпосылки для политического кризиса (при полном отсутствии механизмов для его разрешения).

К еще большей радикализации политического пространства может привести стремление “партии власти” административными средствами бороться с внутренними противоречиями. Решение Высшего административного суда, лишившего депутатских мандатов Павла Балогу и Александра Домбровского, только усилит недовольство тех, кому не нравится неограниченное политическое доминирование президентского окружения. Не поможет данное решение и сохранить единство властных рядов в кризисной ситуации. Чем большее давление необходимо для создания провластного большинства в парламенте, тем быстрее оно распадается, как только власть теряет устойчивость. Опыт 2004 г., по-видимому, так и не был усвоен действующей властью.

Но опаснее всего то, что власть, решая свои тактические задачи, с легкостью рискнула авторитетом судебной системы, представляющим для нее огромную внешнеполитическую важность. Действуя подобным образом, представители власти дают дополнительные аргументы тем, кто утверждает, что судебные решения по делу Тимошенко и Луценко были приняты под давлением государственного руководства. Это значит, что текущие политические интересы окончательно заслонили стратегические вопросы и действия провластных сил становятся непредсказуемыми.

Так же трудно предсказать действия и оппозиционных политиков, которые все больше будут увязать в соревновании за статус главного противника власти и самого радикального радикала. Если бы оппозиционные партии обладали политической стратегией, они бы уделили главное внимание своей внепарламентской деятельности, прежде всего работе со структурами протестного движения — независимыми профсоюзами, общественными организациями, гражданскими инициативами, — пытаясь вовлечь их в орбиту своего влияния. Но эта активность вопреки всякой логике практически полностью сошла на нет.

Для оппозиционных политиков наи-большую важность представляет присутствие в медиа. А потому они вынуждены активнее всего действовать в парламенте, который контролируется провластным большинством. Очевидно, что в такой ситуации какая-либо рациональная деятельность невозможна.

Конечно же, и провластные, и оппозиционные политики оказались в подобных обстоятельствах не только в результате просчетов, но и в силу необходимости. “Партия власти” и оппозиционная коалиция вынуждены выстраивать свою политическую линию, учитывая пожелания крупных собственников. И нынешнее положение — убедительное доказательство того, что политическая система, выстроенная в интересах олигархии, утратила всякую связь с социальными процессами. А назревающий политический кризис, вызванный ошибками власти и оппозиционной коалиции, свидетельствует, что олигархия все хуже справляется с управлением страной.

Ситуация в стране уже в ближайшие месяцы начнет меняться. То, что пока нет никаких признаком близких перемен, вовсе не указывает на наличие стабильности. Как говорит главный герой пьесы Макса Фриша “Бидерман и поджигатели” (описывающей, кстати, процессы общественного кризиса и распада): “Это назревает медленно, а происходит внезапно”. И результаты деятельности политиков, спровоцировавших своими ошибками и просчетами политический кризис, к несчастью, могут оказаться трагическими.

Дмитрий ГАЛКИН