Про (не) змінюваність пануючих еліт

Сразу после прихода к власти, ее новые обладатели стремятся к созданию всех условий для максимально долгого — при возможности бесконечного — сохранения себя во власти.

Смена элит в таких условиях  происходит преимущественно революционным, насильственным образом.

Внутри образованных по региональному признаку групп  правящей элиты устанавливаются основанные на доверии и взаимной поддержке отношения. За назначением представителя этих групп на ключевой пост в государстве обычно следует переезд его ближайшего окружения, — его “команды”.

Именно движение “команд” из Санкт-Петербурга и Донецка и объясняет массовую миграцию государственных управленцев из этих городов в Москву и Киев соответственно.

Иными словами — превалирует командно-клановый принцип организации властвующей элиты. Он далек как от демократии, так и от меритократии — именно меритократия, согласно Веберу, объясняет эффективность функционирования классической бюрократической системы.

Получив власть, члены команды безотлагательно приступают к ее укреплению и защите от притязаний со стороны других команд.

Новейшая история Украины является хорошей иллюстрацией данному тезису.

Оранжевая революция 2004 года стала результатом неспособности сложившейся в Украине системы обеспечить переход власти от коалиции представителей Днепропетровской и Донецкой областей к другим, более популярным на тот момент политикам.

Революция достоинства 2013-2014 годов имела схожие корни: монополизировавшие власть в 2010 “донецкие” дали понять, что они пришли во власть всерьез и надолго. Во всяком случае, добровольно с властью они расставаться не собирались.

Последовавший за Революцией достоинства вооруженный конфликт на части территорий Донецкой и Луганской областей начинался как попытка ряда представителей “донецких” доказать: без боя они командные высоты в регионе не сдадут.

В качестве примера для подражания “донецкие” использовали российскую властвующую элиту. Ей удалось воспроизводить себя во власти, начиная с момента распада СССР, несмотря на критически низкие уровни популярности ее ключевых представителей перед выборами 1996 и 2000 годов.

Передача власти от представителей Екатеринбурга — окружение первого российского президента Ельцина — к “питерцам” — Путин и его “команда” — произошла бесконфликтно. Благодаря созданию коалиции между двумя группами в российской властвующей элите и исключению представителей других групп из борьбы за власть.

По мнению  Юрия Пивоварова и Андрея Фурсова, одних из наиболее вдумчивых исследователей российской модели власти, проблема обеспечения преемственности власти исключительно правовыми, мирными средствами в России, остается нерешенной и по сей день.

Нужна ли смена элит?

Если ротация элит так проблематична в постсоветском контексте, то стоит ли ломать из-за нее копья? Находятся же “питерцы” у власти в России уже более 16 лет, с момента получения полноты власти Путиным, а революционных потрясений и кровавых конфликтов внутри страны пока не происходило.

Если не считать чеченский, который, собственно, и привел “питерских” к власти.

Тезис о допустимости укорененности власти в одной группе лиц — “питерцев” в российском случае при ближайшем рассмотрении не выдерживает критики.

И дело здесь не столько в том, что российская агрессия по отношению к Украине в 2014-2015 стала одним из последствий несменяемости российской элиты, ведь война консолидирует общество, когда другие методы сплочения населения с властвующей элитой перестают работать.

Даже не интересующийся политикой российский обыватель сегодня ничего не выигрывает от несменяемости элиты. Особенно если ему не посчастливилось иметь “питерскую” прописку.

В 2000 по размеру валового регионального продукта на душу населения Санкт-Петербург занимал 16 место среди субъектов Российской Федерации. В 2012 региональный бизнес значительно укрепился, что позволило городу переместиться на 8-ое место.

Подобный прогресс в рассматриваемый период удался только десятку российских регионов.

Однако Санкт-Петербург стал единственным в десятке регионов РФ с самым большим валовым региональным продуктом, относительные позиции которого изменились столь радикально. За полтора десятилетия Санкт-Петербург прочно вошел в экономическую элиту российских регионов.

Аналогичная картина наблюдалась и в Украине после монополизации власти представителями “донецких” в 2010.

