Бабченко был всего 41 год и убит он был в свой “второй день рождения”. Буквально за несколько часов до смерти он написал об этом у себя в “Фейсбуке”. Мол, ровно четыре года назад генерал Сергей Кульчицкий под Славянском не взял его в вертолет из-за перегрузки, что и спасло Бабченко жизнь. Тот вертолет, напомним, был сбит российскими оккупантами при взлете, все, кто были на борту, включая генерала, погибли. Тогда судьба уберегла строптивого журналиста, в этот раз нет... Вот такое трагическое совпадение, а может и не совпадение вовсе.
Обстоятельства смерти Бабченко еще до конца неизвестны. Жена Аркадия услышала выстрелы, увидела в квартире раненного мужа в крови. Стреляли якобы в спину, то ли в подъезде перед квартирой, то ли непосредственно уже в квартире. Бабченко умер в карете скорой помощи. Кто стрелял и почему, пока неизвестно, но судя по почерку работал киллер и нет никаких сомнений, что главной версией убийства станет месть Кремля, слишком уж откровенно Бабченко проявлял свое неприятие путинского режима. В России таких называют “пятой колонной”, ну а после эмиграции, да еще и в “бандеровско-фашистскую” Украину просто “предателями” и не стесняясь желают им смерти. Да и главной причиной уезда из России в прошлом году Бабченко называл регулярные угрозы физической расправы.
Вся сознательная жизнь Бабченко была связана с войной, он в том или ином качестве присутствовал на большинстве войн, затеянных Россией на руинах советской империи, и война на Донбассе стала для него последней. Впервые Бабченко оказался на войне в 1995-м в Чечне, 18-летним солдатом срочной службы. “Что говорили — делал, куда приказывали шел, что вешали нес, на что сажали — ехал, во что показывали стрелял. Хотя толку от этого не было никакого. Обошлось без ранений и наград”, — много позже описывал он без патриотического пафоса этот опыт. Тем не менее, на вторую чеченскую он снова попал, в этот раз уже добровольно в качестве солдата-контрактника. Короткое резюме той войны мало отличалось от первой: “В людей без необходимости не стрелял, разумную инициативу не проявлял, от приказов не увиливал, старался быть поближе к кухне и подальше от начальства, имел свое мнение, местами думал. Обошлось без ранений и наград”.
Тем не менее именно пережитое на двух чеченских войнах и стало для Бабченко тем материалом, благодаря которому он получил и известность, и признание как автор, пишущий о современной войне. Писать о чеченских войнах он начал, как признавался сам Бабченко, “чтобы не сойти с ума от переживаний и воспоминаний”. Все это вылилось в три успешные книги: “Десять серий о войне”, “Божий человек” и “Алхан-Юрт”, после чего литература и публицистика стали главным делом Аркадия.
Следующей войной в его биографии стала Российско-грузинская война 2008 года, где он присутствовал уже в качестве военного корреспондента российской “Новой газеты”. Тогда в России еще можно было быть немножко оппозиционным и Бабченко “лез на рожон, проявлял инициативу, брал на себя ответственность, резал правду-матку и говорил все что думал. Обошлось без наград. И практически без ранений”.
Примечательно, что в период пост-чеченского литературного творчества Бабченко то ли дружил, то ли приятельствовал с Захаром Прилепиным на почве общих военно-литературных интересов. Тем самым, который сейчас в Донецке то ли командует батальоном боевиков, то ли старательно это изображает перед камерами. “Он искреннее поехал головой, — объяснял Бабченко как он со своим бывшим единомышленником оказались по разные стороны линии фронта, — типа нашел свой рай на земле... Мечта жизни — перевести семью вместе с детьми в гадюшник, утром ездить на войну, возвращаться домой к жене, а потом после обеда пойти с ней и обвенчаться и получить трофейный обрез”.
После грузинской войны Бабченко активно включился в оппозиционную антипутинскую деятельность, за что получил от российской власти “пару уголовных дел” за призывы к массовым беспорядкам.
Когда в 2013-м начался Евромайдан в Киеве Бабченко уже как независимый журналист провел в украинской столице несколько месяцев, не скрывая в своих репортажах и публикациях симпатий к восставшим против Януковича, а когда последний сбежал из страны, а Россия начала агрессию в Крыму и на Донбассе, Аркадий в качестве военного корреспондента оказался на новой и последней для себя войне, однако теперь уже на позициях “ополченцев”, а со стороны “хунты и карателей”. После подобного роль “предателя России” для него была гарантирована. Правда, российский паспорт не слишком способствовал взаимопониманию и с украинскими военными. В июне 2014-го Бабченко был задержан по подозрению в шпионаже и, как он сам признавался, сильно избит.
