Строка Бродского о том, что “из всех законов, изданных Хаммурапи, самые главные — пенальти и угловой”, имеет право стать цитатой дня. Благодаря Ринату Ахметову, внезапно “прозревшему” на предмет судеб родины после того, как сепаратисты объявили о “национализации” его любимой игрушки — “Донбасс Арены”.
Все, кто обвинил Ахметова в цинизме, по-своему правы. Загубленные жизни, кровь и хаос, экономический разгром и снова загубленные жизни — все это, значит, можно было проглотить. А вот отъем любимого стадиона — нет, этого простить нельзя никак. Это вызов уже не игроку, не бизнесмену и не политику, а прямиком мужскому достоинству.
Ответ Ахметова, транслированный его телевизионным менеджером Денисовым, действительно выглядит крайней степенью цинизма. Но это выглядит также крайней степенью растерянности. Все знают, что, снявши голову, по волосам не плачут. Но те, кому снимали голову, утверждают, что в такие минуты оплакиваешь почему-то именно любимую заколку. Срабатывает защитный механизм, и человеческая речь становится полна метафор и цветистых иносказаний, служащих психотерапевтам указателями травм и потрясений.
История с отнятием у Рината Ахметова “Донбасс Арены” символически избыточна. Не какой-то там завод или шахту отняли — что-то, что приносило деньги, было частью бизнеса. Это его, наверное, разозлило бы. Он, возможно, стиснул бы зубы и занялся составлением плана мести и возвращения или компенсации утраченного. Но отняли фактически игрушку. У многих людей есть что-то сентиментальное или даже любимое, по чему его можно ударить так, что станет по-настоящему больно. Для Ахметова этим была “Донбасс Арена”, его прижизненный памятник себе. Ее отъем оказался для Рината Леонидовича ударом ниже пояса. И он закричал.
Тот, кто решил отнять у Рината Леонидовича его стадион, это, возможно знал. И нанес этот удар очень точно — прямо под дых. Это, конечно, сигнал, но его интенсивность должна о многом сказать адресату. Он должен о многом сказать адресату даже в том случае, если за этим сигналом вовсе не стоит злая и умная сила, а стоит один только хаос. C хаосом невозможно договориться, он пожирает все и всех, включая собственных творцов.
Однако за интенсивностью сигнала и ответной реакции на него не стоит терять его суть. В хаосе, где перестают работать законы математики, включая табличку деления, на которую всегда и до конца уповают олигархи, в первые ряды “точных наук” выбивается лингвистика. В каждом сигнале и в каждой рефлекторной реакции кто-то что-то обязательно выбалтывает, и можно постараться понять, о чем же идет речь.
За “циничным спектаклем” Ахметова—Денисова на тему “не-забудем-не-простим” стоит совершенно четкий мессеж. Ринат Леонидович осознает, что его кинули, кинули по-крупному и с особым цинизмом и что это не та ситуация, в которой он способен кого-то простить. Это не просто развод на деньги или на бизнес, как это могло быть в случае заводика-пароходика, — это война, вендетта и прочие слова на “в”.
Слово “арена” в этом контексте что-то вроде междометия. Главное (и исчерпывающее) слово в общем потоке фонем — “Донбасс”. Когда Денисов говорит, что “Шахтер — украинская команда”, на самом деле он говорит, что Донбасс (а может, и Крым — чтобы уж два раза не вставать) — это Украина.
По большому счету уповать Ринату Леонидовичу осталось только на это. На то, что Донбасс — это все-таки Украина, которая в отличие от “российских партнеров”, может быть, не кинет.
Из которой, может, удастся еще что-то выдавить “на компенсацию” да “на реконструкцию”, выстучать шахтерскими касками о брусчатку улицы Грушевского. Потому что, как оказалось, о кремлевскую стену можно только голову расшибить.
