Первородный грех?

Где-то более года назад стараниями издательства “Смолоскип” был проведен своеобразный круглый стол по случаю выхода в свет первой части романа Мыколы Хвылевого “Вальдшнепы” и попытки словно продолжить его же замысел аж в 60-е годы прошлого века произведением Артема Сокола, который назывался “Аглая”.

Корректно ли прибегать к подобному? Хотя такие попытки и бытуют в мировой литературной практике, однако, по-моему, это не очень благородно — дописывать за кого-то. Но это уже — как на чье усмотрение.

Упомянутая попытка, несмотря на все издержки, полезна по крайней мере тем, что дает возможность, перешагнув границы литературы, выйти на общественно-политическое поле, где разворачивалась трагедия пожирания революцией своих детей. Целое поколение не только безоглядно преданных революции, но и непосредственных участников ее вошло в историю как “расстрелянное”. Признаки перерождения замыслов революции в морально-этическом плане первыми уловили писатели, среди которых наиболее показательно в Украине — Мыкола Хвылевый, а в России — Андрей Платонов (вспомните хотя бы его “Котлован”).

Цитирую из “Вступної новели” Мыколы Хвылевого: “Сьогодні моє любиме число — 13. Отже, сьогоднішній день мусить принести нам якусь приємну несподіванку”.

Через семь лет — именно 13 мая 1933 года — утром Хвылевый позвал к себе в гости Кулиша, Досвитнего, Эпика, Йогансена, Днипровского, Сенченко. И — дальше вы знаете о той, но уже трагической, “неожиданности” — вышел в рабочий кабинет и застрелился.

Можно было бы назвать это “рамкой” — есть такая конструкция в поэзии, когда в стихотворении первая строфа повторяется как последняя. Но не будем играть в дефиниции: Хвылевый — безоглядно преданный идее коммунизма, ее хорунжий — одним из первых опасно близко подошел к разгадке краха именно украинской революции.

 

Как писатель Хвылевый формировался в первые послереволюционные годы, когда еще слышны были “граматика бою і мова гармат”, когда нарочито пренебрегались правила грамматики как назадничество (помните: “культуру предков мы сваливаем на мусорник” или “Пушкина — с коробля современности”). Это годы господства Владимира Винниченко с его склонностью к сильному герою, вопреки анемичным размазням, порожденным разнеженной “степовою Елладою” по Маланюку. Потому понятна тогдашняя мода на безжалостного супергероя, смоделированного Ницше, которая появилась и у Мыколы Хвылевого, в истоках еще подсознательного, а далее все глубже осознаваемого протеста — отчаяния против обывательщины, въехавшей на властные холмы на спинах романтиков революции.

Эту линию отчаяния и распада попытался протянуть аж в 60-е XX в. автор “Аглаи” как вторую часть “Вальдшнепов”. Не знаком со всем творчеством Артема Сокола (возможно, это псевдоним), поэтому не буду прибегать к спектральному анализу. Скажу только, что продолжатель часто теряет интонационный ключ романа Хвылевого, который использовал киношное, отрывистое повествование, с весьма ощутимой закваской гротеска, иногда в откровенно пренебрежительной подаче героев.

Артем Сокол как будто пытается сэкономить на изобразительных средствах, он, в сущности, перешел на беспрерывные монологи и диалоги. А поскольку резонеры представлены в основном без личных характеристик и примет, читатель часто теряется: кто из них что говорит?

И еще одно. Автор столь рискованно выводит своих юных героев на откровенные инвективы в отношении власти, что закрадывается догадка: или же Артем Сокол был за пределами действительности 50-х годов, или же, по молодости, просто не знал о тех годах, поскольку при тогдашнем стукачестве его говорливых героев забрали бы еще на пороге.

Но все эти и другие недостатки являются предметом анализа литературных критиков. Меня же интересует эксперимент как повод хотя бы контурно очертить трагедию общественно-политической жизни, к причинам которой вплотную приблизился Хвылевый.

Так отчего же пошли прахом романтические идеалы революции? Да оттого, как по мне, что в Украине руками украинцев была осуществлена не украинская революция. Поэтому те (в первую очередь — Хвылевый), кто разгадал или вплотную приблизился к разгадке этого феномена (проекта), либо были доведены до самоубийства, либо их просто погубили известные службы.

