Толерантность как императив: Национальная идентичность в эпоху глобализации

В начале февраля 2011 г. в Мюнхене проходила 47-я Международная конференция по безопасности. Конференция была основана в 1962 г., а сегодня стала своеобразным политическим аналогом мирового экономического форума в Давосе. Сперва круг участников конференции был довольно узкий — практически это было место, где США согласовывали с европейцами политику в рамках НАТО. Со временем к работе конференции стали привлекать страны Центральной и Восточной Европы, а затем и некоторые азиатские государства. Сегодня в работе этого форума участвовали 70 стран мира, что, по мнению обозревателей, несколько понизило значение конференции — не в последнюю очередь из-за того, что в Мюнхен стали приглашать все больше игроков, среди которых далеко не все исповедуют европейские ценности.

Именно на положении о европейских ценностях и хотелось бы акцентировать внимание, хотя в силу последних событий на Ближнем Востоке в фокусе обсуждения на форуме стояли проблемы социальных потрясений в Тунисе и Алжире. По словам Генерального секретаря ООН Пан Ги Муна, “в основе кризиса ближневосточных стран лежит незащищенность человека”. Та самая незащищенность, которая “растет на основе несправедливости там, где не соблюдают права человека”.

Нетолерантный мир

Проблему незащищенности человека поднял в своем выступлении и премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон. Он призвал британцев и их европейских партнеров отказаться от той доктрины мультикультурности, которая “поощряет сегрегацию”, то есть жизнь в отделенных друг от друга этнических сообществах. Именно в этих закрытых сообществах, по его мнению, идеологам экстремизма легче пустить корни. По словам Кэмерона, “Европе пора проснуться и увидеть, что происходит в ее странах. Под угрозой не только наши жизни, но и сам жизненный уклад”. Таким образом, “следует открыто заявить об отказе от пассивной толерантности”, поскольку “политика мультикультурности нас подвела, настало время либерализма с мышцами”.

Очевидно, что случай Великобритании следует рассматривать в длинном ряду подобных событий. Прежде всего, следует напомнить, что с подобными претензиями европейская либеральная общественность постоянно апеллировала к президенту Франции Николя Саркози, против которого развернута настоящая информационная война. Президента упрекают, что он разворачивает активную борьбу за соблюдение мусульманами светских законов Франции как европейской страны. В ответ оппонентам глава МВД Брис Ортефе еще в начале августа 2009 г. заявил о том, что будет высылать на историческую родину тех иммигрантов, которые допускают и проповедуют многоженство, женское обрезание и другие нарушения законов Франции. Более того, эту меру намерены распространить даже на тех, кто родился уже во Франции и натурализовался. И это не просто заявления. Показательно, что еще в 2004 г. был принят закон о запрете на ношение хиджаба в вузах Франции, а в июле 2010 г. — закон о запрете ношения этого элемента одежды и в других общественных местах. Радикальным шагом со стороны Саркози стала высылка из страны 800 ромских (цыганских) нелегалов.

28 ноября 2010 г. в тихой Швейцарии был введен закон о запрете на строительство минаретов под тем поводом, что они являются чужим элементом для традиционной швейцарской культуры и символизируют собой “политико-религиозное стремление к власти”. Подобные меры по отношению к мусульманам были предприняты еще в конце апреля 2010 г. в Бельгии, где местные депутаты объяснили, что к этим шагам вынудила постоянная необходимость утверждения европейских ценностей. Через два месяца на подобные действия решилась власть в Испании. Борьба за ограничение мусульманских символов ведется в Швеции. В Нидерландах, Италии и ряде земель Германии уже действует запрет на ношение мусульманской одежды в учебных заведениях. Более того — в Германии готовится ряд законодательных актов о подписании каждым иммигрантом “билля о лояльности”, где он будет брать на себя обязанность в определенные сроки выучить немецкий язык, знать основные вехи истории и придерживаться европейских ценностей в жизни и быту.

То, что такие меры представляют собой длительную тенденцию, а не какую-то дань переходному моменту, подтвердило заявление канцлера Германии Ангелы Меркель в октябре 2010 г. В нем она подчеркнула, что попытки ее страны построить мультикультурное общество потерпели полнейшее поражение, а концепция мультикультурности, предусматривающая мирное сосуществование людей, представляющих разные культурные традиции, в Германии не срабатывает. Глава правительства выдвинула иммигрантам требование: “Те, кто хочет стать частью нашего общества, должны не только соблюдать наши законы, но и говорить на нашем языке”.

Все последние выборы в странах Европы показали, что проблемы иммиграции, нежелания приезжих из других стран интегрироваться в общество становятся все большей головной болью для европейцев. Устоявшимся политическим фактом в Европе стала стремительная активизация деятельности правых и ультраправых. Все это требует более основательного анализа указанных выше фактов.