“Ездить на войну, получать там звиздянок, сидеть в яме по обвинению в шпионаже и доказывать контрразведке, что ты не верблюд — это, собственно говоря, такая же естественная часть профессии, как и написание текстов. Обычное дело. Ну, выписали звиздюлей. Ну, бывает. В первый раз, что ли? — не без иронии описывал он этот случай, при этом высоко оценив “навыки” украинских военных. — Надо признать, это были лучшие пи..ли за всю мою жизнь. Сильнее меня еще никогда не валдохали”.
У россиян, разумеется, подобные истории сочувствия к Бабченко не вызывали, а когда тот публично засомневался в необходимости сожалеть о погибших по дороге в Сирию артистах ансамбля Вооруженных сил РФ имени Александрова, началась уже настоящая травля с требованиями наконец-то посадить предателя и лишить российского гражданства.
Когда же, как пояснял сам Бабченко, он узнал из источников, заслуживающих доверия, что угрозы в его адрес нужно воспринимать серьезно и из страны лучше уехать, то тут же оказался в Праге, через некоторое время в Израиле, и в конце концов в Киеве. Здесь у Бабченко появилась журналистская работа — он стал вести программу на крымскотатарском телеканале “АТР” и даже всерьез подумывал о получении украинского паспорта, на что имел основания, так как предки его из Запорожья. Однако угрозы в его адрес продолжали поступать. Последняя была за день до убийства. “Доверенное лицо президента в открытом доступе размещает предложение о твоем убийстве”, — написал тогда Бабченко в “Твиттере”, добавив ссылку на пост в “Фейсбуке”, который сейчас удален.
В России на убийство своего соотечественника отреагировали со свойственным этой стране цинизмом, требуя от Украины максимально тщательно расследовать убийство человека, которому в первую очередь россияне открыто желали смерти, а путинские дипломаты вновь завели старую шарманку о том, что в Украине, дескать, быть журналистом очень опасно. Когда-нибудь и лично Путин прокомментирует смерть Бабченко в том ключе, что он, мол, не имел никакого влияния и никому был вообще не нужен, и Кремлю, разумеется, незачем было бы его убивать. В общем все то же, что он или его приспешники говорили про Анну Политковскую, Бориса Немцова, Сергея Скрипаля и многих других...
И в завершение, хочется привести несколько цитат из статей Бабченко, чтобы было немного понятней за что покойного мог ненавидеть Кремль и лично Путин.
“Я радикальный реалист. Но иногда так хочется помечтать... Путин действительно серьезно заболел. Сутки он лежал на ковре в своем кабинете, в луже собственной мочи, куда охрана боялась войти, но через три дня ̶Б̶е̶р̶и̶я̶ Песков все же решился, приоткрыл дверь, увидел картину маслом, дрожащими руками достал золотой “Верту”, набрал непослушными пальцами номер ̶М̶а̶л̶е̶н̶к̶о̶в̶а̶ Сечина и...”
Комментарий к знаменитому фото крещенских купаний Путина: “А никто не знает, где он такой тулуп с валенками взял? Офигенные. Я тоже такие хочу. Как по мне, шкуры убитых животных — вообще лучшая одежда. А валенков я просто фанат. Правда, путинские, небось, миллиона полтора стоят. Ну, ничего. Я их с него потом сниму. После приговора”.
“Царя тихонько придушат на задворках Кремля или, наоборот, радостно повесят на памятнике Дзержинскому на Лубянке — эти же самые восемьдесят шесть ныне влюбленных в него процентов и повесят же, и в первых рядах будут именно те, кто сейчас громче всего орет про его величие и незаменимость, — а на следующий день свалят и памятник”.
“Мне очень не нравится слово “сепаратизм” и “сепаратисты”. Я поддерживаю любой сепаратизм, если это именно сепаратизм — независимость и отделение. Но это в Шотландии, и это совершенно разные вещи. То, что происходит на Донбассе, — коллаборанты”.
“Россия — не первая страна, которая этим болеет (имперский синдром, — ред.). Германия болела, Япония болела, Италия болела — и всех вылечили. В конце концов всех лечили. И Россию вылечат”.
“В Великобритании построили монархию, скандинавских странах — социализм, Штатах — капитализм, а в Китае — что-то похожее на коммунизм. А вот в России при любом строе получалась откровенно параноидальная страна”.
