Пустыня к западу от России

Многоотраслевой философ Аристотель в седьмой главе своей книги про политику взялся определить идеальный размер государства — полиса. Россию бы он точно забраковал. “Население полиса, — писал Аристотель, — должно быть легко обозримо, также легко обозрима должна быть и его территория”. Городок-государство должен быть не велик и не мал, лучше меньше, да лучше, золотая серединка на половинку. Из современных государств, кроме Сан-Марино, Лихтенштейна и султаната Бруней, он мог бы одобрить страны Латвию, Литву и Эстонию.

Как-то пару лет назад “Эхо Москвы” запускало вещание в Латвии, и по этому случаю М.Ганапольский вел эфир из Риги и пригласил в студию местного политика. Политик не стал церемониться с единственной российский радиостанцией, которая пыталась говорить о Латвии что-то хорошее, и оптом выдал, все что накипело.

“Мы, латвийские политики, за прекрасные отношения с нашим большим соседом Россией. И наступят эти прекрасные отношения тогда, когда Россия заберет назад всех русских: когда они соберут все свои вещи, заберут малых и уже немалых детушек, недорослей и приехавших под опеку старцев, и со чады и домочадцы, со крупный и мелкий скот переселятся в Россию — ну, например, по программе возвращения соотечественников. Сами же говорите, что вам людей не хватает. А нам чужого не надобно”. Родина-мать, роди меня назад.

“Мдааа, — произнес в задумчивости Ганапольский, — я думал, такого уже не бывает”. Он-то думал, что политикой в стране, вступившей в ЕС, занимаются цивилизованные приличные люди. Ах витязь, то была наивность. Как будто вступление во что бы то ни было делает людей чище и лучше. Вон, Пьер Безухов вступил в ложу Храма соломонова, а Ресин, как до него Лужков, — в “Единую Россию”. И что они там нашли?

Но и я вместе с Ганапольским удивлен, что такое еще бывает. И даже проходит на выборах в парламент, и даже с нынешней недели участвует в правительстве. Нынешним летом я долго прожил и много поездил в Латвии. Вероятность, что к приезжему русскому здесь отнесутся недружелюбно (по крайней мере, в абсолютно двуязычной сфере услуг), — примерно такая же, как встретить на Тверском бульваре медведя. Поэтому желание части латышей расстаться с половиной населения своей страны представляется мне тем более удивительным. Не с нравственной, а с чисто экономической точки зрения.

Мы по традиции считаем Россию малонаселенной и глухой страной с большими пустыми пространствами. Взять хоть город Ярославль, на 1000-летие которого в этом году ездил Медведев. В самом городе — под 700 000, в 80 км на восток — Кострома, а в ней 260 000, в 120 км на север — Рыбинск, а в нем 200 000, за Рыбинском — Череповец, а в нем — 300 000, а от него на восток — Вологда, а в ней 300 000. Все это большие по европейским меркам города. И так везде, кроме тундры и Сибири.

А Латвия — сама себе Сибирь. Ну, Рига еще туда-сюда, по местным меркам мегаполис. Но вокруг-то — три дня скачи, ни до одного приличного города не доскачешь. 200 км по разбитой дороге на восток — второй город страны Даугавпилс, 100 000; третий по размеру город — почти в 300 км от Риги порт калийных удобрений Лиепая, 80 000; четвертый — нефтяной Вентспилс, 44 000. А больше городов-то, считай, и нету. И на кольцевой дороге — такой же, какой ее построили, чтобы танки Ленинградского военного округа в обход Риги быстро пошли на Европу, одна полоса в каждом направлении, — до сих пор нет пробок. Если все население Латвии стянуть в Ригу, оно внутри этой щедро, как ломоть докторской, нарезанной кольцевой поместится.

И вот трясешься по дальней латвийской дороге, а она (кроме автобана “Пятнадцать минут Америки” между Ригой и Юрмалой) ничем не лучше какого-нибудь владимирского тракта между Киржачем и Петушками. А ведь это, к примеру, трасса европейского значения Via Baltia, единственная дорога, которая соединяет посуху Европу и присоединившуюся к ней Прибалтику. Только в Эстонии и Литве она хоть и узковата, но ничего. А вот въезжаешь в Латвию — и асфальт будто гигантская корова лизнула шершавым языком.

А коровы-то и нет. На монете в два лата есть, а в полях — надо еще поискать.  По обе стороны тернистого латвийского пути русский человек напрасно ждет европейских коровок в колокольчиках, “Альпенгольд” и “Милки”, пастушков и пастушек, Амура и Психею. Милый мой идет.

Но дойдет не скоро: далеко до ближайшего хутора. Мимо брошенных ферм, заросших покосов, пустых дач, да вот у того упавшего столба повернуть. Мало вдоль латвийских дорог аккуратных полей и лужков с полезным рапсом и аппетитной люцерной, мало эротичных стогов и сеновалов, а в них молодых Психей, ждущих своего Амура. Все больше леса, перелески, болота и пустоши. Латвия — мечта экологического террориста. Его цели здесь достигнуты, вредная промышленность остановлена. Хорошо здесь зверю лесному, птице небесной, жабе болотной и Пришвину с Виталием Бианки.