Границы против людей

С нашей стороны было бы непоправимой ошибкой считать, что эти процессы происходят где-то там, в Европе, и надеяться, что они обойдут стороной молодое подрастающее поколение Украины. Тем более что сегодня наше общество находится в состоянии бифуркации, когда из ситуации неопределенности могут прорости и набрать силу довольно-таки неожиданные альтернативы. И не факт, что они будут обеспечивать дальнейший прогресс Украины, а не подрывать еще не устоявшиеся традиции украинской государственности призывами к радикальному национализму. Так вот, возникает проблема толерантности в отношении представителей иноэтнического происхождения, а значит необходимость углубленного анализа процессов формирования национальной идентичности в эпоху глобализации.

В первую очередь, следует исходить не из противопоставления цивилизаций, а прежде всего из факта двойной морали рыночного фундаментализма в его версии агрессивного империалистического глобализма (не глобализации как объективного процесса!). Этот глобализм очень четко акцентирует на создании мирового сообщества без границ в том случае, когда речь идет о свободном перемещении товаров, финансов и услуг а, соответственно, и получения сверхприбылей. Однако у адептов этого глобализма сразу же возникает эффект “двойной морали”, когда дело начинает касаться свободного перемещения людей. Часто в богатых развитых странах одни и те же деятели, которые решительно приветствуют глобализацию как предпосылку свободного доступа своих товаров и услуг на чужие рынки, сразу же изменяют свою позицию и провозглашают антииммиграционные лозунги, когда дело касается свободного передвижения людей. Объяснение одно — здесь речь идет о сохранении своего национального государства с привычными культурными традициями и устоявшимся образом жизни.

Собственно, никто сегодня не взялся бы дать однозначной оценки объективному процессу глобализации. Часто дискурс по этой проблеме чем-то напоминает нарекания на погоду — об этом можно много и охотно говорить, но вряд ли можно кардинально помочь. Разве что одеться по сезону и захватить с собой зонтик. Но есть ли защита от глобализированного изменения международного социально-экономического климата? Украинский профессор А. Гальчинский ставит такой диагноз: рыночный фундаментализм сделал глобальную капиталистическую систему больной и недееспособной. Речь идет не только об экономике. Особенно удручает распространение через соответствующие механизмы сугубо рыночных принципов поведения на все остальные — неэкономические — сегменты человеческой жизни. Происходит отторжение морально-этических и духовных ценностей, наработанных человечеством в процессе исторического развития. Возведение мотива прибыли в ранг этического принципа является своеобразным извращением этой глубоко и безнадежно ошибочной идеологии.

Этот рыночный фундаментализм вызывает как ощущение отторжения, так и стремление любой ценой самоутвердить национальные духовные ценности. По мнению директора Лондонской школы экономики Энтони Гиденса, “пусть к худшему или к лучшему, но мы продвигаемся вперед к глобальному порядку, которого никто полностью не понимает, но впоследствии которого мы все ощущаем”. С одной стороны, объясняет он, “глобализация является причиной возрождения локальных культурных идентичностей в разных частях мира”. С другой стороны, “глобализация, конечно же, не идет путями справедливости, и отнюдь не милосердна по своим результатам. Для большой массы людей, которые живут за пределами Европы и Северной Америки, она выглядит дискомфортно...”

Итак, первопричина духовного сопротивления глобализму лежит не так в культурном консерватизме или стремлении к заскорузлости старых и отживших обычаев и традиций, как, прежде всего, в нарушении принципов социальной справедливости. Людей, собственно, смущает этот, описанный Гиденсом, своеобразный “коктейль”: возрождение “локальных культурных идентичностей” происходит в “несправедливые” времена и с “немилосердными последствиями”. Здесь вспоминаются слова литературного героя: “люди как люди, но жилищный вопрос их испортил”. Глобализация, которая в нынешней версии экономического рыночного фундаментализма нацелена в основном на накопление богатства, часто игнорирует при этом социальные и культурные измерения общества, “собирает” иммигрантов в бедных регионах своеобразных “расово-этнических гетто”, и тем самым неизбежно провоцирует социальные выступления и стремление к изменению существующей системы социальной несправедливости. Выход здесь усматривается в одном: нынешний мир, в котором царит произвол и угнетение в отношении иммигрантов, должен стать более открытым для свободного передвижения не просто товаров и капиталов, но также и людей — пусть даже и регулируемого какой-то мировой организацией миграции.

