Цифровой ад. Почему Пекин не остановится, пока не исчезнет последний уйгур

В Китае, как известно, все китайцы, и даже сам император — китаец. То, что император теперь называется Генеральным секретарем ЦК КПК, нисколько не сужает его полномочия. А о том, что в Китае живут не только китайцы, они же ханьцы, говорить в принципе можно, но не везде и не всегда, а только в положенное время и в положенном месте. Тем более что ханьцев в Китае — 92%, прочим же этническим группам надлежит работать над собой, подтягивая себя до уровня большинства, дабы дружно строить социализм с китайской спецификой и не выделяться из общей массы. И уж тем более меньшинствам не следует составлять численное большинство в рамках любой социальной ячейки, включая даже семью. В Китае поощряют смешанные браки и очень не любят регионы с национальной спецификой. Особенно тогда, когда у этих регионов есть многовековой опыт сопротивления власти Пекина, временами успешный. 

Когда в октябре 1949 г. войска Народной Освободительной Армии Китая (НОАК) вошли в Восточный Туркестан, упразднив очередное уйгурское государство, дальнейшие события были предрешены. Впрочем, ничего нового коммунисты не изобрели — Китай всегда стремился ассимилировать население присоединенных территорий, приводя его к общему знаменателю с ханьским большинством. И на Восточный Туркестан опустилась ночь.

Ханьцы в Восточном Туркестане

Исторически Восточный Туркестан является частью Центральной Азии, населенной тюрками уже более 4 тыс. лет, и отделенной от Китая Великой китайской стеной. Согласно последней переписи 2010 г. в Синцьзянь-уйгурском автономном районе (СУАР) проживали 21,81 млн человек, включая 8,75 млн ханьцев (40,1%), переселившихся туда после 1949 г. в рамках многочисленных программ китаизации региона (в 1949-м численность их там составляла всего 260 тыс.). Уйгуров же, согласно переписи 2000 г., 10,2 млн, а данные об их численности за 2010 г. скрыты.

Уйгурские источники говорят о заниженном числе уйгуров и завышенном — ханьцев, указывая численность уйгуров порядка 20 млн, а также о том, что уйгуры ущемлены во всех мыслимых правах. Положение прочих национальностей ближе к уйгурским с незначительными вариациями.

Китаизация Восточного Туркестана имеет давнюю историю. Ослабленный гражданской войной между сторонниками разных течений ислама, он был  захвачен Маньчжурской империей в 1759 г. Захваченные территории оккупанты стали называть Синьцзяном (по-китайски “Новая граница”).

Уйгуры непрерывно восставали против китайского господства. Вялотекущая война против пекинских властей шла непрерывно, а время от времени их выметали вон уже полностью: в 1825-1828, 1830, 1847, 1857 и  1862-1884 гг. После разгрома восставших в 1884 г. китайцы зачистили Синьцзян настолько основательно, что когда династия Цинь пала в 1911-м, в Синьцзяне еще 20 лет продержалось шаткое равновесие между уйгурскими и тюркскими полевыми командирами и китайскими националистами.

В 1930 г. губернатор Цзинь Шужэнь удвоил сельхозналог для уйгуров и начал конфискацию лучшей земли, отдавая ее ханьцам-беженцам. В ответ 20 февраля 1931 г. началось восстание.

Но Цзиня поддержали войсками и оружием СССР, Гоминьдан и белые эмигранты. Хотя восставшие и объявили в ноябре 1933 г. о создании Тюркской Исламской республики Восточного Туркестана (ТИРВТ), и даже попытались добиться ее признания, к 16 апреля 1934 г., после одновременной советской интервенции и китайского вторжения восстание было подавлено.

В последующие десять лет было убито более 200 тыс. уйгуров, а политика вытеснения коренного населения переселенцами из Китая была продолжена. В 1937 г. офицеры 6-й уйгурской дивизии снова восстали против китайского правления, но силами советских войск восстание быстро и жестоко подавили.

В 1944 г. началось новое восстание. В ​​Гульдже 12 ноября была объявлена Восточно-Туркестанская Республика (ВТР) — светская, выступающая за демократию и против тоталитаризма.

