Проблемы идентичности и депрессия

Недавно немецкие психологи из Технического университета Дрездена обнародовали данные исследования, согласно которым свыше 160 миллионов европейцев страдают определенными психическими расстройствами, а это почти 40% населения Европы. Одно из самых распространенных расстройств — депрессия, которая, по прогнозам специалистов, до конца 2020 года может занять первое место в мире среди неинфекционных заболеваний.

В Украине ситуация приблизительно такая же, как в Европе: люди, особенно в больших городах, склонны к депрессиям, фобиям, тревогам. Причин для этого у нас более чем достаточно. Но если в развитых странах на первое место выходит вопрос смысла жизни (поиск своей идентичности) и все неприятные переживания, связанные с этим, то у нас к этому вопросу — поиску себя в мире, то есть своей идентичности, — добавляется еще и проблема буквального выживания. Это касается не только молодежи и зрелых граждан, но и тех, кто уже вышел на пенсию. О депрессиях, психических расстройствах, характерных для украинцев, о причинах их развития и путях выхода из кризиса побеседовали с врачом-психиатром Киевской психиатрической больницы № 1 им. Павлова, психотерапевтом Владимиром ПОГОРЕЛЫМ.

— Владимир Витальевич, эксперты прогнозируют, что депрессия через несколько лет станет самым распространенным психическим расстройством, при этом некоторые специалисты еще и говорят о “депрессии с улыбкой” — когда человек демонстрирует, что у него все хорошо, а приходя домой, валится с ног и не хочет жить. Почему людям с каждым годом становится все безрадостнее жить?

— Начнем с причин. В странах третьего мира, для которых характерно плохое развитие медицинского обеспечения, часты вспышки инфекционных заболеваний. Так, как это было в XVIII—XVIII вв. в Европе. В индустриальных странах более распространенными являются сердечно-сосудистые, желудочные, легочные расстройства. А уже в информационном обществе, где достаточно большая нагрузка на психику, наиболее частыми являются расстройства психики. В Украине в 1990-е годы были все три вспышки — и инфекционных, и соматических заболеваний, и психических. В известной степени распространение инфекционных болезней у нас еще есть — из-за туберкулеза и СПИДа. Что касается психических расстройств, то их число у нас возрастает изо дня в день из-за того, что мы вступаем в информационную эру: перенимаем и технологии, и образ жизни, который есть в развитых странах. То есть Украина, как и весь мир, который изменяется, попадает под действие этого принципа: изменяется общество — изменяются отношения между людьми, следовательно, изменяются и заболевания.

Специфика нашего общества еще и в том, что на нашем поколении отражается то, что происходило в стране 50—60 лет назад. Имею в виду резкую потерю традиционного способа жизни. Раньше люди ходили в церковь, жили небольшими сообществами, где все друг друга знали, знали о проблемах друг друга; нормальным было интересоваться жизнью человека, в случае чего — поддерживать его сообща. Человек мог рассчитывать на кого-нибудь, причем одинаково, что в селе, что в городе. В пределах сообщества женились, чем укрепляли связи. Теперь подавляющее большинство людей живут в больших городах и, соответственно, теряется традиционный образ жизни и мышления. Причем новых традиций мы не создали, никто их не культивирует. Выходит, что современные люди не имеют своей культуры. То же было во время индустриализации в ХХ веке. Это отображено в романе Валерьяна Подмогильного “Город”, в котором описаны переживания человека, переехавшего в город. И вот, когда старые традиции не поддерживаются, а новых нет, тогда возникает вакуум. Болезнь берет начало от неопределенности, когда человек не может найти самого себя, понять себя. А если нет идентичности, то человек чувствует депрессию, тревогу, страхи и все прочие негативные последствия...

— Найти свою идентичность — это означает, что человек должен сам себя “создать”, построить систему отношений с обществом, найти единомышленников, “вжиться” в социум?

— Да, для этого также нужны навыки, как себя создавать. Раньше профессия передавалась от деда к отцу, от отца к сыну, то есть передавалась традиция. Нынче такого почти нет. Соответственно, навыки не передаются. Во-вторых, мир очень изменяется: появляется масса новых профессий, исчезают старые. Приведу пример моего одноклассника, который когда-то закончил радиотехникум. На встрече с выпускниками нашего класса оказалось, что он сидит без работы, а раньше он среди нас был самым “крутым” — имел много заказов, к нему шли люди. Выходит так, что если человек не имеет идентичности — профессиональной, религиозной, еще какой-то, — он сталкивается с пустотой. А ее нужно заполнять. Выбор принадлежит человеку: можно научиться чему-нибудь другому, а можно стать алкоголиком.

