Rambler's Top100
ДАЙДЖЕСТ

Острая харизматическая недостаточность

[13:47 11 апреля 2012 года ] [ Газета.Ru, 11 апреля 2012 ]

Сравнение результатов декабрьских парламентских выборов с президентскими в марте показывает, что у протестного электората нет устойчивых симпатий к конкретным партиям, у самих партий явный кризис лидерства, а избирателям в целом явно не хватает новых политических фигур.

Отход от предвыборной лихорадки и нервозности и получение полных и окончательных данных прошедших в стране президентских выборов дает возможности для более полного анализа перемен электоральной карты страны. Приходит время сравнений.

При всей искусственности выстроенной в стране к 2011—2012 партийной системы голосование даже за разрешенные партии и допущенных на выборы кандидатов при всех имеющихся электоральных девиациях, несомненно, отражало происходящие в настроениях избирателей перемены. Избиратели учились влиять на систему даже по ею же установленным не самым справедливым правилам.

Детально увидеть механику перемен и их причины поможет сравнение результатов голосования за основные партии в декабре 2011 года и их кандидатов на мартовских президентских выборах 2012 года в региональном разрезе. Для сравнения используется “коэффициент изменения” в виде соотношения результата кандидата партии на президентских выборах по отношению к результату самой партии на выборах Госдумы. Подобный метод позволяет оценить, в каких регионах масштаб изменения поддержки в относительном выражении был наиболее существенным.

Зюганов и КПРФ

Самым стабильным по сравнению с результатом голосования за партию оказалось голосование в марте за лидера КПРФ Геннадия Зюганова: его относительный результат уменьшился всего на 2,01%.

Однако структура регионального голосования имеет определенные различия: КПРФ является одним из индикаторов современных электоральных расколов, тогда как Зюганов отчасти символизирует собой память о совсем другой эпохе — “красном поясе” 1990-х.

Одним из самых существенных электоральных изменений в России в последние годы было увеличение поддержки КПРФ в крупных городах на фоне ее существенного снижения на региональной периферии в пользу “партии власти”. Причем крупные города стали зоной повышенных результатов не только КПРФ, но и всех иных оппозиционных партий, как формально левых, так и формально правых.

Современные выборные расколы в основном происходят не в “классическом” право-левом противостоянии, а скорее по отношению к существующему в стране политическому и экономическому режиму. Более верным является разделение партий на реформаторские (умеренная оппозиция власти), революционные (радикальная оппозиция) и традиционалистские, или консервативно-реакционные (поддержка власти, “партия власти”). В определенном смысле можно говорить о естественном нонконформизме городов и определенном конформизме периферии. В крупных городах, в том числе региональных центрах, намного менее вероятна ситуация чьего-то властного доминирования. И, наоборот, чем выше коллективистские и патриархальные начала, тем сильнее поддержка власти.

Однако на фоне данной тенденции “формального полевения городов” прошлые выборы 2007—2008 годов показали, что голосование лично за Зюганова было ближе к “традиционной” электоральной географии КПРФ 1990-х, чем собственно за КПРФ на выборах Гоcдумы. Наибольший коэффициент изменения поддержки Зюганова в 2008-м по отношению к КПРФ-2007 был отмечен в аграрных и/или наиболее депрессивных регионах, ранее относившихся к “красному поясу”. Выборы 4 марта 2012 вновь, но в немного более сглаженном варианте показали ту же закономерность. Общероссийский коэффициент соотношения голосования за Зюганова и КПРФ составил на минувших выборах 0,895. При этом существенно выше среднего он был в регионах “электоральной аномалии” — ряде национальных регионов (Ингушетия, Мордовия, Тува, Адыгея, Чукотка — здесь процент поддержки Зюганова по отношению к КПРФ превысил не просто средний коэффициент, а единицу). Несомненно, это лишний раз подчеркивает девиантность голосования в Госдуму, когда имели место и манипуляции, и стремление властей ряда регионов провести максимальное число депутатов в Госдуму по списку ЕР. В этом смысле имеет место не рост голосования за Зюганова на фоне КПРФ, а снижение уровня фальсификаций и иных манипуляций. Однако даже с учетом относительного роста числа голосов, поданных за Зюганова, по сравнению с КПРФ уровень голосования за него в этих регионах остался существенно ниже среднероссийского. А в таких регионах, как Дагестан, Чечня, Карачаево-Черкесия, Кемеровская область, судя по всему, даже относительного снижения объема манипуляций фактически не произошло.

