Понять Евразийский союз

Что характерно, в России ей уделили относительно мало внимания в сравнении с тем медийным резонансом, который она произвела за границей. Это было связано с избирательной кампанией по выборам в Государственную думу РФ и согласием всех сил, участвующих в ней, по данному поводу. Следующая избирательная кампания (президентская), очевидно, тоже не обойдется без обсуждения этой интересной темы. Вот и давний симпатизант России Андреас Умланд на страницах предновогоднего ZN.UA опубликовал свой протестантский взгляд на тему Евразийского союза. Глубокое историческое заблуждение и непонимание евразийского пространства, высказанные г-ном Умландом, вынуждают нас ответить.

Главным и в корне ошибочным в наших (евразийских) условиях подходом является общее место многих носителей англо-саксонской протестантской морали — мерить всех по себе. Извечная традиция мечом и крестом навязывать другим свои ценности вне зависимости от их желания выражается сегодня в попытках насадить демократию на Ближнем Востоке — взорвать тот хрупкий баланс, который там сложился, и тем самым, “в результате демократических выборов”, привести к власти экстремистов и религиозных фанатиков. Кому нужна такая демократия? Уж точно не Израилю с Европой, которые станут ближайшими целями террористов, победивших на выборах.

Андреас Умланд, родом из Восточной Германии, ныне прив­леченный преподаватель кафед­ры политологии Киево-Моги­лянской академии, в своей статье “Бесперс­пективный союз” пытается анализировать евразийскую интеграцию с точки зрения европейской. “Российская Феде­рация будет доминировать в размере, мощи и сумме ресурсов над всеми будущими членами союза, вместе взятыми”, — опасается европеец. Стоит ли говорить о том, что само существова­ние такой огромной страны, как Россия, с точки зрения Европы немыслимо — эта страна слишком велика для понимания европейца. Она сама себе ЕС, и мерками Ев­ро­союза ее, извините за банальность, не измеришь. В мире су­щест­вует много форм цивилизационной интеграции, и одной моделью ЕС список далеко не исчерпывается. Опасения на тему “равенства”, высказанные в связи с этим, не выносят никакой критики — в евразийской традиции равенство не формальное, оно смысловое. Народное мифотворчество склонно прятать самые главные вещи в абсолютно не соответствующие им по форме предметы — смерть Кощея в яйце (etc.), а главная матрешка — суть, самая маленькая.

“Мы совершенно не могли состыковаться с цивилизованным миром. Речь идет о разнице в том, что у тебя стоит на полке и что про­исходит за окном. У русских не­обычайно сильное ощущение того, что одно с другим не имеет ничего общего”, — писал евразийский поэт-диссидент Иосиф Бродский.

В предновогоднем споре с одним медийным националистом-любителем удивился его трактовке российской истории. По искреннему убеждению медийщика, Рос­сии всего триста с небольшим лет. Историческая безграмотность в этом вопросе оказалась символичной — действительно, как империи России уже исполнилось 300 лет, а в доимперской форме развития своими оппонентами она уже не признается. Но, в отличие от классических империй, у нас никогда не было разделения на колонии и метрополию. Это удавалось дос­тичь благодаря масштабному континентальному евразийскому восприятию — по мере освоения жизненного пространства присоединенные народы не превращались в людей второго сорта, а на равных правах вовлекались в процесс созидания общего государства.

Сегодняшняя запоздалая попытка российской власти вспомнить о евразийском наследии выглядит как последняя возможность возглавить движение глобализации хотя бы у себя в регионе. В то время как во всем ос­тальном мире давно оформились и переоформились центры регио­нального притяжения, пост­советское пространст­во, разу­меется, не без внешней помощи, продолжает оставаться раздираемым внутренними противоречиями. Государства Средней Азии, несмотря на растущее экономическое взаимодействие с Ки­таем, политически могли лавировать лишь между Москвой и Ва­шингтоном. Но за период правления Обамы в силу разных обстоятельств американское присутствие в Средней Азии значительно сократилось. Киргизия после очередной смены власти, Таджи­кистан, Казахстан — весь регион постепенно возвращается под политическую опеку Моск­вы. Это связано, в первую очередь, с фактом замк­нутости Ки­тая в политическом плане на себя. Он может быть лидером по количеству инвестиций в американскую экономику, но это вовсе не означает его влияния на политику Белого дома. Шанхайская организация сотрудничества на ближайшие несколько лет останется максимумом интеграционного потенциала Пекина. Поли­ти­чески же Поднебесная следует во внешнестратегическом фарватере Крем­ля так же, как Ев­ропейский Союз следит за мнением Вашингтона. Это особенно четко видно на примере принятия судьбоносных для мировой политики решений — таких, как война в Афганистане, Ира­ке или вопрос признания Ко­со­во. Во всех этих случаях Пекин как постоянный член Совета Безопас­ности ООН солидаризировался с Москвой.

