Покровитель интернета против повелителя нефтегаза

Могущественнейшая держава современности ничего не может поделать со сливами секретной информации, организованными Джулианом Ассанжем на сайте Wikileaks. Раскрытие нежелательной правды в США уже сравнивают с терроризмом. Что ж, непонятный сайт, который всего лишь публикует достоверные факты, действительно подрывает основы государства, выворачивая его изнанку. Но это делает не Ассанж, он всего лишь инструмент в руках истории. Удар по государству, по самой идее государства нанесен новым видом письменной культуры — интернетом. И это не первый случай, когда освобождение текста устраивает революцию и перекраивает мир. Проанализировав предыдущие, мы поймем, что будет сейчас.

ТАЙНЫ ХРАМА ЛЕЖАЛИ ОТКРЫТО

В Древнем Египте письменность была уделом жрецов и храмовых писцов. Закрытость письменной культуры (знания) была стержнем иерархии. Однако социальная иерархия, а с ней и государственность, стали разрушаться с появлением курсивного иератического письма (более простого, чем иероглифы), а затем — демотического (то есть “народного”) письма, доступного уже для бытовой и деловой переписки. С распространением грамотности и доступа к знаниям старые институты утратили способность держать народ в священной покорности, а это было основой былых царств. Египет зачах, а потом и вовсе был покорен греками и затем римлянами, у которых письменность была более открытой и обеспечивала более высокий военно-политический потенциал.

Если в те стародавние времена освобожденному письму потребовались века, чтобы разрушить Египет, то Гуттенберг перекроил Европу за пару сотен лет. Освободив письменность, Гуттенберг дал мощный инструмент отцам Реформации, которая изменила Западный мир. Возможность тиражирования текстов произвела целую череду религиозных войн, экономических и политических революций. Гуттенберг отнял научную монополию у монастырей, политическую монополию у королей и идеологическую монополию у Ватикана. Гуттенберг обезглавливал монархов, свергал режимы и менял границы.

По сути, Гуттенберг сделал то же, что некогда демотическое письмо: он вырвал у старых авторитарных институтов монополию на текст. Это каждый раз святотатство — воровство святости, потому что столпы государства вдруг выставляются на позор толпы, без парчи, голыми, такими же, как и люди. Ровно это сейчас делает Wikileaks с главным государством современности. А по сути, с идеей государства вообще.

СВОБОДУ ТЕКСТУ, ВОЙНУ ДВОРЦАМ!

У старых институтов есть два способа реагировать: запретительный и адаптивный. Адаптивный выглядит правильным, но к чему адаптироваться? Какими будут новые формы управления текстами, и есть ли там место старому авторитету? Адаптироваться к новому и неизвестному очень трудно. А вот запрещать новое — это понятно, и рука зудит. Надо срочно поймать Ассанжа! Его надо закрыть — во всех смыслах.

Но только ведь это бесполезно. На место Ассанжа встанут новые бойцы свободного текста. Самое поразительное, что у них откуда-то берутся не только последователи, но и спонсоры. И нет центра. Организационно это новая сетевая “Аль-Каида”, перенесенная в информационную среду.

Тем, кто хочет понять масштаб последствий, надо сопоставить Европу за 100 лет до Гуттенберга и Европу через 100 лет после Гуттенберга. И понять, что лично Гуттенберг ни при чем. Просто в середине XV века назрела общественная и техническая потребность освободить текст. И освобожденный текст разрушил старый мир. Как и сейчас.

ДВИЖЕНИЕ АССАНЖЕЙ В РОССИИ

Перенесем исторические экзерсисы на российскую почву. И откроются интересные перспективы.

Рано или поздно число ежедневных (а не подключенных) пользователей интернета в России достигнет некоего порога. Это значит, что число юзеров приблизится к числу избирателей. Что будет с политической системой, если всем избирателям станет известно все, что знает блогосфера? Конкретнее — все, что знает Навальный? Ведь может собственных Ассанжей земля российская рождать.

Но дело вовсе не в одних только сливах. Свобода текста делает старые авторитеты ненужными. Поэтому новая политическая повестка для российского государства, как и для американского, — что делать с освобождением текста? Как адаптироваться? Кого закрывать?

Нулевые годы были сезоном охоты на коллективного Ходорковского — некоего бизнесмена, чересчур самостоятельного и не желающего делиться. Следующее десятилетие врагами народа и главными сидельцами будут интернет-деятели, постоянно “ворующие” “сведения, составляющие коммерческую и гостайну”, “распространяющие клевету” и занимающиеся другими видами “информационного терроризма”.

Так же, как и для западных государств, запретительные реакции окажутся в конечном счете неэффективны. Вычислить конечное состояние системы интересно, но это большой и сложный вопрос, а сейчас можно примерно рассчитать скорость изменений.

ВЫБОР СТАНОВИТСЯ СОДЕРЖАТЕЛЬНЫМ

Скорость революционных преобразований, производимых освобожденным текстом, а также жесткость и жестокость реакций старых институтов в России зависят от трех факторов:

1. от темпов технического интернет-охвата;

2. от роста доли цифровых поколений в популяции;

3. от того, кто придет к власти в 2012 году — Путин или Медведев.

Принято считать, что политическая разница между Путиным и Медведевым несущественна, есть просто оттенки восприятия. Шансон-айфон, все такое. Но посмотрим на разграничение компетенций. Премьер-министр курирует ключевые вопросы сырьевого комплекса, экспорт углеводородов — становой хребет стабильности и благополучия. Президенту вверено модернизированное будущее России. Один — повелитель нефтегаза, другой — покровитель интернета. Разделение выглядит асимметричным. Да только в новых условиях эта асимметрия может заиграть по-новому. Фактор интернета через 5—10 лет с точки зрения удержания контроля и сохранения стабильности может приобрести больший политический вес, чем фактор нефти.

Единственная сфера, где Путин с Медведевым диаметрально противоположны, — это как раз отношение к интернету. Исходя из этого, можно прогнозировать, как каждый из них будет реагировать на вызовы новой революции освобожденного текста. И хотя запретительные меры будут преобладать у обоих (старая система не может не сопротивляться), совершенно очевидно, что баланс запретительных и адаптивных реакций при Медведеве будет совершенно не таким, как при Путине. Отличаться будет и жесткость запретительных реакций. А также — скорость разрушения старых институтов, все равно неизбежного.

Так что выбор в 2012-м, как ни странно, будет довольно судьбоносным.

Андрей МИРОШНИЧЕНКО