При этом вырос процент поддержки Зюганова по сравнению с КПРФ в таких регионах, как аграрные Белгородская, Владимирская, Воронежская, Астраханская, Тамбовская, Ульяновская области, а также в Марий-Эл, Тульской, Челябинской, Саратовской областях. Зюганов получил меньший процент, чем КПРФ, но коэффициент изменения поддержки превысил среднероссийский в Орловской, Костромской, Омской, Оренбургской, Смоленской, Липецкой, Курской, Калужской, Вологодской, Пензенской областях. То есть, как и в 2008 году, аграрная периферия лучше восприняла Зюганова, чем большинство крупных городов и индустриальных центров, а также большинство регионов российского севера.

Коэффициент соотношения поддержки Зюганова и КПРФ хуже для кандидата коммунистов в Санкт-Петербурге, Архангельской, Иркутской, Калининградской, Московской, Мурманской, Нижегородской, Новосибирской, Томской областях, Приморском, Пермском, Хабаровском краях и т. д. Причем в некоторых из названных регионов можно отметить даже ухудшение соотношений коэффициентов поддержки по сравнению с 2008 годом, что, вероятно, связано с тем, что сильная в этих регионах “Справедливая Россия” в 2008-м не выдвигала кандидата в президенты и часть ее протестного электората ушла тогда к Зюганову.

В целом соотношение Зюганов/КПРФ похоже на 2008 год, сглаживает его только ситуация в Москве. Здесь проценты КПРФ и Зюганова почти равны, что означает превышение среднероссийского коэффициента. Вероятно, это следствие нескольких эффектов. Первый связан с тем, что благодаря протестной активности и усилению общественного контроля именно в Москве намного лучше стала ситуация с электоральным контролем, что повлияло на результаты всех альтернативных “главному” кандидатов. Второй эффект связан со “ставкой на лидера” в Москве.

Важно понимать также, что Зюганов фактически был единственным кандидатом в президенты, который вел в регионах относительно широкую избирательную кампанию (хотя ее интенсивность, несомненно, уступала активности осенней кампании КПРФ). Соответственно, даже при тех или иных претензиях к качеству этой кампании у значительной части оппозиционно настроенного электората фактически не было выбора:

многие голосовали за Зюганова просто потому, что он представлялся им наиболее сильным кандидатом из оппонентов Путина, допущенных к выборам.

И часть поданных за него голосов — выражение протеста.

Миронов и “Справедливая Россия”

При существенном падении процента голосования за Сергея Миронова на фоне результатов “Справедливой России” региональная картина для лидера “эсеров” тоже неоднородна и подчеркивает решающую роль в результатах партии региональных харизматиков. При среднероссийском коэффициенте изменения поддержки в 0,29 (это доля голосов за “эсеров” в декабре, которую получил Миронов) в двух регионах — Кабардино-Балкарии и Дагестане — отмечен даже прирост. Этот тот феномен, о котором выше шла речь в случае с Зюгановым: снижение объема искажений в регионах, где на этот раз не было борьбы за депутатские мандаты для региональных групп внутри партсписка. Те же причины объясняют превышение среднероссийского коэффициента соотношения голосов за “Справедливую Россию” и Миронова в таких регионах, как Татарстан, Ингушетия, Мордовия, Калмыкия и некоторых других. При этом общий процент голосования за Миронова в этих регионах остался ниже его абсолютного результата по стране. В целом у Миронова отмечается интересный феномен: коэффициент поддержки лучше среднего по отношению к партии получился в наиболее провальных по итогам декабря-2011 регионах, которые для партии базовыми не были и не будут. И в любом случае речь идет о незначительных абсолютных цифрах.