Однако, с другой стороны, горькая правда заключается в том, что количество иммигрантов, которое эти страны должны принять для поддержания обычного уровня жизни, выходит за пределы возможного — не в последнюю очередь в силу угрозы потенциальных социальных и культурных конфликтов, которые уже дают о себе знать. Так, например, острая реакция Голландии на рост доли марокканцев и турок в населении страны (в 10 раз за последних 30 лет) заключается именно в том, что иммигранты со своей стороны не проявляют надлежащей толерантности, и в большинстве своем не принимают голландские обычаи и образ жизни. То же самое происходит и в других странах Европы. Где же выход из этого тупика?

Как один из вариантов, по мнению Збигнева Бжезинского, Европейский Союз мог бы сделать для себя демографическую проблему не такой острой просто за счет расширения на восток. Тогда процесс ассимиляции мигрантов был бы облегчен вследствие общей христианской традиции и привычки к европейским нормам жизни, как это подтверждает практика ассимиляции поляков во Франции и Германии. Конечно, этот вариант мог бы в какой-то мере быть приемлемым и для Украины. Но и здесь возникает проблема для нашего государства — как это отразится на внутриполитическом положении страны, когда сочетание процесса старения населения и его депопуляции и так уменьшает количество людей, эмигрирующих на Запад? А, кроме того, что ждет нашу молодежь в Европе, да и вообще в современном глобализированном мире?

Толерантность как европейская ценность

 

Получат ли они когда-нибудь зарубежное гражданство? Конечно, нынешний финансово-экономический кризис не будет содействовать процессу интеграции новой волны экономической миграции. Наоборот, в ответ на стремительное увеличение иностранцев Европе уже совершенно реально угрожает нарастание праворадикальной реакции. Что бы там ни говорили о высоком уровне развития правового государства в Западной Европе, отмечает немецкий исследователь Юрген Габермас, современное государство, прежде всего, учитывает свою собственную национальную специфику: “Эта форма жизни образовывает политико-культурный контекст, в который должны быть вписаны универсалистские основы конституции, так как лишь население, привыкшее к свободе, может поддерживать жизнь институтов свободы”.

Каковы же требования к населению, еще не имевшему возможности “привыкнуть к свободе”? Очевидно, эти мигранты должны осознать, что право на иммиграцию и сохранение своей национальной идентичности неизбежно наталкивается на преграду со стороны такого же права коренного населения (как устоявшегося политического сообщества) на сохранение целостности своей собственной формы жизни. Так что будущему гражданину дают понять, что он должен быть готов идентифицировать себя членом уже существующего исторически сформированного национального сообщества, проникнувшись его прошлым и будущим, воспринимая безоговорочно сложившиеся формы его жизни и те государственные и общественные институты, в рамках которых традиционно действуют граждане данного общества.

В толерантном обществе этот пункт не трактуется как императивное требование к новоприбывшему стать безликим конформистом. Наоборот, это побуждает его к скорейшему вхождению в языковую среду и культуру страны-реципиента, а также к восприятию как своих собственных тех демократических институтов, которые содействуют воспитанию граждан, способных на принятие автономных и ответственных суждений. Коренное население тоже настраивают на то, что оно едва ли сможет отмежеваться от иммигрантов стеной “шовинизма благосостояния” и этнокультурным барьером. Именно таким толерантным способом формируется в общих чертах новый феномен мирового сообщества, которое уже становится политической реальностью в коммуникационных связях сообщества граждан мира.

Конечно, развитые страны ожидают такого же толерантного поведения иммигрантов в отношении культуры и сложившихся обычаев страны-реципиента. Неизбежный процесс интеграции мигрантов в национальное сообщество того или иного европейского государства, по мнению уже упоминавшегося Бжезинского, “предусматривает не только формальное принятие гражданства и лояльность к определенному общему будущему — как это происходит в Америке, — но также и искреннее принятие общего прошлого, зачастую мифологического. В Америке иммигранты обычно начинают считать себя американцами еще до того, как получат гражданство. В Европе так происходит намного реже, даже в странах, подобных Франции, известной своей традицией языковой ассимиляции. Для довольно изолированной и культурно уникальной Японии сама идея принятия миллионов мигрантов почти немыслима. В этих странах национальная история, язык, культурная и религиозная идентичность так тесно переплетены, что принятие национального прошлого имеет почти такое же важное значение для полной ассимиляции, как и представление об общем национальном будущем”.

Тогда возникает законный вопрос — если западные теоретики так хорошо аргументируют необходимость толерантного диалога культур в контексте мультикультурности, то почему же на практике политические деятели заявляют, что мультикультурность не оправдала себя, и призывают к политике “либерализма с мышцами”? Здесь, как говорится, “дьявол кроется в деталях”.