Я не историк и, слава Богу, не политолог, потому не решусь коснуться причинно-следственных связей трех российских революций прошлого века. Давно доказано, что, по тогдашним экономическими выкладкам, ситуация действительно была революционной: разрыв между самыми богатыми и бедными превышал допустимый в разы.

В Украине — имею в виду входившую в Российскую империю — положение сложилось своеобразное: здешний люд, и прежде всего его элита, призывали не только к классовому, но и к национальному освобождению. Тем более что у нас была своя, сугубо украинская школа революционной демократии, причем не хуже теоретически обусловленной, чем в метрополии. Леся Украинка, Михаил Драгоманов и многие другие. А Иван Франко настолько разбирался в марксизме, что на равных дискутировал с его классиками.

Итак, украинская революция мыслилась как обоюдоострый меч социального и национального освобождения. Но руку с этим мечом перехватили четыреста заезжих из далекого Чикаго и прибывших поездом из Германии и местных адептов мировой революции.

Перехватив правую руку, они вместо обоюдоострого меча вложили ей одностороннюю саблю “мировой революции”, “чтобы в мире без Россий и Латвий жить единым человечьим общежитьем”.

Романтики в азарте так и не заметили подмены в своей деснице. И когда “на Тихом океане свой закончили поход”, осмотрелись, а родная земля покрыта телами порубленных ими своих же земляков “во имя мировой революции”. Вернулись домой, а на властных холмах — преимущественно чужие со своими приспешниками из местных.

Понимаю, что это более чем упрощенное прочтение братоубийственной, гражданской войны в Украине. Вся же невероятная сложность заключалась в том, что многие из низов наивно начали к социальным завоеваниям присоединять и национальную независимость. Именно среди последних и нашлись те первые, которые поняли, что совершили гражданское побоище по чужому сценарию. И те из них, кто понял причины братоубийства или приблизился к их пониманию, были беспощадно уничтожены.

Потому, когда нам пытаются представить трагедию только 37-м годом, то только для того, чтобы не обнаружилось главное: в Украине отстрел элиты начался с 20-х годов. Те же — еще раз подчеркну — кто вплотную приблизился к этой страшной правде, — или физически уничтожены, или же, как Хвылевый, доведены до самоубийства.

Эхо этих апокалипсисов слышно и сегодня. Из десятилетия в десятилетие мы ищем врагов, на которых пытаемся списать все свои проблемы. А не мужественно ищем в себе тот первородный грех, который искупаем на еще недавно лучших в мире черноземах, на богатейших недрах, с работящим, талантливым народом, который раздарил себя всей планете. А вот сплотиться в родном краю до сих пор не в состоянии. Да поучились бы у тех же евреев, которые через тысячелетие, гонимые и распорошенные, собрались вместе, возродили иврит из забвения и все же построили свое государство!

Не пора ли наконец понять, кто и сейчас моделирует наше общественно-политическое, вплоть до бытового, поведение, создавая из нас нашими же устами и перами образ эдакого филистера, заплывшего от самогона и сала, который если не сможет съесть вагон яблок, то хотя бы понадкусывает?

Исходя из этого посыла, скажем откровенно: мы пока лучшего и не заслуживаем. Потому что не кто-то другой, а именно Антонов-Овсиенко привез Муравьева в Украину. И не кто-то другой, а мы, украинцы, хотя и не по своей воле, но все же воевали друг против друга в Первой мировой. Не кто-то другой, а гетман Скоропадский вместе с немцами разогнал Централь­ную Раду, не кто-то другой, а Петлюра звал поляков помогать ему отвоевать власть. И не кто-то другой, а именно те же украинцы поделились на западно-ориентированных помаранчевых, и их оппонентов, благосклонных к “старшему брату”.

А если заглянуть глубже, то не кто иной, а именно киевские князья звали себе на помощь в борьбе за власть норманов. Не кто-то другой, а именно гетманы Украины привлекали то татар, то поляков для того же самого. А один бросился просить шведов помочь в борьбе за независимость, спровоцировав озверевших Петра I и Меншикова залить кровью Украину.

И не надейтесь, господа-товарищи, что нам кто-нибудь с Запада или Востока поможет, если мы, украинцы, не в состоянии договориться между собой!

И сколько уже можно покупаться на разные лозунги, не выяснив, кто и для чего их провозглашает! Неужели до сих пор невдомек, что совершалась неукраинская революция украинскими руками, но не для украинцев?!