Отъем “Донбасс Арены” — месседж Ахметову, в котором также слово “Арена” что-то вроде предлога. Или даже приставки. Потому что между отъемом у бывшего хозяина “Арены” и отъемом у него же Донбасса мышь не прошмыгнет. И чтобы не было у (бывшего?) “хозяина Донбасса” никаких иллюзий на предмет поторговаться да договориться, у него отняли сразу то, что было в статусе “любимой жены”. Поступив с ним “не по-пацански”, ему дали понять, что он больше “не пацан”.
Любовь или скорее привычка к договорнякам сыграла с владельцем “Шахтера” плохую шутку. Бог футбола не прощает постоянного мошенничества и больно наказывает игрока, играющего одновременно за обе команды. Это, собственно, и ударило больнее всего: Ринату Ахметову дали понять, что он больше не играет.
Все, что происходило до сих пор, — весь наш постсоветский бизнес постсоветского олигархата — было по большому счету игрой. Не столько в футбол, сколько в наперстки, но игрой. В которой можно было подыгрывать, договариваться, ставить подножки, прогибаться и прогибать, следить за балансом сил и использовать инерцию соперника, что-то решать и даже кого-то порешить — все это было в рамках правил, которые устанавливали и возводили в ранг закона сами игроки. Да, при всех превратностях этой игры в ней были правила. По которым можно было отнять хоть бы и весь бизнес, потому что он всегда на кону. Но были также вещи, всегда стоявшие вне залога. Некий эквивалент “чести” аристократа. Святое, как сама любовь. Такой вещью для Ахметова была “Донбасс Арена”. И только после того, как ее увели, он осознал, что происходящее — не игра. А война.
Здесь мы сталкиваемся с тем, чем на самом деле есть или, что важнее, чем не является наш постсоветский олигархат. При всех своих финансовых и политических возможностях и связанных с ними аристократических претензиях большинство украинских олигархов в чем-нибудь да обнаруживают свое дворовое нутро. Наши олигархи скупают произведения искусства, а особо продвинутые даже открывают галереи. Они приобретают футбольные клубы и строят на свои деньги умопомрачительные стадионы. Они одеваются, как денди, и ни за что не сядут в самолет с простолюдинами. Они превозносят себя, создают себе памятники и всей душой презирают плебс, по которому топчутся и на чьей плоти выращивают свои финансовые империи.
В этом они вполне аристократы. Но это сходство внешнее.
Аристократ понимает, что он зависит от тех, кем владеет, и имеет определенные обязанности в отношении своего имущества — движимого и недвижимого, живого и неодушевленного. Наш олигарх в отличие от аристократа считает, что иметь это и есть быть и это не предполагает никаких обязательств.
Слово “обязанность” вообще не из их лексикона. А потому и слово “война” обычно воспринимается ими или отвлеченно, как чужая война, на которой можно нагреть руки, или иносказательно, как острый момент в игре. Любой князек на своем клочке земли понимает, что это война, когда чужая армия пересекает его границу. Наш доморощенный “князек” спокойно смотрит на пришлых вооруженных бурятов с чеченцами, которые топчутся по его плебсу, он уверен, что это проблемы плебса, на которых он, если изловчится, сможет еще немного нажиться. Для него это новые возможности, мутная водичка (пускай это и кровь — чужая ведь), в которой можно наловить доселе недоступной рыбки.
Он понимает, что это война, только тогда, когда враг по-хозяйски входит в его замок, разбивает драгоценную вазу и умыкает любимую наложницу — в общем, показывает ему, что он тут никто, и не то чтобы это было совсем незаслуженно. Крик Ахметова по поводу отъема “Донбасс Арены” выдает его потрясение тем фактом, что это война. Не отвлеченная чужая война Украины и России, Кремля и “хунты”, бурятов и добробатов, не чужие проблемы его шахтеров с металлургами. Что это его собственная война, в которой он несет тяжелые (для себя) потери. И что он либо открыто вступит в нее и постарается защитить то, что еще можно спасти, либо он таки “не пацан” и поделом ему.
По всей видимости, он только теперь это понял.
