Сергей Жадан: Украинцы не замечают происходящего вокруг

В среду, 8 февраля, в помещении Гете Института в Киеве состоялась церемония награждения учителей немецкого языка, написавших лучшие эссе о своих самых удачных уроках. Поделиться мыслями и чувствами, связанными с этим языком, приехал и Сергей Жадан — пожалуй, самый читаемый немцами украинский автор. При этом зарубежный успех Жадана достаточно прост: многие произведения он переводит на немецкий самостоятельно, поскольку очень его любит. Историей, связанной с началом его романа с немецким языком, он и поделился с собравшимися.

— Моя школьная учительница немецкого языка была дамой суровой и бескомпромиссной. Она относилась к нам, как к курсантам военного училища или солдатам-новобранцам. Те первые 200 слов, что я выучил под её руководством, я помню до сих пор, хоть посреди ночи меня разбуди. И такая муштра продолжалась определенное время — она абсолютно не интересовалась нашими чувствами и мыслями.

Но как-то она увидела у нас вырезки с фотографиями советских хоккеистов. “Дети, вы любите хоккей?” — спросила она. “Да!” — единогласно ответили мы. “Хорошо, тогда расскажите мне о своей любви к хоккею, но только на немецком языке”.

С того момента мы полюбили немецкий язык, он стал нам интересен. Мы вкладывали максимальные усилия и делали неимоверные вывороты, придумывали новые слова, которых нет в немецком языке и тем более нет в украинском. У нас возник с учительницей не просто психологический контакт, а определённая привязанность. Так или иначе именно этот гениальный педагогический ход сделал так, что я полюбил немецкий язык и с удовольствием начал переводить на него свои стихи.

А когда ты решил для себя, что всё-таки будешь писать?

Это тоже случилось в школе. В 4-м классе. Я написал достаточно жёсткое и бескомпромиссное стихотворное произведение про своих одноклассников. С использованием матюков. И это произведение попало в руки моей классной руководительницы. По идее, она должна была против меня принять какие-то санкции, возможно даже жёсткие, но она почитала то, что я написал, и сказала, мол, хорошо пишу. И тогда я понял, что не важно, как ты пишешь — с матюками или без. Главное, чтобы твоего читателя цепляло то, что ты пишешь.

Кого из современных немецких поэтов ты бы порекомендовал для изучения в школе?

Начнём с того, что мы вообще не знаем современной немецкой поэзии, а там есть просто потрясающие авторы! Так сложилось, что Германия и Польша знают об украинской современной литературе гораздо больше, чем мы о них. Вообще, наибольший интерес к Украине в Европе проявляет Германия и Польша. Они переводят наших авторов, читают их, приглашают. Мы же ничего не знаем про литературный процесс, происходящий у них. Абсолютно нет переводов современных немецких авторов на украинский язык. Хотя там есть сильнейшие, уникальнейшие авторы. Правда, должен сказать, что в современной Украине есть такие поэты, которых даже в Германии нет.

Когда мы были молодыми поэтами и поехали в Германию общаться с немецкими коллегами, у нас возник такой казус, что вдруг закончились все переводы. И у немцев тоже все как-то закончилось. Тогда мы предложили почитать им стихи в оригинале, на украинском языке, чтобы они прониклись мелодикой. И они с удовольствием нас слушали и получали удовольствие.

Говорят, что немецкий язык не любит сложноподчинённых предложений.

Это говорят плохие переводчики, которые плохо владеют языком. Немецкий язык очень объёмен, он любит длинные предложения. У немецких классиков часто встречаются очень длинные мысли, описанные в одном предложении. Кстати, недавно переводили Оксану Забужко — “Музей покинутих секретів” — на немецкий язык. Кто читал этот роман, тот знает, что там длиннющие предложения, занимающие по странице каждое. Тем не менее, переводчик смог очень удачно перевести и смысл, и стилистику Оксаны Стефановны. А вообще, немецкий — это настоящие наслаждение для филолога. И это я говорю не потому, что сейчас мы находимся в Гете Институте, и не потому, что тут собрались учителя немецкого языка, а потому, что я так чувствую. Это очень глубокий и ёмкий язык — я его учу, изучаю, но досконально так и не выучил.

Многие читатели считают, что ты до сих пор пишешь про 1990-е.

У меня с читателем давний конфликт на этой почве. Вот, к примеру, стих “Грибы Донбасса” я написал в 2007 году, когда мы с одним австрийским фотографом ездили на Донбасс. Это абсолютно реальная история. Мне потом некоторые читатели говорили, что я, мол, очерняю Донбасс. На самом же деле — нет, я его очень люблю. Это — моя родина, я родился в Старобельске на Луганщине. Просто есть много мест, где происходят всё те же ситуации, что и в девяностых. Там практически ничего не меняется, но происходящее там достойно пера классика и экранизации.

Вот, к примеру, приехал я в Старобельск к родственникам. Они мне рассказывают историю, что, вот, умер такой-то, его похоронили — всё, как положено. Сели за стол поминать, и тут в разгаре поминок вдова вспоминает, что покойника похоронили в его лучшем костюме, в карманах которого лежат все документы и деньги! И вот они, выпив еще для храбрости, пошли среди ночи откапывать могилу и доставать пиджак с документами. Просто гениальная история! И таких историй полно!

Я пишу про двухтысячные и даже две тысячи десятые. Просто многие перестали замечать те процессы, до сих пор проходяшие вокруг нас. В одном из новых стихов я даже дважды использовал слово “реформы”, чтобы люди поняли, о каком временном периоде я пишу.

Александр ЗАКЛЕЦКИЙ