И кто же виноват в этом? Кого мы теперь собираемся приглашать строить для нас, украинцев, хоть немного Украинское государство? Да при нынешних технологиях зомбирования приглашенные через несколько лет докажут нам, что мы — и не украинцы, а потому незаконно заняли земли страны, названной Украиной. Что это не наши, а их поля. И, учитывая хохляцкую привычку “пересидеть за плетнем”, эта перспектива не кажется такой уж фантастической. Или мы как и прежде будем списывать свои неудачи на турков, татар, ляхов, жидов, а теперь, конечно же, на проклятых москалей?

Тем более что начиналось с “сердцевины” — с морального развращения прежде всего юных поколений. Только нужно употреблять не пассивное “начиналось”, а активное “начинали”. Напомню уже весьма подзабытое, а молодым — вовсе неизвестное. Итак, цитирую:

“Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности фальшивыми и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников... своих союзников и помощников в самой России... Мы всячески будем поддерживать и будем возвышать так называемых творцов, которые будут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства — словом, всяческой аморальности. В управлении государством мы вызовем хаос и неразбериху...

Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников... Честность и порядочность будут высмеиваться... как пережиток прошлого... Хамство и наглость, вранье и мошенничество, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и бесстыдство, предательство, национализм и вражда между народами — все это мы... незаметно будем культивировать, все это расцветет махровым цветом...”

Не правда ли, нынешнее моральное состояние общества свидетельствует, что приведенные выше установки Аллена Даллеса на тайном инструктивном совещании начала 1945-го, отрывок из которого процитирован, выполняются с лихвой? Заметьте: еще шла война, а они уже точили нож, чтобы воткнуть в спину своему союзнику. Это и есть мораль циников, которые первыми в мире бросили атомные бомбы на Японию, через несколько десятилетий убивали снарядами с ослабленным ураном Югославию, а сегодня терзают Ливию, подбираясь к нефтевышкам. Как перед этим развязали побоище в Ираке под предлогом обезвреживания заводов, якобы производящих ядерное оружие. И когда его не оказалось (а иначе и быть не могло!), эти “демократические” убийцы даже не покраснели.

Они ввели как норму двойные стандарты. “Своему” Горбачеву, например, вручили Нобелевскую премию мира. И это после того, как по просьбе украинских властей отменить первомайский парад и демонстрации трудящихся и прочие праздники, поскольку в Киеве 1 мая 1986 года радиация уже зашкаливала, он, обматерив просителей, приказал во что бы то ни стало провести и вывели парад, и демонстрацию! Десятки и сотни тысяч людей, в сущности, на парад смерти. То есть Горбачев сознательно совершил преступление против человечности, которое не имеет срока давности. И ему — Нобелевскую премию?!

Что говорить, если высший комсостав Америки во главе с еще одним нобелянтом, Обамой, на днях в прямом эфире телевидения заинтересованно наблюдали за убийством бин Ладена. Да кто бы он ни был — судите его, сажайте на электротабуретку, но не создавайте шоу из убийства! Это уже за пределами элементарных норм человеческого общежития! Это уже садизм. Точнее — ужин каннибалов.

Вот вам образец цинизма, который разъедает моральные якоря, удерживающие человечество лбом к небу, а не наоборот. Долетели его отравляющие испарения и до нас. Разве можно оправдать верхи России и Украины, которые, в сущности, сдали Сербию, а сейчас, похоже, сдают Ливию... Эй, вы там, наверху, скажите: кто следующий?.. Ведь уже горит под нашими окнами и дверью!

Я вспоминаю хронику войны, когда в 41-м штурмовали военкоматы несовершеннолетние пацаны с требованием послать их на фронт. А сейчас, если — Боже упаси — прогремит “Отчизна в опасности!”, не уверен, что очень много юных будет рваться защищать. Потому что нас спросят: позвольте — защищать кого? Вельможных воров в законе?

Как ни печально, но морально-этический уровень общества в последние десятилетия действительно приблизился к угрожающей нулевой отметке. Я уже как-то говорил, что — хотя и в разных измерениях, но воруют сейчас — от бомжей до верхних эшелонов власти. Одни — то, что плохо лежит во дворе, другие — миллиарды по уголовным схемам.

И это уже и не осуждается, а даже оправдывается: дескать, каждый живет как может. То есть воровать становится делом привычным и — самое ужасное! — нормой.