Уже через год, в 2011, в Донбассе наблюдался всплеск инвестиций благодаря созданию привилегированных условий региональному бизнесу. Союзникам “донецких” из Луганской области пришлось подождать до триумфа чуть больше.

Прежние конкуренты в борьбе за политическую и экономическую власть — “днепропетровские” — проиграли на тот момент борьбу за привилегии в бизнесе.

“Зеленый свет” бизнесу с донецкой пропиской сказался и на темпах роста регионального валового продукта в физическом выражении. 2010-2011 годах стали “золотыми” для донецкого и луганского бизнеса, близкого к вышедшей на национальный уровень региональной элите.

Аналогичный расцвет бизнеса с днепропетровской пропиской наблюдался в 2005 с назначением после Оранжевой революции одного из лидеров днепропетровского клана, Тимошенко, на пост главы Кабинета министров.

За время нахождения “донецких” у власти, Донецк превратился в город с одной из наиболее развитых в Украине транспортной инфраструктурой — отличными дорогами и полностью разрушенным ныне современным международным аэропортом с исчезнувшим крупным авиаперевозчиком и динамично развивающейся экономикой.

От вхождения представителей региона во власть выигрывают прежде всего политические и экономические элиты, а не обычные граждане. Изменение реальных доходов на малой родине власти отстает от темпов роста регионального бизнеса.

Динамика реальных доходов в расчете на душу населения в Донецкой и Днепропетровской областях более-менее соответствует общеукраинским тенденциям и лишена явной привязки к смене обитателей высоких кабинетов в государстве.

Отслеживание динамики региональных элит

Отсутствие ротации в постсоветских странах элит рано или поздно приводит к относительной дискриминации политических элит и бизнеса из регионов, которые не являются малой родиной власти.

А исключенные из власти группы не заинтересованы в стабильности системы. Отсюда конфликты и попытки “пойти ва-банк”.

Однако смена элит может быть обеспечена не только конфликтными и насильственными способами. Обычно в этой связи упоминаются свободные и конкурентные выборы.

Сами по себе формальные процедуры выборности представителей власти недостаточны, как многократно подтверждалось и в Украине, в том числе и недавними довыборами в Верховную Раду в Чернигове, которые фактически свелись к противостоянию “винницких” и “днепропетровских”, и в России.

Результаты выборов могут быть подвержены манипуляциям на всех этапах: регистрации кандидатов, ведения предвыборной кампании, подсчета голосов.

Британский исследователь постсоветских обществ Уильсон использует в этой связи термины “виртуальной политики”, когда создаваемые СМИ образы оказывают решающее влияние на результаты выборов и “поддельной демократии”.

Одним из способов раскрытия манипуляций создаваемыми в ходе выборов образов является систематический мониторинг ситуации на малой родине тех, кто находится в данный момент во власти.

Сегодня в Украине это группа людей с винницкими корнями, хотя речь идет, скорее, о коалиции, в которой все более явное лидерство принадлежит “винницким”.

Как изменяется экономическая и социальная ситуация на малой родине власти по сравнению с другими регионами?

Кто выиграл, прежде всего, в относительных терминах, — продолжающийся вооруженный конфликт и сопутствующий ему экономический спад не исключают абсолютный выигрыш, но делают его менее вероятным — от смены власти по итогам Революции достоинства?

Насколько представители новой властвующей элиты готовы отдать приоритет общему благу, а не приближенному к ней бизнесу?

Отсутствие полной официальной статистики за 2014 пока не позволяет с точностью ответить на эти вопросы. Доступная же статистика — индексы физического объема ВРП в 2014 — скорее подтверждает верность проделанного анализа: с показателем 107,8%, по сравнению с 2013. Винницкая область стала абсолютным лидером среди украинских регионов.

Для сравнения: аналогичные показатели для Донецкой области составили 70.2%, для Днепропетровской области — 93.5%, для Киева — 101%, в среднем по Украине — 93.2%.

Антон ОЛЕЙНИК, PhD, д.э.н., Associate professor, Memorial University Канада