Сильный общественный сектор — это, в том числе, сильная страна — президент Фонда Восточная Европа Виктор Лях

 Давайте подробнее поговорим о финансировании. Пока я искал информацию о Фонде, нашёл, сколько вложил Фонд Евразия, — это около $44 млн. А вот информации по вам за 13 лет существования найти не удалось. Открываете эти цифры?

Да. Это $30 млн. В гривне сложнее сказать, потому что курс был разным. Все данные открыты: есть у нас на сайте, мы указываем это в наших публичных годовых отчётах.

Интересует распределение этих средств по программам. Что пошло на энергоэффективность, что — на “цифру” и т. д.?

Это интересно. По таким категориям мы никогда разбивку не делали. Нужно будет попросить финансовый отдел провести такой анализ.

В таком случае — вопрос о доходах Фонда. Каков бюджет за 2020 год и каково его распределение по статьям?

Мы стараемся это указывать в наших отчётах: в 2020 году — $6,5 млн. Что касается затрат, то более 60% составляет программная часть, на гранты ушло порядка $1,6 млн. Всех реципиентов мы также публикуем в своих источниках, с суммами. Административные расходы — это где-то 6—7%.

Тут важно отметить, что согласно законодательству не больше 20% должно идти на администрирование благотворительного фонда. Наш процент, как видите, намного меньше. В отличие от американских фондов, которые на развитие организации берут, условно, с одного доллара 25—27%. То есть всё, что мы администрируем, каждая секунда нашего времени, любая гривна идет на программы.

Кто ваши доноры?

Половина средств — правительство США. Вторая половина — правительства других стран и Европейский союз, благотворительные фонды других стран. Денег частных фондов и бизнеса в прошлом году у нас не было, но поступления от бизнеса были ранее.

Но бизнес вас в принципе финансировал?

Да, особенно в контексте развития громад. Были интересные проекты по экономическому развитию, по поддержке каких-то определённых целевых социальных групп, например, пожилых людей.  

У нас разный опыт был: ДТЭК, Telenor, “Монсанто”… Пока не внесли изменения в политику партнёрств — JTI, Carlsberg Ukraine, “Филип Моррис”… Мы сделали много чего интересного.

Вы, в основном, упоминаете международные структуры, кроме одной. А украинский бизнес?

Да, был и украинский бизнес. Например, юридическая компания, которая профинансировала решение на основе блокчейн-технологии, — “Юскутум”.

А почему украинский бизнес не делится своей гривной? 

Думаю, что украинскому бизнесу сейчас нелегко. Особенно — в свете пандемии. На повестке дня — вопрос оптимизации ресурсов, а в некоторых случаях — выживания. Но опосредованно наши маленькие проекты, запущенные нами, конечно, в какой-то степени финансируются и софинансируются бизнесом.

Вы заинтересованы в дальнейшем финансировании бизнесом и поиске партнёров?

Да, причём формат участия может быть взаимовыгодным. К примеру, один из наших проектов — портал “Дия.Цифровое образование” (“Дія.Цифрова освіта” — укр., ИФ). Саму платформу, идею разработали мы с Минцифры, поддержали создание. А дальше уже разные организации приходили со своими идеями по поводу того, как туда внести свои образовательные курсы.

Первым, кто откликнулся, был “Киевстар” с программой “Смартфон для родителей” (“Смартфон для батьків” — укр., ИФ). Идея — привлечь людей, которые работают только с мобильной связью обычного третьего поколения, сделать их потребителями контента. То есть открыть им возможности получения госуслуг — стимулировать к тому, чтобы быть активными гражданами и т. п..

Тут наши интересы с “Киевстар” совпали. У них — новый сервис и монетизация трафика, у нас — новые возможности. Они подготовили целый блок контента о том, как вовлекать в этот процесс людей третьего поколения, и передали этот контент на “Дия.Цифровое образование”.

На самом деле это всегда win-win (тот случай, когда все участники остаются в плюсе — ИФ): и обществу полезно, и компании прибыльно.

Ещё пример классного сотрудничества с бизнесом — в рамках проекта єМалятко с Украинской ІТ-ассоциацией. Пилотно мы запускали эту электронную услугу в роддомах при содействии администраторов — специальных людей, которые помогали молодым родителям заполнить онлайн-заявления. Для этого нужно было более 600 компьютеров. В кратчайшие сроки государство не успело бы провести необходимую закупку. Мы собрались и, по-моему, 200 ПК вместе с бизнесом нашли: они передали технику нам, мы её доукомплектовали, установили ПО и передали государству.

Поговорим о сложностях. Что сдерживает работу и развитие Фонда? Понимаю, что это общий вопрос, но всё же: есть ли что-то, что сильно мешает и с чем нужно бороться?

Сейчас финансовые возможности, слава Богу, есть. Работает очень много программ международной помощи. Вместе с тем — большая нехватка кадров: людей, которые обладают экспертизой на стыке IT-технологий и общественного сектора, IT-технологий и государственного сектора. Таких специалистов в вузах у нас никогда не готовили.