А вот из регионов для “Справедливой России” электорально значимых ситуация немногим лучше среднего для Миронова только в Челябинской, Владимирской областях, Хабаровском крае и Москве. Едва превышен средний коэффициент в Омске, который Миронов в ходе кампании лично посетил. Однако в Свердловской, Ярославской областях, Чувашии личные визиты Миронова не помогли. Хуже среднего коэффициент соотношения голосования за Миронова по отношению к “эсерам” в целом даже в его родном Санкт-Петербурге.

Жириновский и ЛДПР

Ситуация для Жириновского похожа на ситуацию у Миронова: лучшее соотношение голосования марта к декабрю в изначально слабых для партии регионах. При этом в базовых для ЛДПР регионах ситуация хуже, чем средняя по стране. Общероссийский коэффициент изменения поддержки у него составил 0,53. Только в отличие от “Справедливой России” электоральная база ЛДПР — это территория “некоммунистического протестного голосования”, то есть часть Сибири, Дальний Восток, Урал, Крайний Север.

И здесь сыграл свою роль фактор как отсутствия личных поездок Жириновского по регионам в ходе кампании (если не считать краткого выезда в Тверь), так и крайне неудачное публичное выступление про уральцев: “Более тупого населения, чем на Урале, нет. И там родился Ельцин”. Многими это показалось сознательным шагом для уменьшения рейтинга в регионе, где он традиционно популярен. Итог — особенно резкое падение результатов в Пермском крае, Свердловской, Челябинской областях, соседнем с ними Ханты-Мансийском округе. Из базовых для партии регионов-лидеров по проценту за ЛДПР лучше других смотрелись только Камчатский край, Калининградская, Смоленская, Сахалинская, Владимирская и Курская области. Неплохим на среднем фоне было соотношение результатов в Тверской, Новгородской областях, Коми.

Путин и “Единая Россия”

Исходя из описанного выше, понятно, откуда в региональном разрезе был получен основной массив прироста голосов за Владимира Путина (коэффициент изменения 1,29) по сравнению с голосованием за “Единую Россию”: в первую очередь речь о регионах, наиболее электорально успешных для “Справедливой России” и ЛДПР. И это не удивительно, так как в регионах, изначально базовых для “Единой России” в декабре 2011 года, существенного прироста получить было уже невозможно, так как в них массив возможных голосов уже в декабре был выбран почти полностью.

Важно отметить еще два момента. Первый — отсутствие фактора участия “региональных харизматиков”, который работал в декабре 2011 года на “Справедливую Россию”, связано не только с тем, что они на этот раз не были заинтересованы лично в процессе мобилизации. Но и с тем, что они не были заинтересованы лично в процессе организации электорального контроля, что облегчало в этих регионах и любые манипуляции. Исключением стала Москва, где работал новый, но еще более мощный фактор общественного подъема в “борьбе за честные выборы”.

Второй — это фактор совмещенных выборов. Значительная часть проблемных для “Единой России” регионов в декабре 2011 года — это территории, где одновременно с Государственной думой избирались региональные парламенты. Именно принятый по инициативе “Единой России” в марте 2011 года закон привел к тому, что вместо ожидавшихся 11 региональных выборов на декабрь были перенесены выборы еще в 16 регионах, итого в 27 регионах проходили совмещенные выборы. Это яркий пример электорального манипулирования: власть стремилась пойти на изменение четко устанавливающего сроки выборов законодательства ради того, чтобы изменить дату выборов с целью создать максимально комфортные условия для проведения избирательной кампании “партии власти”. Недовольство жителей конкретных регионов попытались скрыть за счет смешения федеральных и региональных выборов в надежде, что часть избирателей, отслеживающая лишь кампанию более высокого уровня, по обоим бюллетеням проголосует идентично. Фактически они стремились “подложить региональные выборы под каток федеральных”. В итоге, как и предупреждали некоторые эксперты, вышло наоборот. Усилились стимулы для мобилизации электората новыми участниками (кандидатами на региональных выборах), как и количество игроков, лично заинтересованных в электоральном контроле. В сочетании с первым фактором борьбы за места внутри списков в Госдуму между региональными группами это привело к тому, что по таким регионам, как Московская, Свердловская, Вологодская области или Пермский край, итоги голосования были откровенно удручающими. Но 4 марта 2012 года в результате не было ни одних полномасштабных региональных выборов, совмещены оказались лишь отдельные местные выборы (наиболее массовые в Москве, что дополнительно усилило феномен повышенного интереса к “борьбе за честные выборы”).

