Сибирь и Дальний Восток превращаются в гигантский оффшор

Формально по той причине, что условия существования корпорации не соответствуют налоговому законодательству: член правительства и глава министерства на Ильинке Антон Силуанов вынужден выбирать выражения. Гораздо более откровенным был его экс-патрон Алексей Кудрин, предсказавший обрушение инвестиционного климата в комфортном заповеднике силового лобби. Впервые за путинские годы ключевое министерство открыто критикует проект, уже утвержденный премьером, он же избранный президент. Во всяком случае, никто — ни Минэкономразвития, ни вице-премьер Игорь Шувалов — не выступил против неправдоподобно наглой и абсурдной идеи. В роли камикадзе, бросившего вызов клану охранителей, выступил министр финансов. Следующий шаг — за Путиным.

Законопроект о развитии Сибири и Дальнего Востока, ради чего создается новая госкорпорация с широчайшими полномочиями, заслуженно вызывает повышенный интерес. Говорится о создании новой монополии, контролирующей все находящееся за Уральским хребтом, об ожидании новой волны коррупции, об угрозе китайского экономического вторжения. Но у этой темы есть еще один важный для экономики и политики России поворот.

Зауральский рай

Сибирь и Дальний Восток превращаются в гигантский офшор. Входной билет — признание инвестиционного проекта, реализуемого на этой территории, приоритетным. Решение принимает госкорпорация, учреждаемая в виде автономной некоммерческой организации.

Дальше — освобождение участников проекта от НДС, от налога на прибыль, на имущество и на землю, снятие головной боли по поводу инфраструктуры, создание которой, включая решение вопросов с “Газпромом” и энергетиками, — прерогатива госкорпорации.

Зауральский рай. Демиург которого — госкорпорация.

Она может распоряжаться государственной землей, недрами, лесом, без всякого конкурса предоставляя все это реализаторам того или иного проекта. Если же у понравившейся инвестору земли случится хозяин, не беда — все предусмотрено. Ничего выкупать, а тем более ходить по судам не придется. Все проблемы решает введение публичного сервитута (обременения участка). Собственник не может этому противиться. Вот и все.

Чтобы собственнику оставить видимость собственности, за ним сохраняется право требовать, чтобы госкорпорация, нет, не убралась восвояси, а всего лишь выкупила у него участок. При условии, что в течение полугода он не может вести на нем хозяйственную деятельность. Но это право призрачно — как якобы собственник будет это доказывать, не оговаривается, как не оговаривается и реакция госкорпорации на эти требования. Зато из текста законопроекта следует, что госкорпорация вправе передать свои права на использование чужой земли кому угодно — без согласия собственника.

В результате госкорпорация подминает под себя и судебную власть. Можно сказать и по-другому: получается, что Сибирь — не Россия, в том смысле что российское право там в значительной степени не действует. Вместо права — госкорпорация.

Мечта чиновника. Чего в этой мечте больше — заботы о подъеме Сибири или о собственном благополучии и генерал-губернаторстве, время покажет.

Распад России

Тот факт, что Сибирь — не Россия, получает не только юридическое, но и политическое обоснование. Важно, что деятельность госкорпорации выведена из-под контроля федерального правительства. Она подчиняется непосредственно президенту. По существу, это означает, что деятельность правительства ограничена Уральскими горами. Дальше — другие законы, другая экономика и другая власть.

Тандем действует только в европейской части страны, дальше президент обойдется без правительства. Госкорпорация заменит и его.

При этом основные природные запасы находятся исключительно на президентской территории. Что из этого следует?

Возможно, разделение труда между президентом Путиным и премьером Медведевым продолжится. Первый, не забывая, конечно, контролировать второго, станет еще и современным Ермаком. Если сибирские природные ресурсы останутся за президентом, то правительству волей-неволей придется сосредоточиться на том, о чем ни премьер Путин, выступая с правительственным отчетом в Думе, ни президент Медведев, ведя свой последний Госсовет, ни слова не сказали. На строительстве новой модели экономики, хотя бы в европейской части России. На той самой модернизации.

