Ритуальные действия революционеров под Верховной Радой кажутся загадочными, но в мировой клинической практике это не первый такой случай. В далеком уже 1974 г. нобелевский лауреат Ричард Фейнман рассказал выпускникам Калифорнийского технологического института совершенно правдивую историю о том, как у тихоокеанских островитян после Второй мировой войны появилась религия самолетопоклонников.
“Во время войны они видели, как приземляются самолеты, полные всяких хороших вещей, и они хотят, чтобы так было и теперь. Поэтому они устроили что-то вроде взлетно-посадочных полос, по сторонам их разложили костры, построили деревянную хижину, в которой сидит человек с деревяшками в форме наушников на голове и бамбуковыми палочками, торчащими как антенны, — он диспетчер, и они ждут, когда прилетят самолеты. Они делают все правильно. По форме все верно. Все выглядит так же, как и раньше, но все это не действует. Самолеты не садятся”.
Фейнман, кстати, поведал эту историю не ради хихи-хаха, а чтобы пояснить разницу между настоящей наукой и имитацией науки, или по его терминологии наукой самолетопоклонников. “Люди, которые ею занимаются, следуют всем внешним правилам и формам научного исследования, но упускают что-то главное, так как самолеты не приземляются”, — сказал он и далее назвал это главное: в научных исследованиях самолетопоклонников обычно отсутствует честность, отсутствует старание не обманывать самого себя.
Наверное, о революции самолетопоклонников, можно сказать, то же самое. Они видели, как четыре года назад народ поднимался и приходил на майдан, и хотят, чтоб это повторилось. Поэтому они копируют антураж: палатки, полевые кухни, подобие сцены. Затем еще и съездили к дому президента в Козин, подожгли на Банковой шины... А самолеты все не садятся, в смысле — народ не поднимается.
И они недоуменно разводят руками: что случилось с народом? “Эй, народ, разве тебя все устраивает?” — возмущенно спрашивают они.
У них, у революционеров-самолетопоклонников, тоже отсутствует честность и совсем не видно старания не обманывать самих себя. Если бы такое старание было, они первым делом спросили бы себя: а не игнорируем ли мы реальность? Не упустили мы из виду того, что важно для народа?
Реальность в том, что Украина — страна, в которой регулярно проводятся выборы и, более того, выборы несколько раз приводили к смене власти: и президента, и правящей партии. Поэтому, когда украинский народ что-то не устраивает (а так бывает всегда, ежечасно), он не берется тут же за вилы (иначе пришлось бы это делать каждый день), а копит свое недовольство, чтобы со всей полнотой чувств проявить его на выборах. Если же кто-то негодует: “Эй, народ, разве тебя все устраивает?” — за таких народ точно голосовать не будет.
Чтобы народ поднялся на майдан, нужно, чтобы власть совершила что-то такое, на что необходимо реагировать немедленно, не дожидаясь выборов, ибо на выборах уже будет поздно. Евромайдан, напомним, начался 21 ноября 2013 г. в ответ на вполне конкретное и важное событие: распоряжение правительства о прекращении подготовки к заключению Соглашения об ассоциации с ЕС.
Акция, начатая под Верховной Радой 17 октября 2017 г. и якобы продолжающаяся и поныне, вообще не имела никакого повода. Ее просто назначили на эту дату Мустафа Найем и Михеил Саакашвили. А вместо повода придумали три требования: отмену депутатской неприкосновенности, создание Антикоррупционного суда и принятие пропорциональной избирательной системы с открытыми партсписками.
Евромайдан поначалу не был массовым, но он рос по мере того, как в народе укреплялось ощущение приближающегося медного таза, который накроет всю страну. Пока Янукович игрался в евроинтеграцию, он еще соблюдал какие-то приличия. Когда же он сделал разворот на 180º в сторону России, все украинцы увидели и весь бизнес увидел, что вся страна будет пахать на “Семью”, а выборы превратятся в фикцию. На тот момент Янукович уже подмял под себя парламент, присвоил себе диктаторские полномочия, и ждать выборов никакого смысла не было. Каждая попытка силового разгона майдана только укрепляла это ощущение — и народу на майдан выходило все больше.
Порошенко диктаторских полномочий не имеет, тотального контроля над парламентом — тоже. При этом он зависит от западных партнеров и согласился со всеми тремя требованиями, выдвинутыми 17 октября (даже назвал их своими). Сейчас они вроде бы в процессе выполнения, но в любом случае украинцы смогут проявить свое отношение к Порошенко и его команде на выборах. Захотят наказать за коррупцию, за невыполненные обещания и за все прочие прегрешения включительно с цветущим Медведчуком — накажут.
Однако революционеры-самолетопоклонники все это совершенно игнорируют. Они придумали новое требование — закон об импичменте, далее Саакашвили заявил, что хочет стать премьером. То есть идет нарастание радикальности по кальке того, как нарастала радикальность майдана четыре года назад. Только тогда рост радикальности подкреплялся нарастающей массовостью, а сейчас он не подкрепляется ничем.
Еще одно важное отличие нынешних событий от тогдашних — сейчас идет война. Некоторые революционеры-самолетопоклонники уже достаточно раскрылись, выдвинув формулу: “Главный враг — не в Кремле. Путин — это враг номер два, а враг номер один — это Порошенко”.
Любой украинец знает (а не знает, так нутром чувствует): победить сразу всех врагов нельзя, и могут возникнуть ситуации, когда необходимо объединяться с одним врагом против другого, чтобы не потерпеть поражение на всех фронтах. Объединяются всегда с врагом номер два против врага номер один. И каким бы ни было отношение украинцев к Порошенко, но они, в отличие от революционеров-самолетопоклонников, все-таки объединятся с Порошенко против Путина, а не наоборот.
Поэтому революционеры могут продолжать дальше. Самолеты все равно садиться не будут.