Данные выше выводы будут еще более наглядными, если сопоставить приобретения и потери иных партий и кандидатов между президентскими и парламентскими выборами в регионах с максимальным приростом голосования за Путина (где этот прирост был более 20%). Хорошо видно, что почти половина этих регионов — те, где одновременно проходили региональные выборы (они выделены курсивом).

Символично, что самый большой прирост голосов за Путина показала Свердловская область, где сошлись отсутствие борьбы внутри партсписков за места в Госдуму, проведение в декабре 2011 выборов заксобрания области и неудачное выступление Жириновского про “тупых уральцев”.

Голосование за Прохорова и партийная электоральная география

Завершая обзор, необходимо отметить, как в этот расклад вписался Михаил Прохоров, который был на президентских выборах не просто независимым кандидатом, но и абсолютным новичком. Поэтому сравнить его результаты с какой-либо партией можно лишь относительно.

Главная закономерность — связь голосования за не представленное в бюллетене 4 марта 2012 “Яблоко” с голосованием за Прохорова. О существенных корреляциях географии голосования говорит то обстоятельство, что из 20 регионов с наибольшим уровнем голосования за Прохорова 15 входили в группу регионов с наибольшим голосованием за “Яблоко” в декабре 2011 года.

Было бы интересно ознакомиться с соответствующими социологическими исследованиями, которые, как представляется, скорее всего, подтвердили бы эти выводы.

Если брать первые пять регионов-лидеров по максимальному уровню голосования за Прохорова, то из них 4 входили в лидирующую пятерку регионов при голосовании за “Яблоко” (и только 7-я в рейтинге голосования за Прохорова Московская область при голосовании за “Яблоко” оказалась 4-й, вместо нее в пятерку лидеров за Прохорова вошел Томск). Наиболее сильным оказалось отличие голосований за Прохорова и “Яблоко” в Псковской области: в декабре регион занял 6-е место при голосовании за “Яблоко”, а у Прохорова был только 36-м. Видимо, это результат того, что в декабре результат “Яблока” в Пскове во многом был обеспечен региональными выборами, на которых региональный лидер партии Лев Шлосберг объединил вокруг себя довольно активную группу местных лидеров, и поддерживавшие их тогда сети и дали высокий процент, позволивший Шлосбергу стать депутатом областного собрания. То есть это были не столько идеологически “яблочные”, сколько поддерживавшие конкретных местных политиков голоса.

Кроме Псковской области из лидирующей “двадцатки” у Прохорова по сравнению с “Яблоком” выпали Калужская, Тверская, Самарская области и Камчатский край. Их заместили Ненецкий АО, Вологодская, Кировская, Сахалинская и Магаданская области (т. е. из 5 регионов два имеют нефтегазовую специализацию, а один возглавляется бывшим лидером СПС).

Однако одних голосов “Яблока” явно бы не хватило до 7,98%, и это означает, что Прохоров получил голоса, отданные ранее и за другие партии.

