Танки на елке. Почему Новый год остается самым удачным идеологическим проектом СССР

Своими корнями любовь к данному торжеству уходит в недавнее советское прошлое, когда оно считалось единственным неидеологическим в СССР — елочка, оливье, мандарины и Дед Мороз с сексапильной Снегурочкой вместо опостылевшего дедушки Ленина.

Слово “считалось” использовано не зря. В стране тотального контроля, где жестко регламентировались даже длина волос и ширина штанин, такое важное событие, как приход нового года, никто и не собирался пускать на самотек.

В царские времена Новый год был довольно маргинальным праздником. С елочками, плясками и выпивкой отмечали Рождество, а вот смена циферок в календаре проходила весьма скромно. В украинской народной традиции новый год вообще не праздновали — вместо этого гуляли праздник Святого Василя, он же Маланка (Меланка), он же Щедрый Вечер.

После 1917-го все эти старорежимные радости были провозглашены вредительскими. Официального запрета не было, но вот неофициально очень не приветствовалось. Отношение коммунистов к Рождеству и елочке ярко показал поэт-сатирик Валентин Горянский. Его стихотворение сегодня довольно часто цитируют как образчик советской пропаганды:

Скоро будет Рождество,

Гадкий праздник буржуазный,

Связан испокон веков

С ним обычай безобразный:

В лес придет капиталист,

Косный, верный предрассудку,

Елку срубит топором,

Отпустивши злую шутку.

Тот, кто елочку срубил,

Тот вредней врага раз в десять,

Ведь на каждом деревце

Можно белого повесить!

На самом деле это не пропаганда, а злая и довольно меткая пародия на нее.

Несмотря на все усилия к середине 1930-х коммунисты вчистую проиграли войну против нарядного деревца — елочку тайком устанавливали даже высокопоставленные партийные бонзы. Но “нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять” (с). Появилось мнение, что клерикальную рождественскую елку нужно советизировать и поставить на службу идеологии.

17 ноября 1935 г. Сталин произнес знаменитую фразу: “Жить стало лучше, жить стало веселее!”. Чтобы показать народу наличие этого самого “веселее”, партия решила с размахом отпраздновать Новый год. Уже 28 декабря “Правда” опубликовала письмо второго секретаря ЦК КП(б) Украины Павла Постышева: “В дореволюционное время буржуазия... всегда устраивала на Новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся вокруг нее детей богатеев. ...Какие-то, не иначе как “левые” загибщики (то есть троцкисты. — “ВД”) ославили это детское развлечение как буржуазную затею... Давайте организуем веселую встречу Нового года для детей, устроим хорошую советскую елку во всех городах и колхозах”.

Инициатива Постышева стала лишь легализацией принятого решения. На это указывает тот факт, что уже спустя несколько дней в Харькове зажглась первая советская новогодняя (уже не рождественская) елка.

Фотография первой советской Новогодней елки в Харькове 1935 г.

Впрочем, это была не первая метаморфоза рождественского деревца. Празднование Рождества в современном понимании (елка, игрушки, карнавальные костюмы, подарки) стало массовым к концу XIX в. И еврейские ребятишки наблюдали за весельем христианских соседей с не меньшей тоской и завистью, чем пролетарские детки за развлечениями буржуинов. Сердце какой еврейской мамы выдержит такое душераздирающее зрелище?!

У евреев весьма кстати обнаружился праздник Ханука, традиционно отмечаемый в декабре, очень часто почти одновременно с Рождеством. Правда, тогда от будних дней этот праздник мало чем отличался. На рубеже XIX-XX вв. Ханука неформально перешла в разряд главных еврейских праздников — чего не сделаешь ради счастья и радости детишек. И во многих еврейских домах в Западной Европе, США и Канаде зажигаются ханукальные свечи и даже ставятся “ханукальные елочки” с шестиконечной звездой Давида на верхушке и подарками под ней.

Но вернемся в тридцатые годы ХХ в. В то время как в Союзе решили заменить рождественскую елку новогодней, против Рождества выступили нацисты в Германии. С точки зрения радикально-антисемитской идеологии НСДАП праздновать день рождения еврейского мальчика было не с руки. Главным елочным “ревизионистом” Рейха стал Генрих Гиммлер. В юности он был ревностным католиком, но в середине 1920-х начал исповедовать гремучую смесь древнегерманских языческих верований и оккультизма. С подачи рейхсфюрера СС Рождество начало приобретать характер древнегерманского праздника зимнего солнцестояния. Менялась и “елочная” идеология.

Изначально крестообразная подставка под елку была важным сакральным элементом всей конструкции: деревянный крест с “прорастающим” по центру вечнозеленым деревцем символизировали вечную жизнь, дарованную людям через жертву Христа. Гиммлер же активно продвигал идею, что истинно арийская елочка — это священное дерево друидов, которое не имеет никакого отношения к распятому жителю древней Иудеи.