Радиация от распада базовых принципов морали отражается на разных сферах общественного и духовного бытия. Скажу о самой близкой мне — литературе.

Приходилось — во времена советские, к счастью, недолго — руководить в Комитете по Шевченковской премии. Не помню, чтобы кто-то особенно давил в отношении тех или иных номинантов, чтобы ко мне приходили выдвиженцы с требованием “дать”. Ну, разумеется, были обиженные, наверное и раздраженные, но побеждало все же элементарное благородство.

Через десять лет (в прошлом году), из-за “неполного присутствия силы воли”, меня все же уговорили “взяться за старое” (снова возглавить комитет). Абсолютно праведно Мыкола Лукив предостерегал в одной из своих песен: “Не повертайтесь на круги своя”.

В окопах повседневности некогда прибегать к панорамным и углубленным оценкам своевременья. И поднявшись на какие-то две ступеньки, вдруг до тоски почувствовал, как все изменилось с тех пор и насколько я устарел со своими принципами для нынешнего положения вещей.

Что ж, и раньше ощущал коммерциализацию общества, космополитизацию некоторой части молодежи, долларизацию ее психологии и ползучий прагматизм, лишающий элементарной совести. Но все это за повседневными хлопотами виделось издали, так сказать — за пределами боли...

...Итак, началось выдвижение. И уже перед оглашением списка в комитет зачастили гости. А некоторые прямо, без каких-либо эвфемизмов, заявили, что если и в этот раз не пройдут, обратятся чуть ли не в суд.

Я ошарашенно оглядывался в поисках объяснений. Старые работники аппарата, деликатно выпроводив “заявителей”, со снисходительной улыбкой говорили, чтобы я не слишком обращал внимание, поскольку все только начинается.

Да, и в те времена бывали случаи “корректировки сверху”. Но номинантов все же выдвигали уважаемые, авторитетные организации, среди которых — союзы писателей, композиторов, художников, архитекторов... Подчеркиваю — соискателей выдвигали коллективы. Следовательно, я проворонил изменения, которые на протяжении последних десятилетий “обновили” традиционные моральные предписания. Сейчас некоторые соискатели не просто продвигают, а пробивают самих себя в лауреаты и, кстати, на ордена! Причем без малейшего намека хотя бы на легкую растерянность: прямо в глаза некоторые даже не просят, а требуют.

Ни в коем случае не бросаю тень на всех и вся. Например, в этом году лауреаты прошли весьма суровый отбор и получили признание не случайно.

Без хвастовства подчеркну — я делал все от меня зависящее, чтобы определение венценосцев было открытым, демократическим, без давления сверху и снизу. Отдаю должное верхним этажам власти, — оттуда ни разу не вмешались в наши суверенные дела.

В составе комитета — авторитетные самодостаточные личности, которые смогли принимать решение без суфлеров. То же самое могу сказать и о небольшом, но высококвалифицированном аппарате.

Вместе с тем все мы трудимся и принимаем решения не в вакууме. Потому, несмотря на профессионализм и самодостаточность, даже не ощущаем, как буквально сквозь поры общественная радиация просачивается в наши души и тела. Скажем, в дискуссиях относительно тех или иных номинантов ощущались и цеховые и региональные интересы, и личная симпатия или антипатия, вплоть до обидных выпадов против “не своих”. А в отдельных случаях угадывалось теневое присутствие активных “самопродвиженцев”.

Слава Богу, признание получили не лоббированные. Еще большая благодарность Ему, что никаких сетований и плача не слышалось от Леонида Горлача, Павла Вольвача, Владимира Руткивского, Евгении Жоголь, Галины Тарасюк, Виктора Сидоренко и других из более шестидесяти человек, которые не получили награду, хотя и талантливы не менее, чем избранные. Но за ними — правда их неопровержимого таланта и хорошие виды на грядущий урожай.

Острее всего опечалила нервозность на грани истерики некоторых из обиженных. Особенно горько, что это прорывалось и у моих давних друзей, с которыми бок о бок были в окопах под обстрелами разных партий и партеек. Я не обвиняю — на них просто действует нынешнее состояние аморализованного общества, которое уже не верит в объективные справедливые решения.