Или другой пример. Родители ребенка, условно говоря, всю жизнь стояли около станка, хотя и жили в городе: не читали книг, не ходили в театр — только работали на наследника, чтобы их ребенок жил лучше их. Но даже с двумя высшими образованиями их ребенок столкнется с этим вакуумом — поиска себя, своей идентичности, потому что родители сами не могут ничего передать ему — нет никаких традиций (ни как вести себя в мире, ни навыков общения, ни культурных традиций). То есть сегодня само воспитание не успевает за переменами в обществе: технологические изменения наступают быстрее. А пустота порождает депрессию. Один из видов депрессии — это потеря смысла жизни, потому что когда человек идентичен, у него есть смысл жизни. И даже если человек живет с ощущением идентичности, а технологии изменились и в какой-то момент он оказывается выброшенным за борт, то ему опять приходится пройти тот же путь — пережить депрессию и найти способ личностной самореализации — научиться чему-то новому. При этом переживания человека такие же, какие он испытывает, потеряв кого-то близкого. Механизм реакции психики на потерю — одинаковый. Это потеря важного объекта. Онтологически, генетически мы настроены именно так. А новый образ жизни требует новых усилий для адаптации.

— Этим вопросом — психическими расстройствами — должно было бы заниматься Министерство здравоохранения. Но, похоже, к депрессиям у нас не относятся серьезно.

— Поскольку система здравоохранения Украине по своей структуре была рассчитана на другое — на помощь при других заболеваниях, а не на расстройства психики (имею в виду те расстройства, когда нужен психолог или психотерапевт), то фактически официальная медицина не берет на себя этот вызов. Берет неофициальная медицина: частно практикующие психологи, психотерапевты, которые за свой счет учатся психоанализу, изучают гештальт-терапию, другие направления. Они оказывают именно ту помощь, в которой нуждается наше население. Как правило, к нам обращаются люди с определенным уровнем образования, культуры. К примеру, кто-то видел в американском фильме, как к психоаналитику на прием ходит человек и он ему помогает, или же видели работу групп и т. д. За рубежом за помощью к психотерапевту обращаются тогда, когда соседу, брату или сестре, друзьям и это помогло. У нас такого нет... У нас ситуация вообще бывает парадоксальной. Например, человек попадает к психиатрам, а они уже направляют к психотерапевту. Фактически, после больницы мы проводим с ним реабилитацию. В городах положение еще более-менее — люди могут найти психотерапевта или психолога, сложнее — в маленьких городках или селах.

Я неоднократно, разговаривая с коллегами (терапевтами, кардиологами, врачами других специальностей), спрашиваю: “Почему вы не направляете не своих пациентов к психотерапевтам?” Например, тех, у кого ишемическая болезнь сердца, бронхиальная астма, язва желудка или двенадцатиперстной кишки, гипертоническая болезнь — это все психосоматоз: первично все симптомы, которые переживают эти “больные”, вызваны определенными состояниями психики. Затем уже страдает соматика (тело). Поэтому их нужно лечить вместе с психотерапевтом, потому что в ином случае состояние человека может улучшиться на некоторое время, а затем станет еще хуже — если не найти причину. Но мои коллеги отвечают, что рекомендуют пациентам обратиться к психотерапевту, но те обижаются: “Я что — ненормальный?”

— Откуда у нас привычка не доверять и комплексовать при словах “психолог”, “психотерапевт”?

— Это не только у нас, но и во всем мире. Нельзя сказать, что мы — какие-то другие. Существует понятие стигматизации (предвзятое отношение). Если ты ходил к психотерапевту, а особенно — к психиатру, то это значит, что ты неуравновешенный, ненадежный и так далее. Такие люди могут стать или становятся изгоями. Их начинают сторониться знакомые и даже близкие люди. Очень тяжело переживать такую изоляцию, никто этого не хочет. Поэтому люди боятся отличаться от других.

— Если общество постоянно изменяется, то можно ли передать детям эту идентичность раз и навсегда? Или же опять жизнь будет так изменяться, что дети останутся с этой проблемой один на один?