А, к примеру, продавцу народной мебели IKEA нехорошо весьма: покупателей не хватает. В Риге, да и вообще в Латвии, да и во Эстонии с Литвой в придачу, нет IKEA. Нет “Икеи”, нет идеи. И некому руку подать в минуту душевной тревоги. И уж не будет, ибо, как признался ее пресс-секретарь, “к сожалению мы вынуждены сообщить, что IKEA не планирует открывать магазинов в Эстонии, Латвии и Литве, а сосредоточится на уже существующих рынках и на экспансии на Ближнем Востоке”. Для творцов народной мебели это слишком маленький рынок. Ну что такое Рига с ее миллионом, даже если из Вентспилса все 44 000 подъедут.

Кто жил и мыслил во время перестройки, тот не может не помнить прибалтийский анекдот тех лет: объявим войну Швеции, а на следующий день ей сдадимся. Ну, сдались. За вантовым мостом — символом советской Риги — отовсюду видать теперь символ новой жизни: рижский офис Swedbank'а в Задвинье, небоскреб “Солнечный камень”, типичный представитель колониальной архитектуры XXI века — офисов транснациональных корпораций.

Швеция занимает второе место по инвестициям в Латвию. Но это формально. Потому что первый инвестор в Латвию — Эстония — это те же шведские (и в меньшей степени финские) деньги, пропущенные по эстонским каналам. По состоянию на 2009 г. домашние хозяйства Латвии были должны трем шведским банкам: Swedbank, Nordea и SEB — более 4 млрд евро, выданных на покупку жилья. Половина латвийцев так или иначе должна шведским банкам, и на вполне колониальных условиях: за кредит по ипотеке ты отвечаешь не только заложенным имуществом — ипотечной квартирой, — но и прочим добросовестно прежде приобретенным и унаследованным, своим и семейным. Об этом подробно можно прочесть здесь у Алексеева.

В том числе из-за малолюдства, Латвия даже не создала даже собственной крупной сети супермаркетов, и латвийцы закупаются на выбор в шведских Rimi или литовских Maxima литовским же сыром.

И это сейчас. А если выставить половину населения, так ведь в стране вообще один с копейками миллион человек останется. И ныне все дико и пусто кругом. И в этой пустыне находятся политики, которые уверяют, что с вывозом миллиона человек на родину предков дела в экономике пойдут в гору. И есть люди, которые за это голосуют.

Это мы тут боролись против номенклатурных магазинов и поворота сибирских рек. А в Латвии в 1988 г. все началось с протеста против строительства рижского метро. Вы видали большой город, который против того, чтобы ему подарили метро? Но тут была своя логика. Нет метро — нет привозных метростроевцев. Это как если б основным мотивом бунта против дороги через Химкинский лес было не “птичку жалко”, а “понаедут гастарбайтеры”. Нет МКАДа — нет таджиков. Лучше будем друг к другу лесными тропами пробиваться, зато свои среди своих. Это и была одна из причин закрытия латвийских заводов.

Между мировыми войнами, во время первой республики, Латвия (согласно вполне академической и абсолютно латышской “Истории Латвии. ХХ век, изд-во “Юмава”, 2005 год) умудрилась иметь отрицательный прирост населения. Это когда вся остальная Европа умножалась, как нынешний третий мир, и заботилась, в какой бы Lebensraum деть своих крестьянских детей.

За время второй республики, с 1991 по нынешний год, население Латвии уменьшилось на 400 000 человек. Плотность населения Латвии — 35 человек на квадратный километр, во всех странах Восточной Европы (кроме Прибалтики) этот показатель выше 100 человек. В России с ее огромными непригодными для жизни пространствами — около 9. Но Латвия-то вся целиком лежит в умеренном климате.

Израильские политики никак не могли понять, почему Китай голосовал против создания Израиля — ему-то какая разница? Пока Дэн Сяопин не объяснил: если каждые шесть миллионов человек захотят свое государство, во что превратится Земля? Взгляд, конечно, очень варварский, но отчасти верный.

Нету у Аристотеля последователя, который взялся бы вычислить идеальный размер современного государства для нормальной работы экономики: какое там должно быть соотношение населения, территории, денег. А зря. Возможно, преемники Аристотеля на этом поприще забраковали бы Россию за ее обычную неизмеримость аршином, но и для Латвии, пожалуй, может не оказаться сита с достаточно мелкими ячейками. Путешествуя по пустынной Латвии, я думал, что местному правительству неплохо бы завезти к себе миллион китайцев.

P.S. Это, конечно, неуважение к древним и своеволие, но все-таки интересно, каков идеальный размер экономически эффективного современного государства?

Александр БАУНОВ