И не столько по зову души, сколько по сугубо чиновничьей логике. На которую гораздо больше надежд. Иначе, по большому счету, правительство оказывается никому не нужным. Если все вопросы, связанные с нефтью, газом, золотом, алмазами, будет решать путинская госкорпорация, то что же остается правительству? Если оно “не решает вопросы”, то зачем к нему обращаться, а если не будут обращаться, то как доказать свою значимость, со всеми входящими и исходящими бумагами разного достоинства?

Правительство просто вынуждено будет искать замену нефти с газом. В целях самосохранения. Особенно если в дополнение ко всем тяготам его еще и выселят из Москвы.

При этом действовать оно может, используя опыт путинской госкорпорации, как путинская госкорпорация использовала его опыт. Я говорю о Сколкове. Точнее, не о самом Сколкове, где, как говорят, соседствуют дома Игоря Шувалова и Романа Абрамовича, а о развитии принципа экстерриториальности, по которому сначала строилось Сколково, призванное стать инновационным инкубатором, а теперь будут развиваться Сибирь и Дальний Восток.

Другими словами, распад России продолжится.

На троих

У России появится три экономики. Традиционная промышленность, сельское хозяйство и услуги, сибирская экономика, вскармливаемая офшором, и новая экономика, которой будет тем больше, чем больше будет Сколково. При этом налоговое неравенство приведет к тому, что основной пресс придется на традиционную экономику. А это налоговый маневр, который стоит того, чтобы он был долгоиграющим.

Важно, чтобы не Сколково равняли, условно говоря, с Мытищами, а Мытищи получили бы шанс стать Сколковом.

Важно, чтобы не экономика существовала ради бюджета, а бюджет — ради экономики.

Этот принцип никак не усваивается ни налоговиками, ни Минфином. Позитив выбранного варианта нового освоения Сибири как раз в том, что экономика поставлена впереди бюджета. Это верный способ в конце концов и наполнить бюджет за счет роста экономики.

Госинкор-2?

Есть, конечно, и негатив. Коррупционные риски настолько очевидны, что эту тему нет смысла разворачивать.

Есть мнение Алексея Кудрина, который уверен в том, что монополия, тем более государственная, до добра не доведет. Он прогнозирует, что появление новой госкорпорации приведет к тому, что инвестиций в Сибири и Дальнем Востоке станет не больше, а меньше. Те инвесторы и проекты, которые не пройдут входной фейс-контроль со стороны госкорпорации, будут вынуждены вообще отказаться от вложений, потому что не получив поддержки гокорпорации, они оказываются в заведомо гораздо худших условиях, ни о какой честной конкуренции в этом случае не будет и речи.

Есть и печальный опыт. Прообразом создаваемой госкорпорации был Госинкор. Государственная инвестиционная корпорация была создана указом Бориса Ельцина в феврале 1993 года. По словам тогдашнего министра экономики Андрея Нечаева, она задумывалась “как банк развития”, который используя выделенные ресурсы (а вуставный капитал Госинкора были внесены драгоценные камни и металлы, недвижимость и денежные средства на сумму $1,25 млрд), привлекал бы частные, прежде всего иностранные, инвестиции. Но затея полностью провалилась. Ревизоры из контрольного управления президента в 1999 году пришли к выводу, что 98% инвестиционного потенциала было израсходовано Госинкором “на создание собственной инфраструктуры”. В 2003 году Госинкор был бесславно ликвидирован.

Теперь вместо превращения уставного капитала госкорпорации в рог изобилия используется офшорный режим и административный ресурс. Они, конечно, более работоспособны. К тому же Путин по существу поставил на карту собственную репутацию, замкнув деятельность новой госкорпорации на себя. Но госкорпорация остается госкорпорацией, а госмонополия — госмонополией. И каких птенцов высиживает эта курица, мы видели неоднократно.

Николай ВАРДУЛЬ