— Обо всех я не могу сказать, потому что в какой-то мере эту ответственность на себя должны были бы взять и школа, и родители. В новых условиях создается новая этика и новое поведение. Мы должны каким-то образом привить определенные основы детям, чтобы они имели какую-то опору. Я своим детям могу только рекомендовать и объяснять, потому что настаивание может покалечить. Я должен дать установку, как быть, что и как выбирать, как вести себя. Если этого не сделать, то этот пробел заполнит что-то другое — и не всегда оно будет лучшим. Потому что того, чего не дали родители, потом дети “доделывают” с психотерапевтами. Нужно научить детей приспосабливаться к новым обстоятельствам, научиться открывать в себе что-то новое. Но если родители унижали ребенка всю жизнь, то каким же они его воспитают? То же самое, когда главное для родителей — накормить и одеть ребенка. Какие ценности и традиции они ему передадут? Никаких. Потому что ребенку нужно показать пример: если я реализовался в своей жизни, то передам этот опыт. Я могу научить только тому, чему я научился. Иного не дано.

— Проблема идентичности касается, прежде всего, социально активной молодежи, которая стремится себя реализовать, или старшего поколения тоже? Ведь не секрет, что и среди пожилых людей весьма распространены депрессии, даже суицид. Не бедность ли главная причина этого?

— Нет, бедные люди редко кончают жизнь самоубийством. Лица преклонного возраста были воспитаны в духе советской морали, причем не только пожилые, но и люди еще достаточно молодые. Например, мой старший брат, которому 52 года, в настоящее время живет в Канаде, но он мыслит категориями Советского Союза. Ему вбили в голову это в школе, в университете, на работе — и он продолжает так мыслить. Хотя там, где он, — совсем другая жизнь. Что касается Украины, то если изменился общественный уклад страны, когда изменились ценности и людям сказали, что их ценности были неверными, то разве это не болезненно? Очень. Это так же тяжело переживать, как и депрессии, неврозы и страх. Пожилым людям, которые вышли на пенсию, также нужно чем-то заниматься. А человек не знает, чем, так как привык, что его идентичность — это, прежде всего, работа, воспитание детей, уборка дома и тому подобное. И только некоторые могут перестроиться и найти себе какое-нибудь другое занятие — сад-огород, открыть свое дело. Опять-таки та же проблема — найти себя в пожилом возрасте.

— А это нормально — постоянно выдерживать конкуренцию, гнаться за чем-то, куда-то рваться? Сойти с “поезда” — это уже психическое расстройство или проявление неуспеха? Ведь чтобы на такое решиться, нужны усилия.

— Конечно, чтобы жить в селе без света, как это сегодня практикуется в экологических поселениях, без всяких удобств, являющихся достоянием современной цивилизации, нужны определенные усилия. Но это другие усилия — это усилия в борьбе с природой. Там более или менее все понятно. Здесь же конкуренция требует большей самоорганизации и понимания себя. Мы опять приходим к вопросу, знает ли человек себя, может ли дифференцировать свои эмоции. Ведь мир других людей мы понимаем через собственные эмоции.

— Как бы вы охарактеризовали украинское общество — оно инфантильно? Чего людям не хватает, чтобы поднять свой уровень жизни и получать больше радости от нее?

— Я бы сказал, что оно — на подростковом этапе. Потому что пока еще верит обещаниям политиков, есть желание иметь мессию, который придет и решит все проблемы. Не я решу их, а кто-то. Речь — о патернализме, который был в СССР, когда государство брало на себя такие функции. Хотя и тогда это не было возможным — полностью опекать человека, сейчас же — и подавно. То есть вместо того, чтобы стать более зрелыми и принять на себя ответственность за свою жизнь, люди все еще полагаются на государство. Могу привести пример моих коллег-врачей. Все стонут, что у них зарплата — полторы тысячи гривен. Это продолжается уже 20 лет. Вместо того, чтобы подумать, как сделать что-нибудь иначе в жизни, как-то по-другому зарабатывать деньги, люди продолжают возмущаться и говорить, как хорошо на Западе. Говорю: “Давай я тебе помогу: выучи английский, отправляйся в Англию, там не хватает психиатров...” Нет, ведь для этого же надо сделать первое, второе, третье, десятое... Но без усилий никогда ничего не бывает. И каким бы ни был у нас парламент, президент или правительство, никто с нас не снимает ответственности за собственную жизнь и свою семью.

Оксана МИКОЛЮК