Вообще, рано или поздно придется все же совершенствовать механизм работы комитета и его подразделений, чтобы уберечь от посягательств коррупции. Мне об этом намекали, ссылаясь на лихорадочное стремление некоторых попасть или остаться в составе комитета. Я в это, конечно же, не верю. Но если слухи бытуют, нужно сделать все, чтобы они исчезли и не загрязняли духовную ауру. Следовательно, придется прибегнуть к соответствующим предосторожностям, использовав и некоторые предложения Мыколы Жулинского относительно усовершенствования механизма отбора и голосования кандидатов.

Чтобы наглядно показать отличие морально-этического состояния доперестроечных времен от нынешних, сошлюсь на собственный скромный опыт. Я действительно обвешан различными наградами и отличиями, как елка.

Но я не знал о том, что меня рекомендуют на какой-то орден, поскольку все эти знаки для меня — что они есть, что нет. И ходить по инстанциям, выпрашивать себе, как говорил незабвенный Федор Макивчук, “бляшку” — для меня все равно что потерять в самоунижении лицо, имя, достоинство, в конце концов.

Добрые люди и жизнь учили меня, что все эти нашивки и отличия не делают человека лучше. Главное — чтобы они не сделали его хуже. Твердо стою на этом базисе. У меня просто вызывают отвращение особи, особенно мужского пола, которые почти с сексуальным сладострастием пытаются вырвать, выпросить какую-нибудь бляшку. Неужели в этом смысл жизни?!

Предвижу, что нынешние прагматики криво улыбнутся: смотри, и себя не забыл похвалить! Ну, этих не убедишь в добром намерении, хотя чем там хвалиться через два с лишним десятилетия?! Просто хотелось сравнить то и нынешнее моральное состояние. Поскольку я воспитывался в том состоянии, где все-таки выше любых наград ценились элементарные совесть и порядочность, потому в этом времени, где даже слава и награды становятся товаром, для этого времени я уже со своими древними взглядами действительно устарел. Потому день, когда удовлетворят мое прошение об отставке, буду считать вторым днем своего рождения.

В этой связи несколько слов относительно нынешних журналистов. Как карьерному — по образованию и практике — журналисту с не таким уж малым опытом работы в СМИ — мне есть что и с чем сравнивать.

Нынче говорят, что в советские времена журналисты служили системе. Да, они — уточню — работали в той системе, поскольку другой не было. Вместе с тем непроверенное, несправедливое обвинение человека в прессе тогда наказывалось беспощадно. Поскольку на выступления ее реагировали сразу же. Да и “слуги” были преимущественно людьми чести, и многие из них даже под давлением верхов не шли против своей совести. Вспомните хотя бы светлой памяти главного редактора “Сільських вістей” Ивана Сподаренко, моего однокурсника, которого не пошатнули наезды из самого ЦК КПУ, Степана Колесника, нынешнего председателя Союза журналистов Игоря Лубченко, доброй памяти Виталия Коваля, Анатолия Москаленко и Бориса Рогозу, сущих Мыколы Лукива, Ивана Бокия, Михаила Шевченко, Владимира Биленко, еще многих коллег из областей, которые не погрешили против совести.

Я не склонен идеализировать те далекие времена: среди нашей братии были и исполнители заказов власти или организаторы “писем трудящихся” с осуждением разных “измов”. Наиболее рельефно и показательно проявилось это в избиении камнями “Собора” Олеся Гончара. Вообще, тогдашняя власть любила коллективные письма-осуждения как артподготовку перед арестами поборников правды. Кстати, моей подписи не найдете ни под одной такой групповой инвективой. Хотя жесткие “предложения” звучали и с самого верха. Я просто хочу сказать: те, кто оправдывает свои грехи обстоятельствами, стремясь переложить свою низость — если не подлость — на систему, лукавят. Свидетельствую: все зависит, уважаемые, не от системы, а от человека.

Возвращаюсь к сказанному выше. Итак, новостников предыдущих поколений обвиняют в служении системе. Это дает мне право обвинить некоторых нынешних журналистов, за исключением нескольких изданий, в служении хозяевам, которые, как правило, не являются аборигенами. Современный читатель пусть сам выбирает, что хуже — служить системе или прислуживать хозяину?