Поначалу СССР, чьи отношения с Гоминьданом к тому времени испортились, оказал восставшим военную помощь. Но, начиная уже с 1946 г., Москва начала сливать ВТР коммунистическому Китаю и окончательно слила ее в 1949-м, уничтожив всех руководителей республики в авиакатастрофе, а по другой версии, просто расстреляв, и затем дав информацию о падении Ил-12 с делегацией ВТР, вылетевшей на переговоры в Нанкин.

Жизнь в СУАР — общий вид

В 1949 г. ВТР была официально упразднена. В период с 1951-го по 1959 г. там произошло более 14 крупных вооруженных восстаний против китайского правления под лозунгами восстановления республики. В 1954 г. Мао Цзедун переселил в Восточный Туркестан несколько сотен тысяч демобилизованных солдат-ханьцев и их семей, создав на их базе парамилитарные формирования Бинтуан для борьбы с восставшими.

В 1955 г. Восточный Туркестан был переименован в Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая. В 1962 г. поднялось восстание в Гульхе, после которого 100 тыс. уйгуров и казахов бежали от репрессий в СССР.  В 1968 г. уйгуры предприняли попытку легального политического протеста, создав Народно-революционную партию Восточного Туркестана (НРПВТ). В ответ китайские власти предприняли массовые репрессии, вынудив уцелевших членов НРПВТ уйти в глубокое подполье. В 1981 г. в Кашгаре произошло последнее массовое вооруженное восстание, жестоко подавленное. В 1985, 1988, 1990, 1995, 1997 гг. в СУАР проходили массовые протесты против ядерных испытаний, принудительных абортов, запрета уйгурской культуры и языка и заселения ханьцев из Китая. Во всех случаях выступления подавлялись силой оружия, с тысячами убитых, десятками тысяч арестованных и десятками активистов, казненных по приговорам судов.

С 1964-го по 1996 г. КНР провела более 46 ядерных испытаний на полигоне в Лоп Нур, созданном в СУАР. Опасные дозы радиации получили несколько миллионов человек, не менее 800 тыс. скончались  в результате последствий облучения.

В 2002 г. Китай впервые объявил репрессии в СУАР “борьбой с терроризмом”. В 2009-м в ответ на резню уйгурских рабочих китайцами на фабрике в Шаогуане (погибло более 100 человек) студенты в Урумчи вышли на мирные протесты, которые были расстреляны, после чего по СУАР прокатилась волна репрессий. Итогом стали тысячи убитых и десятки тысяч пропавших без вести. В 2014-м случились протесты в поселке Яркент, о которых известно немного, поскольку выживших и готовых рассказать о том, что происходило в Яркенте, попросту нет. Известно только, что в ходе их подавления было убито от 3 до 5 тыс. человек.

В 2015 г. Китай принял закон о борьбе с терроризмом (с широким толкованием этого понятия) и с введением уже официально внесудебных мер “перевоспитания”.  В рамках этого закона террористом может быть признан любой уйгур уже по одному тому, что он говорит на уйгурском языке (вражеская пропаганда) или общается с родственниками-уйгурами (создание террористических организаций).

С 2017 г. Китай начал охоту на уйгурскую эмиграцию, видя в ней источник нежелательной огласки о нарушениях прав человека в СУАР. При этом широко используется практика взятия в заложники родственников эмигранта, заинтересовавшего китайские власти. Их помещают в “лагеря перевоспитания” на неопределенный срок — до тех пор пока тот не согласится вернуться и сдаться властям. Не поддающихся на это давление, поскольку сдача вовсе не гарантирует, что родственников отпустят, Китай объявляет террористами и всеми способами добивается их выдачи.  В “мягких” случаях дело ограничивается  требованием предоставить максимум личных данных, включая номера автомобиля и банковских карточек, сопровождаемым угрозами в адрес как самих эмигрантов, так и их родни, проживающей в Китае. Родня же после этого, как правило, перестает выходить на связь.