Да и в целом — уровень компетентности общественных организаций. Конечно, за годы демократии они сильно выросли, но нам ещё есть куда стремиться. Слышал от коллеги такую цифру: 60—70% той грантовой помощи, которую доноры выделяют Украине, остаётся невостребованной. Украинские общественные организации не могут ею воспользоваться из-за того, что недостаточно проектных компетенций, как следствие — в портфолио мало эффективных проектов. Я говорю о секторе в целом. Недостаточно сильных команд, у организаций нет стратегий развития, нет хорошей проектной практики и т. д.. То есть общественному сектору в Украине ещё нужно в этом смысле развиваться. Ведь сильный общественный сектор — это, в том числе, сильная страна. В политическом, экономическом смысле.

А как вы относитесь к тому, что организации, подобно вашей, называют грантоедами?

Если взять весь объём международной технической помощи, выделяемой Украине, и посмотреть, какая доля уходит общественным организациям в виде конкурсов, то это 10%. Остальное распределяется через государство: определённые программы финансирования, прямую помощь бюджету. Именно туда идут сотни миллионов долларов, а не в общественный сектор.

Если говорим о больших грантовых средствах, часто их получатели работают с ФОП. Сотрудничаете ли вы в таком формате?

Все наши ключевые сотрудники являются штатными единицами. ФОПов привлекаем для реализации конкретных заданий в рамках проектов и программ. Но такая вовлечённость ограничена по времени и имеет чёткое техническое задание — набор услуг, которые этот специалист должен предоставить. Политика Фонда — не использовать ФОП как способ минимизации налогообложения.

Расскажите о планах, если вы вообще рассказываете о них. Особенно средне- и долгосрочные планы.

Все наши планы подчинены стратегическим целям организации, так называемым smart goals. Они определены на период с 2019 до 2024 года. Их у нас три: сильное и активное гражданское общество, эффективное управление на всех уровнях, институциональное развитие. И каждая программа, каждый проект, который мы реализуем или финансово поддерживаем, вносит свой вклад в достижение этих целей. Есть более десяти индикаторов, по которым мы сверяемся.

Например, мы подсчитываем количество пользователей, которые смогли приобщиться к процессу принятия решений с помощью всех электронных платформ, внедряемых при участии Фонда: платформа электронной демократии E-DEM, порталы электронных петиций Верховной Рады и Кабинета Министров и других. Из этого графика видно (показывает график — ИФ), что на сегодняшний день мы продвинулись к цели на 41%.

То есть, говоря о планах — ещё предстоит много работы?

Да, сейчас мы с Минцифры работаем над платформой “ВзаимоДействие” (“ВзаємоДія” — укр., ИФ). Это будет национальная платформа электронной демократии, с помощью которой украинцы смогут онлайн влиять на процесс принятия решений органами власти. Тут будет и электронное голосование, и электронные обращения, и возможность вносить предложения в проекты НПА, и многое другое.

Один из суперинструментов платформы — электронные конкурсы. Общественные организации могут получить финансирование из бюджета всех уровней. Мы хотим сделать этот процесс прозрачным, лёгким, электронным, доступным. Чтобы через 3—5 лет работала система, которая позволяла бы любой общественной организации подать заявку на финансирование.

Но это только один из множества проектов. Далее — хотим закрепить законодательно и работаем с Минцифры над тем, чтобы перевести все государственные услуги в онлайн-формат. Любое взаимодействие с органами власти, которое сейчас есть, должно иметь онлайн-возможность: приём, подача жалоб, подача заявлений и т. п..

Минцифры — один из ваших серьёзных партнёров. Но вы также много работаете с Верховной Радой Украины. Что планируется в этом отношении?

Да, вместе с Парламентом мы более семи лет реализовали масштабный проект — Программа РАДА. Тридцатого июня она фактически закончилась. Но мы не теряем надежды на продолжение сотрудничества. К примеру, есть одна инициатива, которую бы ещё очень хотелось реализовать, — организовать при Верховной Раде аналитический и исследовательский центр. Такие структуры есть при парламентах всех продвинутых стран. Наш замысел — взять этот опыт, привезти в Украину, связать тех людей, которые работают здесь, с теми, кто работает в британском парламенте, в Конгрессе Соединённых Штатов, в Европейском парламенте. Показать, как составлять шаблоны документов, как проводить исследования и т. п..

И эта служба запланирована в структуре Верховной Рады или как независимая?

Мы хотим, чтобы эта служба была независимой, но была в структуре Верховной Рады. Я очень надеюсь, что в течение полугода будет принято решение о создании такого блока в Парламенте.

Но если о планах в целом: всё, что я назвал, — это всего лишь часть большой мозаики. Сейчас в Фонде — десяток программ, которые касаются развития гражданского общества, электронного управления, социального школьного предпринимательства. Недавняя инициатива — наша экспертная поддержка Крымской платформы.  

Но, наверное, главное, что объединяет все наши программы, — это стремление своей работой трансформировать Украину в государство, которое служит людям. Такое государство, которое было бы эффективным, открытым, и — главное — комфортным для жизни и работы.