Имея такой потенциал внешнего сотрудничества, Россия должна его активно развивать, инициируя различные формы интеграционного партнерства на прост­ранст­вах Евразии. И для этого Рос­сийской Федерации вовсе не ­обя­зательно становиться час­тью евроатлантического пространства. Бо­лее того, ей в корне противопоказано это делать потому, что центр интеграции не может быть сам вовлечен в чужие интеграционные механизмы на правах рядового члена.

Постимперское наследство, по Умланду, является проблемой для интеграционных проектов России? Напротив, имперская модель для России является самой естественной формой существования! А русское национальное государство, о котором грезят националисты и говорит в своей статье Умланд, это чистое безумие: Московско-ниже­городс­кое княжество с ядерным потенциалом СССР? Особен­но уди­вительно слышать апелляцию к “неоднозначности исторического наследия” от немца, чья страна при всей своей “супер­неодно­­значной истории” сегодня снова является экономическим и политическим лидером Евросоюза. Типичные двойные стандарты протестантского мира.

Как бы евроатлантики ни пытались продвигать свои подходы, все равно центростремительные тенденции на евразийском пространстве по-прежнему крутятся вокруг Москвы. Хотя бы потому, что центром и источником исторической модернизации на евразийском пространстве была и остается Россия. И Старая Ев­ро­па это хорошо понимает. “Нас всех вмес­те всего 500 миллионов, а в Азии счет идет на миллиарды, — сокрушается в одном из интервью экс-министр обороны Франции, сенатор Жан-Пьер Ше­венман. — Поэто­му мы должны помочь Рос­сии сохранить ее влияние в регио­не”. Он, как и многие другие высокопоставленные европейские политики, признает, что гегемония Запада закончилась, и мы вступаем в эпоху постзападного мира, в котором, перефразируя Мадлен Олб­райт, “без России не обойтись”. А внутри европейского континента все более популярной становится следующее откровение Ше­венмана, поражающее своей историчностью: “Сближение Гер­мании и России, прерванное двумя мировыми войнами, снова выходит на высокий уровень и становится мировой повесткой дня” (29 марта 2011 г., Париж, Нацио­нальная ассамблея Франции, выс­тупление на конференции “Европа, Россия и США после выборов 2012 го­да”). Это подтверждают запуск “Северного потока”, сотрудничество “Газ­про­ма” и Ruhrgas, развитие других совместных российско-германских проектов — будущих флагманов европейско-российских отношений.

Действительно, процесс формирования “новой Европы” предполагает наличие двух центров развития — на Западе и на Востоке. И вероятная победа в ноябре этого года на выборах президента США кандидата от республиканцев только ускорит динамику развития отношений Москвы и Бер­лина, расставив все на свои места. Разумеется, такой формат может “напрягать” некоторые страны Вос­точной Европы, в том числе Украину. Но, как сказал в интервью российской “Литературной газете” бывший премьер-министр Сло­ва­кии Ян Чарногурский, “в случае продолжения европейского экономического кризиса странам Центральной и Восточной Евро­пы придется выбирать между Берли­ном и Москвой, а Германия, в отличие от России, не является глобальной державой. Поэто­му шансы сильной путинской России на влияние в регионе неплохие”. Оче­видно, что в этой ситуации повышается значение Киева, потому что без Украины Рос­сия не сможет пре­тендовать на серьезное влияние в Цент­ральной и Восточной Европе.