Изменение идеологии отразилось и на внешнем виде праздничного деревца. Традиционно еловую верхушку украшали Вифлеемской звездой с восемью лучами. В СССР это вопиющее поповство оперативно заменили правильной пятиконечной звездой, а в Германии же стало популярным украшение в виде пики.

С конца XIX в. символом немецкого милитаризма стал “пикельхельм” — шлем с навершием в виде наконечника пики. Копиями этих пикельхельмовских пик стали украшать верхушки немецких рождественских елочек еще в годы Первой мировой войны. Правда, большого распространения это не имело. А вот “друидские” елки Гиммлера почти поголовно красовались в милитарных пиках. Позже в виде “трофеев” это пики попали в СССР и даже начали массово производиться советской промышленностью.

Коснулась идеология и елочных игрушек в СССР. Украшения рождественской елки довольно консервативны: шары, гирлянды да ангелочки. Новогодняя елка — дерево светское-советское, подверженное изгибам линии партии. Так что по новогодним елочным украшениям вполне можно изучать историю Союза.

Так, в милитаризированные 1930-е главными украшениями елки были танки, самолеты, броневики, красноармейцы и даже пес Ильдус с пограничником Карацупой (последний знаменит тем, что якобы задержал около четырех сотен нарушителей границы). В годы же хрущевского волюнтаризма на еловых ветвях массово прорастала кукуруза, приземлялись космические ракеты и спутники с космонавтами. Последние, кстати, были популярны до середины 1970-х, и сошли на нет вместе с космической эйфорией.

Особо следует остановиться на Деде Морозе. Накануне нового года в советских СМИ традиционно появлялось множество публикаций о том, кто древнее — их Санта Клаус или наш Дед Мороз? Естественно, авторы аргументировано доказывали, что Санта исконному Морозу даже на заплатки для валенок не годится. Мол, “наш” Дед корнями уходит чуть ли не во времена неандертальцев. Меряние бородами и сегодня регулярно наблюдается в российских СМИ. Западная же пресса хранит молчание — в первую очередь по той причине, что большинство жителей других стран просто не знают о существовании персонажа по имени Ded Moroz.

Родословную Санты опустим. Заметим лишь, что его канонический образ сложился в США только в 1931-м. И когда в СССР срочно понадобился распределитель новогодних подарков, вакансию тут же отдали раскрученному американцу. Здесь и выдумывать особо ничего не пришлось: все сделали старорежимные художники, еще в конце XIX в. массово рисовавшие пресловутого Санту в “дедморозовском” прикиде а-ля рюс. Оставалось только сменить персонажу паспортные данные и удлинить тулуп, чтобы прикрыть форменные штаны с лампасами.

И в Украине, и в России народная традиция рождественских подарков отсутствовала — этим “баловались” исключительно аристократия и городские разночинцы. Причем дарили их вовсе не от имени Деда Мороза — в славянской демонологии это было злобное снежно-ледяное чудовище, способное убить человека и нанести немалый вред его хозяйству. Правда, в сказке “Морозко” Мороз добрый и даже одаривает сиротку. Но есть небезосновательные подозрения, что все варианты этой якобы народной сказки написаны увлекающимися литературой помещиками.

Образ советского Деда Мороза, как и елочные игрушки, полностью накладываются на эволюцию советской идеологии. Ранние Деды Морозы — величественные и суровые. Они строго, но справедливо руководят своими подданными, награждают хороших людей, а проштрафившихся отправляют на лесоповал.

Такие Морозы уже с детсадовского возраста закладывали в сознании психологическую модель советского человека: есть некто могучий, кто заботится о тебе, кто думает вместо тебя, кто знает все обо всех. Будешь послушным — получишь подарок. Нет — отправишься рубить елки. После “оттепели” советскому Деду Морозу вернули черты Санта Клауса — доброго, веселого и чуточку смешного. В целом же новогодняя троица — Дед Мороз, Снегурочка и мальчик Новый год — это советизированные рождественские персонажи Св. Иосиф, Дева Мария и младенец Иисус.

К слову, в Третьем рейхе тоже произошла идеологическая мутация Санты. Там его превратили в языческого бога Вотана (Одина). Гитлеровский Вотан обычно изображался в виде хмурого сурового старца в облачении жреца-друида. Известны также случаи, когда Вотана облачали в униформу вермахта, войск СС или штурмовиков. С падением Третьего рейха вся нацистская мишура с немецкого Рождества тут же бесследно испарилась.

А вот на значительной части постсоветского пространства население и далее предпочитает сталинско-постышевский эрзац настоящего Рождества и упорно обзывает рождественскую елку новогодней. Так что по сей день Новый год — самый успешный и долгоиграющий советский идеологический проект.

Дмитрий ПОЛЮХОВИЧ