Приватизация по-китайски

В 1978 г., по самым оптимистическим оценкам, подушевой ВВП КНР по паритету покупательной способности не превышал $978 (против $18 400 в США и $6600 в СССР). При этом в 1978 г. номинальная зарплата рабочего в Китае составляла менее 1% от зарплаты рабочего в США или Японии, а до 250 млн человек жили за официальной чертой бедности. Весь экспорт оценивался в $10 млрд, а валютные резервы составляли $167 млн.

Толчок к отказу от тотального доминирования государственной и коллективной (а по сути — той же государственной) собственности дали два события: сначала “великий голод” 1959-1961 гг., жертвами которого стали миллионы людей, а несколько позже — события 1962 г. в Шэньчжене, откуда китайцы десятками тысяч попытались прорваться в Гонконг в поисках лучшей доли. В том же 1962 г. Дэн Сяопин заявил: “Какая форма производственных отношений самая эффективная, ту и надо избрать, какая форма в какой местности может достаточно легко восстановить и развить сельскохозяйственное производство, ту и надо избрать; какую форму народ желает видеть, ту мы и должны избрать, и если она незаконна — сделать ее законной”. Эти идеи были реализованы гораздо позже, но осмысление их началось еще полвека назад.

После “культурной революции”, в конце 1970-х гг. крестьянство, освобожденное посредством реформ, не только стало основой для стабильного развития сельского хозяйства (так как китайцы неизменно верят, что “если есть зерно, то и на сердце спокойно”), но и сформировало рынок для потребительских товаров, сделало возможным первоначальное накопление капитала, а также стало движущей силой процесса урбанизации (в 1978-1998 гг. население городов в среднем ежегодно увеличивалось на 14,5 млн человек). Со второй половины 1970-х начался приток иностранных инвестиций в Шэньчжень, Гуанчжоу и другие особые районы (причем около 80% составляли капиталы из Гонконга, Макао и Тайваня). Все это подготовило масштабные реформы 1990-х гг.

Масштабные перемены начались после знаменитого “южного турне” Дэн Сяопина в 1992 г. В Китае не слишком любят использовать термин “приватизация” — прежде всего потому, что классической приватизации в стране проведено не было. Правительство скорее допускало инвесторов на рынок для создания новых бизнесов, чем позволяло им бесконтрольно выкупать прежде принадлежавшие ему активы.

Причины понятны: с одной стороны, у небольших китайских компаний появились возможности инвестировать в расширение производства; с другой стороны, иностранные корпорации с 1979 по 2008 г. вложили в экономику страны $852,6 млрд, причем 81% этой суммы пришло из Азии, Европы и США. В Китае не государственный сектор сжимался в размерах, а частный сектор естественным образом расширялся. В итоге, если в 1978 г. на предприятия, находившихся в народной собственности, приходилось 77,6% промышленной продукции, а на “коллективные” — 22,4%, то в 2009 г. государственный сектор обеспечивает лишь 26,7% производимой продук­ции, 26,9% общей прибыли и 20,4% занятости, а частный — соответственно 29,6, 28,0 и 33,7%. Поэтому можно утверждать, что переход от огосударствленной экономики к диверсифицированной был достаточно быстрым и эффективным.

Особенно важно то, что Китай, выбрав свой особый путь приватизации, начал наступление не с госпредпри­ятий, составлявших основу национальной экономики, а с деревни и мелкого бизнеса. Очень важную роль сыграло конструктивное взаимодействие с внешним миром: сегодня более половины от общего объема китайского экспорта обеспечивается компаниями с иностранным капиталом.

В 1990-е годы, которые стали переломными для китайской экономики, приватизировались в основном те государственные предприятия, которые не вписались в рынок, — причем делалось это обычно через процедуру банкротства. Государство стремилось сохранить за собой лишь высокодоходные и эффективные бизнесы. В результате сегодня оно контролирует табачную промышленность (на 100%), инфраструктурное строительство (на 90%), электроэнергетику (на 88%), нефтедобычу и переработку (на 85,5%), коммунальные услуги (на 67,8%), а также производство автомобилей (более чем на 40%). В большинстве отраслей обрабатывающей промышленности и строительстве госкомпании обеспечивают не более 20%, а в химической промышленности, производстве электроники и медицинских препаратов, пищевой промышленности — менее 20% валового продукта. В сфере услуг госкомпании в основном сосредоточены в финансовом секторе, а в оптовой и розничной торговле, в общественном питании, гостиничном бизнесе, пассажиро- и грузоперевозках они вообще не представлены.

Однако все это не значит, что государство ушло из экономики. Напротив, секрет китайского “экономического чуда” — в умелом сочетании государственного, частного и международного бизнеса. Среди 500 крупных государственных предприятий 63 — компании с годовой выручкой 100 млрд юаней и более, тогда как частных компаний такого масштаба в стране всего пять (Huawei, Shagang Group, Haier, Suning, Gome). Общая сумма прибыли 500 крупнейших частных фирм составила в прошлом году 217 млрд юаней — что меньше прибыли двух крупных госкомпаний — China Mobile и CNPC (249 млрд юаней). Более того, частный бизнес в КНР, хотя и является движущей силой экономики, подвергается серьезной конкуренции со стороны иностранных компаний, в то время как государственные корпорации от нее во многом ограждены. Сегодня в Китае нарастает дискуссия о том, каким должно быть оптимальное сочетание государственной, частной и иностранной собственности в экономике, но очевидно одно: масштабного перераспределения государственной собственности в КНР не произошло, и именно это стало основой для формирования конкуренции между различными формами собственности.

Фэн ШАОЛЕЙ, профессор, член консультативного комитета правительства города Шанхая (1993-2002), заместитель директора Всекитайского общества изучения международных отношений

Перевод с китайского Алены Павловой