Если сопоставить, к примеру, изменения процентов кандидатов к результатам их партий по Москве, где 4 марта был организован наиболее качественный контроль, то прироста процента за Путина в Москве почти нет. При этом у Прохорова в Москве 20,45% , а “Яблоко” получило в городе, по официальным данным, 8,55%. Этот означает, что, скорее всего, именно Прохорову пошла разница в 7% за Миронова и в 3% за Жириновского (вряд ли кто-то станет утверждать, что в декабре 2011-го в Москве могла быть массовая фальсификация за ЛДПР или “Справедливую Россию”). Или, к примеру, в Калининградской области у Прохорова официально 13,56% при лишь 5,5% у “Яблока” в декабре. Еще 15,48% прибавил в области Путин, это означает, что к Путину и Прохорову в области должны были частично уйти голоса не только “эсеров” и ЛДПР, но и КПРФ, а также “малых партий”.

В таких электоральных перетеканиях нет ничего удивительного, учитывая, что протестное голосование за конкретные партии и кандидатов в России зачастую имеет вынужденный характер и новый кандидат именно за счет новизны и усталости от прежних лидеров при условии проведения качественной кампании может получить существенный электоральный бонус.

Кризис лидерства на фоне протестных настроений

О чем говорит данная электоральная картина в региональном разрезе?

Во-первых, она подчеркивает, что у всех партий налицо очевидный кризис лидерства в сочетании с мощным общественным запросом на новые политические фигуры.

Такие партии, как КПРФ и “Справедливая Россия”, пользуются гораздо большей электоральной симпатией во многих регионах, чем возглавляющие их лидеры. Даже КПРФ получает значительную поддержку не по идеологическим, а политико-конъюнктурным причинам, связанным с общим выражением протеста, и уже лично за Зюганова значительная часть городских избирателей голосует с меньшим энтузиазмом.

Новый кандидат даже без опоры на развитую сеть активистов в регионах только за счет эффекта новизны при качественной организации кампании может получить значимый результат (нечто подобное в 2003 году произошло с блоком “Родина”). Можно представить, каков был бы эффект сочетания политической новизны и наличия развитой региональной сети поддержки.

Этот вывод тесно связан с выводом вторым: результаты выборов подчеркивают, что протестный электорат в стране целом не является устойчивым приверженцем конкретных политических партий. Это касается даже имеющей наиболее устойчивое идеологическое ядро КПРФ. То же самое справедливо и в отношении кажущегося сплоченным, но небольшим демократического электората. Очевидный переход голосов тех, кто в декабре голосовал за “Яблоко”, к голосованию за Прохорова в марте, несмотря на то что лидеры “Яблока” призывали портить бюллетени, подчеркивает, что значительная часть голосов в декабре была не персональной поддержкой лидеров партии, а результатом ситуативной политической безальтернативности на либеральном фланге. Проще говоря, за “Яблоко” многие голосовали также в знак протеста, а не в знак поддержки.

Наконец, третий вывод говорит о том, что правила имеют значение и их грамотный анализ и использование имеют для итогов выборов огромный результат. История с совмещенными региональными и федеральными выборами показывает, что манипуляциями без грамотного анализа последствий и политических рисков “Единая Россия” перехитрила сама себя.

Другой вопрос, кто этими выводами сумеет воспользоваться.

Александр КЫНЕВ

Добавить в FacebookДобавить в TwitterДобавить в LivejournalДобавить в Linkedin

Что скажете, Аноним?

Если Вы зарегистрированный пользователь и хотите участвовать в дискуссии — введите
свой логин (email) , пароль  и нажмите .

Если Вы еще не зарегистрировались, зайдите на страницу регистрации.

Код состоит из цифр и латинских букв, изображенных на картинке. Для перезагрузки кода кликните на картинке.

ДАЙДЖЕСТ
НОВОСТИ
АНАЛИТИКА
ПАРТНЁРЫ
pекламные ссылки

miavia estudia

(c) Укррудпром — новости металлургии: цветная металлургия, черная металлургия, металлургия Украины

При цитировании и использовании материалов ссылка на www.ukrrudprom.ua обязательна. Перепечатка, копирование или воспроизведение информации, содержащей ссылку на агентства "Iнтерфакс-Україна", "Українськi Новини" в каком-либо виде строго запрещены

Сделано в miavia estudia.