Политические деятели, как следует из их заявлений, имеют в виду непринятие той формы “радикальной мультикультурности” этносов, которая доводит до отрицания само существование государства-нации в качестве единого целого и “поощряет сегрегацию” — то есть жизнь в отделенных друг от друга этнических сообществах. Конечно, такие сообщества в условиях нарастания социальных проблем могут быть использованы идеологами экстремизма в своих партикулярных целях. Сторонники такого этнического радикализма, апеллируя на словах к справедливому лозунгу защиты национальных меньшинств, в своих практических действиях доводят дело до абсурдного их противопоставления национальному сообществу в целом. Тем самым утверждается несправедливость по отношению к большому национальному сообществу, к государству-нации. Это положение крайне важно и для нас, поскольку превращение справедливости в отношении национальных меньшинств в несправедливость в отношении украинской нации в целом в контексте мультикультурности является остро болезненным для современного украинского общества.

Отдельно хотелось бы сказать в этом контексте об особой роли и значении системы государственного образования в формировании толерантной модели нации и достижении национального консенсуса в обществе. Члены сообщества неизбежно должны понять общность исторической судьбы и общей общенациональной культуры, то есть согласие в отношении своего прошлого и ожиданий на будущее, осознание системы ценностей и чувств, которые связывают всех граждан с родным краем. Поэтому нечего удивляться, когда после обретения Украиной независимости задача достижения общей гражданской и национальной идентичности была возложена на систему государственного образования и средства массовой информации. И именно они должны доводить до общественности императив толерантности как безусловного принципа поведения, который в этике немецкого философа Канта рассматривался как безусловное моральное веление, вечное и неизменное, положенное в основу морали. Это касается как представителей национального большинства, так и представителей национальных меньшинств. Другого просто не дано.

Реалии современности

Тем временем, по состоянию на начало 2011 г. события в Египте и Тунисе создали проблему для Европы, куда направились волны нелегальных иммигрантов. Первой досталось Италии, которая объявила режим гуманитарной катастрофы. С 9 февраля на итальянский остров Лампедуза прибыло около 3000 беженцев из Туниса, которых размещают в специальных лагерях. Рим обратился к Евросоюзу с просьбой помочь в охране морской границы, а также направил в Тунис своих правоохранителей, чтобы заблокировать поток нелегалов. Власти Италии исходят из того, что причиной массового движения является то, что система контроля эмиграции в Тунисе разваливается, и подобные проблемы могут возникнуть в других странах Ближнего Востока.

Европейцам пришлось вспомнить, что во время Третьего саммита стран ЕС и Африканского союза в Триполи (29 ноября — 1 декабря 2010 г.), лидер ливийской революции Каддафи выступил с заявлением, что “Ливия берет на себя обязательства остановить нелегальную миграцию, если Европа предоставит ей материальную помощь в размере 5 миллиардов евро ежегодно, а также техническую поддержку”. Это было не первое обращение. Еще до этого — 31 августа 2010 г., находясь с визитом в Италии на праздновании второй годовщины заключения двустороннего Договора о дружбе, он заявил: “Это в интересах европейцев, поскольку завтра, с прибытием миллионов голодных и необразованных мигрантов, Европа может стать Африкой”. Тогда же он прочитал в Риме лекцию, где изложил свое видение будущего в том понимании, что “ислам должен стать религией всей Европы”.

Следует отметить, что в 2010 г. Ливия — основной перевалочный пункт на пути африканских мигрантов в Европу — законодательно причислила нелегальную миграцию к разряду уголовных преступлений. Но тогда представители Евросоюза сочли требования Каддафи о финансировании “преувеличенными” и согласились лишь на выделение 50 млн. евро на двухлетнюю международную программу по борьбе с нелегальной миграцией. И к тому же раньше Швеция отказалась продать Ливии патрульные самолеты, которые можно было бы использовать для выявления в Средиземном море кораблей с иммигрантами. Это вызвало негативную реакцию ливийского лидера: “Что это за сотрудничество?”

Комплекс проблем, очерченных в нашем анализе, свидетельствует, что не сработал не политический курс на мультикультурность и взаимную толерантность, а потерпел неудачу оптимистичный и несколько наивный взгляд на эту проблему. Судя по всему, для решения проблемы мультикультурности необходима, как минимум, смена нескольких поколений, длительная и кропотливая образовательная работа. Наконец, понимание того, что формирование мультикультурного общества — это не ассимиляция, не раскочегаривание “плавильного котла”, а продолжительная адаптация и настоящая интеграция с сохранением этнической и культурной идентичности при взаимном уважении культур и обычаев друг друга. Это и будет воплощением толерантности на практике.

Василий КРЕМЕНЬ