Формат такого взаимодействия, приемлемый на Западе и на Востоке, один — Евразийский экономический союз (ЕАС). Надна­циональный союз суверенных государств, в котором решения принимаются коллегиально, с одинаковым правом голоса для каждой страны. Базис ЕАС — Таможенный союз, куда уже входят Россия, Беларусь, Казах­стан, присоединятся в ближайшее время Киргизия, Таджики­стан и, в перспективе, Ар­ме­ния. Для восстановления эко­номичес­ких цепочек новому объединению явно не хватает Украины. Для понимания: после открытия странами ТС внутренних таможенных границ с 1 июля 2011 го­да прои­зошел пятикратный рост товарооборота между Беларусью и Казахстаном. А каким может быть этот потенциал для Украины?

Это наиболее выгодный вариант интеграции для всех его участников, пока что открытый для вступления в него новых членов. Ведь исторически и индустриально Украина давно интегрирована в евразийскую цивилизацию — рельсы от польской границы не переложить и границы не передвинуть: рынок перспективного потребления для Украины находится на Востоке. И если Кабинет минист­ров хочет реального развития экономики своей страны, пусть его чиновники поинтересуются мнением украинских промышленников: где им лучше торговать, прежде чем вслепую интегрироваться в зону свободной торговли с ЕС. Недавно созданная в Киеве ассоциация “Поставщики Таможен­ного союза” объединила в своих рядах многих лидеров ведущих отраслей украинской экономики — от “Мо­тор-Сич” и “Горных машин” до Аграрного союза. Требо­вание одно: “дайте нам торговать на российском рынке!” В противном случае украинская экономика, а вместе с ней и вся страна, грозит продолжить свое развитие буферным ост­ровком в изоляции между Западом и Восто­ком. Очевидно, так, как мечтают активисты экстремистс­кой партии “Свобода”. В чем проблема “ан­ти­западных подходов”, Ум­лан­ду лучше спросить у Тягны­бока. Другой путь в глобализирующемся мире вряд ли кто-то предложит — Евро­па по политическим мотивам после решения Апелляци­онного суда по делу Тимошенко бу­дет ждать новых украинских выборов, США ближайшие полтора-два года явно не до киевских разборок.

Остается опять же Россия со своим пока еще актуальным предложением по Евразийскому союзу. Понятие евразийства, замечательно описанное немалым количеством авторов в конце XIX и XX веков, прошедшее горнило жесткой полемики в русской эмиграции, лучше всех было сформулировано Львом Нико­лае­вичем Гуми­левым. Всем критикам Евразийс­кого союза, прежде чем начинать спор, советую внимательно изучить его работы “От Руси к Рос­сии”, “Тысяче­летие вокруг Кас­пия”, “Этногенез и биосфера Зем­ли”. Специально для товарища Ум­ланда хотел бы пояснить, что “имперскими националистами” невозможно быть, так как “империя” в России исключает любой национализм, объединяя и вбирая в себя разные народы, этносы, верования и религии.

Евразийский экономический союз — не экспансия, а форма ес­тест­венного существования и элементарного выживания для народов, проживающих в регионе, единственно возможная для сохранения суверенитета и государственной целостности в начале XXI века. От­куда придет угроза быстрее, неизвестно — от надвигающихся маховиков азиатской глобализации, рос­та “фундаменталистских демократий” Ближ­него Востока, движения сепаратистской регионализации Цент­ральной Европы или банального экономического краха всей еврозоны. Поэтому, какой бы она ни была, у нас есть шанс вместе ей противостоять. Для этого в рамках ЕАС уже в ближайшее время могут быть созданы такие институты, как собственный Евразийс­кий валютный фонд с перспективой введения единой валюты для всех стран-участ­ниц и Евразийс­кий суд по правам человека, который мог бы с гораздо большим успехом взять на себя функции Страс­бургского суда и всего печально известного “гаагского право­судия”.

Евразийский союз может стать нашим собственным, не навязанным извне, Большим Про­ектом исторического творчества всех участ­вующих в нем народов Евразии.

Знаете, почему всегда приятнее селиться и жить в новых домах, чем в старых квартирах? Там ты чувствуешь себя полноправным хозяином, который может еще при желании все переделать.

Олег БОНДАРЕНКО