Иными словами, правительство Китая стремится максимально изолировать уйгуров, живущих в СУАР, от диаспоры за пределами КНР и одновременно создает реестр уйгурской диаспоры, включая граждан других стран, который может быть использован как для отслеживания и пресечения попыток эмигрантов говорить о реальном положении уйгуров, так и для их шантажа с целью принудить к сотрудничеству с китайскими спецслужбами.

Несмотря на беспрецедентные усилия, предпринимаемые Китаем для сокрытия реальной ситуации, Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации 10 августа 2018 г. объявил, что располагает данными о содержании не менее чем 3 млн человек, в основном уйгуров, в “центрах перевоспитания”, по сути же — в концентрационных лагерях, расположенных по всей территории СУАР.

Жизнь в СУАР — подробности

Если говорить кратко: Китай устроил уйгурам высокотехнологичный ад. Обучение на уйгурском языке запрещено. Книги, изданные в СУАР до 2009 г., подлежат уничтожению. Паспорта уйгуры должны сдавать в полицию по месту жительства, что исключает несанкционированный отъезд.  Хочешь уехать — приди, расскажи, куда и зачем собрался. Могут разрешить или не разрешить.

Замеченные в посещении мечети (даже однократном) или молящиеся дома, носящие бороду (это не по-китайски!), общавшиеся на уйгурском языке в общественных местах, бывавшие за границей в подозрительных странах (в списке 35 стран со значительной мусульманской составляющей), имеющие родню за рубежом, плохо говорящие по-китайски или просто случайно вызвавшие даже мимолетное подозрение, подлежат заключению в один из “центров перевоспитания”. Это не считается судимостью и даже наказанием, и, как следствие, срок заключения в таком центре никак не оговорен. При очень хорошем сценарии можно отделаться годом.  При среднем — двумя-тремя.  И наконец, можно просто оттуда не выйти.

Основная задача таких центров — запугать и сломать “воспитуемого”, заставив отказаться от своего “уйгурства”, став на путь “исправления в ханьца”. Это предполагает полный отказ от уйгурского языка, от малейших признаков уйгурской культуры и образа жизни и усвоение всех китайских стереотипов поведения, включая бытовые привычки. А поскольку основой успеха здесь является страх перед властями, то при “перевоспитании” применяются пытки — в самом буквальном смысле слова. Притом что пытают в “центрах” не за какую-то провинность — за провинности существуют особые наказания, а профилактически. К этому прибавляются голод, бессмысленный изнуряющий труд и зубрежка “решений партии”. 

Китайские власти называют это “профессиональным образованием”. Но среди тех, кому посчастливилось выжить в этих лагерях и выйти на свободу, каких-либо новых навыков, полезных для работы на воле, отмечено не было. Зато все, кто решается, обычно на условиях анонимности, нарушить подписку о неразглашении того, что с ними происходило в этих центрах, рассказывают о пытках, издевательствах и существовании на грани жизни и смерти.   

Впрочем, и выход из лагеря на свободу тоже весьма условен. “На свободе” в СУАР уйгуров ждет тотальная слежка, с перспективой при малейшем неверном шаге вернуться в “центр перевоспитания” с более жестким режимом и на больший срок. В одном только Урумчи, столице СУАР, установлено более 40 тыс. камер с функцией распознавания лиц. Весь город — как, впрочем, и весь Синьцзян, — разделен на небольшие участки тысячами блокпостов, на каждом из которых у каждого уйгура проверят документы и сличат его отпечатки пальцев с отпечатками в базе. В последнее время вводится система опознавания по радужке глаз, группе крови и анализу ДНК. На мобильные телефоны уйгуров в обязательном порядке устанавливается следящее приложение, отправляющее провайдеру исчерпывающую информацию о входящих и исходящих звонках, сделанных фотографиях, и о перемещениях. Вся эта информация жестко привязана к системе социальных рейтингов.

В эту систему тотального контроля широко вовлекаются и сами уйгуры — те из них, кто предпочитает согласиться с китаизацией и пойти на сотрудничество с властями. Разумеется, они также подвергаются тотальной и перекрестной слежке и ставятся в положение постоянного взаимного доносительства.