У меня ведь есть с чем сравнивать. Скажу откровенно: таких искажений, клеветы человека по заказу, фальсификаций, с такой грубостью в добывании скоромных фактов, безапелляционностью некоторых тружеников пера, — такого, повторяю, в мои времена не наблюдалось: мы все же сохраняли хоть какое-то цеховое благородство. Самое обидное, что эта моральная распущенность занижается до ноля, потому что даже если подобных ловят за руку — им все сходит с рук, поскольку прикрываются щитом свободы слова.

С этим нужно, уважаемые, что-то делать, чтобы раздражение в обществе действиями таких скорописцев не перешло красную черту. С одновременным усилением защиты честных журналистов от угроз и наездов пойманных за руку.

Я коснулся этой неблагодарной темы по горячим следам недавней эпопеи с присуждением и вручением Шевченковской премии. По положениям, до подписи президента фамилии лауреатов никто не имеет права обнародовать!

Неужели об этом не знали журналисты, которые прессинговали меня по всему полю уже в день голосования (тайного — заметьте!), требуя назвать имена коронованных?! Причем высказаться по поводу того или иного отмеченного произведения. И это, опять-таки, — при тайном голосовании, до подписания решения комитета президентом?!

Более того, в день голосования его результаты сразу стали известны СМИ поименно. Значит, или кто-то по дебильнику дал утечку информации, или, как некоторые поговаривают, комитет и в самом деле оборудован “жучками”.

Эти горькие замечания никоим образом не бросают тень на цеховое знамя журналистов, на крыльях которого навечно вышиты имена отважных фронтовых репортеров, имена тех, кто шел под 4-й реактор, добывая запрещавшуюся верхами информацию о чернобыльской беде. Имена тружеников пера, которые идут против лжи ради правды. И среди них — Гия Гонгадзе, Игорь Александров и еще и еще, многие из которых, к сожалению, пали на поле брани против лжи.

В сиянии их творческого и гражданского подвижничества еще более жалкий вид имеют служки хозяев.

А вообще, если не очистимся от вирусов аморальности, подброшенной нам “благодетелями” еще в 45-м, мы в какой-то день сможем с независимым видом проститься... с независимостью. “Моральное падение уже прекратилось, поскольку мы стоим на дне”, — говорил один человек.

Извините, но с руки ли мне призывать к какой-то там порядочности власть имущих, если многие из них имеют вклады в иностранных банках, сами же только квартируют в Украине и при первой же угрозе сбегут на персональных самолетах? Их ведь ничто, кроме барышей, здесь не держит, как и их предтеч из дальних краев. Это — обжорливая саранча, которая, съев одну площадь, перелетает на другую.

Опять-таки — кто, если не мы, виноват в том, что нами правят чужаки? Складывается впечатление, что именно так удобнее: правят чужие, зато мы хорошо поем и ждем, когда нам кто-то построит “независимую Украину”. Вот и построили “общак”. Так что — опять звать чужих? Да они ведь давно уже здесь! А вот где мы, украинцы, — это уже вопрос по существу. Да хотя бы отзовитесь, а то такое впечатление, что и в самом деле “було колись на Вкраїні гриміли гармати”.

Только, ради Бога, давайте прекратим наконец плачи вавилонские! И хотя бы не будем мешать тем, кто начнет возводить леса храма, имя которому — Украина!

Первородный же грех вторичности давайте искупать трудами праведными, а не посыпанием головы пеплом. И давайте проанализируем наконец последний состав Верховной Рады, где половина “избранников” под народным омофором воруют или крышуют воров. А проанализировав, хотя бы давайте не избирать их опять, чтобы, как обычно, клясть и снова их избирать. И давайте изберем, наконец, тех, кого знаем как порядочных людей. И вместе с ними построим свою действительно независимую и предсказуемую Украину, перед которой раскрыл бы объятия цивилизованный мир! И давайте не выставлять себя на посмешище перед всем миром в импрезах Савика Шустера, теряя национальное достоинство своим грубым поведением.

Но сначала давайте опровергнем иронизм: когда спросили имярек, какой язык сложнее всего выучить, тот ответил — украинский. Почему? — удивились. Да потому, — ответил, что половина украинцев за несколько столетий так и не выучили его. Анекдот? Нет, печальная реальность. Если наши удельные украинцы за несколько веков так и не выучили родной язык, так неужели при такой бездарности по силам еще и второй?!

Интересно, как бы отреагировали россияне на требование вторым государственным объявить украинский, поскольку наших земляков в России не один миллион?.. То-то же.

Борис ОЛИЙНЫК