Оттепель быстрой заморозки

В начале года 12 000 калининградцев вышли на митинг против губернатора Георгия Бооса. В город вылетел десант сотрудников администрации, с оппозицией договорились, но Боос через полгода лишился губернаторского поста — с формулировкой “за отсутствие доверия у населения”. У Бооса были влиятельные оппоненты в федеральной власти, но все равно вышло так, будто площадь может влиять на подбор больших руководителей.

В Калининграде люди отреагировали на повышение транспортного налога, то есть митинговали автовладельцы — пусть и робкий, но средний класс. В Москве он тоже оживился: молодой бизнесмен Андрей Хартли инициировал борьбу с мигалками чиновников и стал знаменем общественного движения синих ведерок — пластмассовые ведра на автомобилях пародировали проблесковые маячки.

Подтянулась и богема. Рэпер Noize MC сочинил антимилицейскую песню и спел ее на концерте, его задержала милиция, но потом отпустила, а рэпер стал героем. Против вырубки Химкинского леса Юрий Шевчук пел без микрофона — перед многотысячной толпой на Пушкинской площади и с микрофоном — на концерте ирландца Боно в “Лужниках”.

В Кремле в ответ на все это придумали термин “гражданский активизм”. Президент Дмитрий Медведев вынес на публичное обсуждение новый закон о милиции и остановил строительство трассы через лес в ожидании общественной экспертизы. Закон о милиции оказался беззубым, а про маршрут трассы Москва — Петербург сразу было ясно, что никто менять его не позволит. Но общественность все равно чувствовала прилив сил: от нее не отмахиваются, а как минимум выслушивают.

На избиение журналиста Олега Кашина президент отреагировал с рекордной скоростью — через несколько часов после нападения. На цеховых митингах пикетчикам сходили с рук плакаты с требованиями вызвать на допросы федеральных и местных чиновников, а прокуратура пообещала возобновить расследование закрытых дел о нападении на представителей прессы. Все ждали, что Следственный комитет сообщит об обысках в администрации Химок и возможном аресте подмосковных чиновников, которых и подозревали в нападениях на журналистов — и не напрасно.

Медведев всего лишь пытается задобрить интеллектуалов, парировали политологи. Вот и декабрьское решение по “Охта центру” — победа просвещенной общественности, нечто вроде обещания, что именно ей и можно впредь повышать голос.

Но и Владимир Путин в этом году не гнушался новой аудитории: пригласил на встречу Шевчука, сам ввел моду на блогера toplap — бизнесмена, сочинившего оду рынде. Путин в его лице вступил в переписку с условным средним классом.

Даже митинги в поддержку статьи 31 Конституции в конце года едва не позволили провести легально — правда, без Эдуарда Лимонова и с ограниченным числом участников.

Но потом тысячи футбольных фанатов и правых радикалов в память о товарище, погибшем в бытовой драке с группой приезжих, разгромили Манежную площадь и станцию метро “Охотный Ряд”, изгоняя “чужих” с московских улиц. Путин почти сразу одобрил если не методы, то праведный гнев своих граждан: “чужих” в столицу России можно и не пускать, ужесточив для них правила регистрации, несанкционированные акции (имелась в виду, конечно, оппозиция) следует разгонять жестко, обладателям “либеральной бороденки”, которые с такой трактовкой не согласны, надо поскорее ее сбрить и помалкивать. А потом премьер анонсировал приговор Михаилу Ходорковскому, за которого, кстати, накануне вступилась группа рок-музыкантов. Несанкционированную толпу у зала суда разгонял ОМОН.

Медведев не слишком спорил. Воистину, если бы националистов не было, руководителям страны, которым до президентских выборов приходится спать по очереди, стоило бы их придумать. И спать себе спокойно.

Юлия ТАРАТУТА