Общая цель этих усилий очевидна: подавить волю к сопротивлению, показав всемогущество государственной машины, выявить в среде уйгуров всех психологически сильных и непокорных и затем уничтожить их, а оставшихся лишить национального самосознания, превратив в “одинаковых ханьских человечков”.

37:22 в пользу Китая

Нарастание интереса США и ЕС к событиям в СУАР совпало с обострением торговых противоречий с Китаем и с ростом политического влияния мусульман в Европе. Но, как бы то ни было, 11 июля 2019 г. послы 22 стран — членов Совета ООН по правам человека (СПЧ ООН), среди которых были Австралия, Великобритания, Германия, Канада, Новая Зеландия, Франция, Швейцария и Япония, призвали Китай прекратить массовые репрессии в отношении уйгуров и других мусульман в СУАР. Месяцем ранее США и ряд других стран крайне негативно отозвались о визите в Урумчи заместителя генсека ООН, россиянина Владимира Воронкова, возглавляющего Контртеррористическое управление, учрежденное Генассамблеей в 2017 г., поскольку поездка Воронкова в регион, где Пекин проводит репрессии против уйгуров, “ставит под угрозу репутацию и авторитет ООН”.

В ответ на это 37 стран, включая Россию, Беларусию и Таджикистан, подписали 15 июля китайское заявление в поддержку политики КНР в СУАР, упирая на то, что за последние три года там не было ни одного теракта, что “доказывает верность курса властей КНР на борьбу с терроризмом”. Так Пекин вчистую переиграл правозащитников.

Действительно СУАР находится рядом с Афганистаном, где оперируют радикальные исламские террористы, а политика китайских властей способствует радикализации уйгурских протестов. Но здесь уже возникает вопрос о той грани, которая отделяет терроризм от сопротивления оккупантам, а установление законного порядка — от этнической чистки. И при объективном подходе ситуация с СУАР прочитывается не в пользу Китая.

Реальные цели Пекина

Помимо давних счетов к уйгурам, а китайцы — народ злопамятный, есть еще несколько причин упорного “стирания” уйгурской нации. Во-первых, в Китае как огня боятся любого сепаратизма и любого (даже в рамках китайского этноса) национального или регионального своеобразия. Вполне китайский и вполне мирный, совершенно не склонный к вооруженному сопротивлению, а просто чересчур вольнолюбивый Гонконг — и тот приводит Пекин в ярость. Что же тогда говорить о некитайском СУАР, еще более вольнолюбивом, к тому же столетиями ненавидящем власть Пекина и имеющем богатую историю вооруженного сопротивления ей? Очевидно, что китайцы боятся и ненавидят вольнолюбивых уйгуров едва ли не больше, чем русские — вольнолюбивых украинцев.

Во-вторых, в СУАР Пекин отрабатывает методы цифровой диктатуры, которые затем предполагает распространить на весь Китай, превратив уже все его население в бесправных рабов, под круглосуточным контролем, не способных не то что на протест, но даже на мысль, выходящую за рамки дозволенного. Впрочем, как я уже писал, на каждую государственную кувалду такого рода всегда найдется множество маленьких молотков, которыми граждане разнесут ее в куски.

Но это для Китая — дело отдаленного будущего. Пока же торжествует кувалда, и, судя по всему, она будет торжествовать достаточно долго, чтобы уйгуров успели-таки стереть с лица земли, частью уничтожив, а частью превратив во второсортных китайцев — примерно так же, как значительную часть украинцев удалось превратить во второсортных русских.

Что же до надежд на международную поддержку, то их, увы, немного. Даже путинской России, куда более слабой, чем Китай, и той удается тотально скупать западных политиков, уже и не партиями, а сразу целыми странами — как, скажем, целой Италией. Возможности Пекина в этом плане значительно больше, а торговые противоречия с Брюсселем и Вашингтоном не могут длиться вечно. Так что перспективы уйгурского народа выглядят крайне скверно.

Сергей ИЛЬЧЕНКО