Опричнина с нами?

Стоило бы чуть-чуть подредактировать: “Административная реформа — опричнина” — и получилась бы вообще провокация и вмешательство в наши внутренние дела. Но на самом деле ничего такого не было, и приснопамятное историческое явление исследовалось в ходе дискуссии, проведенной большей частью в свете российской, а также советской истории, на которую оно, почти через 400 лет, наложило непростой и, нужно сказать, трагический отпечаток.

Посол Михаил Зурабов, открывавший по праву хозяина этот вечер в ресторане “Интерконтиненталь”, воспользовался шахматной терминологией и уже во вступлении акцентировал на том, что так, как поступал русский царь Иван IV, оставшийся во всемирной истории как Иван Грозный, “ходить нельзя”. В то же время посол-интеллектуал не стал, предваряя дискуссию, расставлять все точки над “i”. “Мы будем говорить о 1565 годе, — сказал он, — близко это или далеко, нам сегодня предстоит понять”. А для того, чтобы как бы окунуть разгоряченных дискутантов и гостей в российскую культурную среду того времени, посольство пригласило ансамбль древнерусской музыки “Спирин”. Его пение стало своеобразной живой иллюстрацией к быту и традициям той то ли далекой, то ли близкой, но по-прежнему грозной эпохи...

Впрочем, правовед, публицист, философ и историк Владимир Пастухов, специально приглашенный в Киев из Оксфорда, в отличие от посла, сразу же определился с тем, что “опричнина — это не столько история, сколько наш сегодняшний день, просто мы этого не понимаем”. По его словам, опричнина осталась с нами, поскольку очень легко и просто определить день и даже час, когда она началась, “но вот когда она закончилась — с этим все очень мутно...”. “Она не закончилась — она “слиняла”, стала нашим воздухом, растворилась, стала атмосферой, которой дышали несколько поколений русской культуры, — продолжал профессор. — Опричнина — это что-то вроде большого взрыва. Он создал Вселенную — а опричнина была тем взрывом, который создал русскую государственность”. После средневекового взрыва, по мнению Пастухова, осталось реликтовое излучение опричнины, которое пронизывает всю общественную жизнь России...

Как уже, наверное, догадался читатель, в этой статье мы не собираемся пересказывать ведущуюся и до сих пор дискуссию историков вокруг эпохи Ивана Грозного и, в частности, вокруг опричнины. Но для тех, кто уже забыл историю России или же совсем ее не изучал (хотя в ней есть очень много поучительного), вкратце, с помощью одной из энциклопедий, напомним, что такое опричнина. Это слово происходит от древнерусского “опричь”, что означает “особый”, “отдельный”. Поначалу опричниной в Московском княжестве называлась “вдовья доля”, которую после смерти князя выделяли жене умершего. Но затем смысл слова изменился. Во времена Грозного и по его инициативе опричниной стали называть часть государства с особым управлением, выделенную для содержания царского двора и опричников. Позже так назвали этот период в истории российской империи (приблизительно от 1565 до 1572 года), отмеченный государственным террором и системой чрезвычайных мер.

Известный российский писатель Владимир Сорокин написал по мотивам того времени фантастическую повесть “День опричника”. В своей антиутопии он изображает опричников как беспринципных мародеров и убийц, а саму опричнину оценивает как негативное явление, которое нельзя оправдать никакими позитивными целями.

“Опричнина больше ФСБ и КГБ, — сказал Сорокин в интервью одной из популярных российских газет. — Это старое, мощное, очень русское явление. С XVI века оно, несмотря на то, что официально было при Иване Грозном всего в течение десяти лет (историки отводят ему семь. — Авт.), сильно повлияло на русское сознание и историю. Все наши карательные органы, да и во многом весь наш институт власти — результат влияния опричнины. Иван Грозный разделил общество на народ и опричных, сделал государство в государстве. Это показало гражданам государства российского, что они обладают не всеми правами, а все права у опричных. Чтобы быть в безопасности, надо стать опричным, отделиться от народа. Чем у нас на протяжении этих четырех веков чиновники и занимаются”. (Отметим, что участие в репрессивных органах ни тогда, ни позже, в советское время, не давало полной гарантии безопасности — во все времена тираны любили менять и уничтожать своих опричников без учета их прежних заслуг). “Мне кажется, — продолжает писатель, — опричнину, ее пагубность, по-настоящему еще не рассмотрели, не оценили”.

И нужно отдать должное смелости посла Зурабова, вынесшего эту проблему на обсуждение в далеко не простой период истории двух государств, с одной стороны, стремящихся к европейским ценностям, а с другой — в той или иной мере, где явно, а где скрыто, где с умыслом, а где по недоразумению и недомыслию наследующих опричнину.

Пожалуй, крупнейшим ее апологетом в истории был Иосиф Сталин. Вот что записал народный артист Николай Черкасов со слов “вождя” в ходе обсуждения фильма “Иван Грозный” Сергея Эйзенштейна: “Иосиф Виссарионович отметил также прогрессивную роль опричнины, сказав, что руководитель опричнины Малюта Скуратов был крупным русским военачальником, героически погибшим в борьбе с Ливонией. Коснувшись ошибок Ивана Грозного, Иосиф Виссарионович отметил, что одна из его ошибок состояла в том, что он не сумел ликвидировать пять оставшихся крупных феодальных семейств, не довел до конца борьбу с феодалами, — если бы он это сделал, то на Руси не было бы Смутного времени... И затем Иосиф Виссарионович с юмором добавил, что “тут Ивану помешал бог”: Грозный ликвидирует одно семейство феодалов, один боярский род, а потом целый год кается и замаливает “грех”, тогда как ему нужно было бы действовать еще решительнее!”.

Мы хорошо знаем, что недоучившийся семинарист Джугашвили, на которого сейчас необъяснимая мода не только в России, но и в Украине (недавно разрушенный памятник в Запорожье появился отнюдь не на пустом месте), не каялся и своих грехов не замаливал. “Нет человека — нет проблемы”, — считал он и ни перед чем не останавливался ради власти. Дискуссия для избранных в “Интерконтинентале” дала еще один повод задуматься над тем, что происходит сегодня в наших странах.

Петербургский историк и публицист Лев Усыскин отметил, что введение опричнины разделило страну на две части, или на две страны, объединенные единым царем, и привело к интенсивному переделу собственности. Причем созданные в опричнине воинские подразделения стали еще и инструментом террора, но не только в опричнине, а и на земщине. Не напоминает ли вам кое-что из этого не только сталинскую Россию, но и современную Украину, не без внутреннего напряжения, но все же мирно отпраздновавшую День соборности?

Самое смешное, говорит Усыскин, что, отвечая на вопрос, а зачем Грозному такая реформа, некоторые историки утверждали, что таким образом он боролся за единство страны, которое он же и разрушил, создав опричнину и земщину. В конце концов российские ученые проследили по документам персональные судьбы живших в то время людей. И оказалось, что все имевшиеся до тех пор научные концепции не работают. Таким образом, историческая наука до сих пор не знает, что же представляла собой опричнина. И, по мнению Усыскина, никогда этого не узнает, поскольку исследовать уже нечего...

Но, думается, не это самое важное. Главное, чтобы опричнино семя никогда больше не прорастало. Зурабов вспомнил предысторию опричнины. Некий мечтательный юноша с помощью реформ хотел дать народу свободу. Он решил провести административную реформу: урезать центральную власть, власть воевод, и передать ее вниз, дать права, выражаясь современным языком, местному самоуправлению. Но реформа, как говорится, не пошла. “Вышло плохо, — говорит Зурабов, — мужики-горланы сбивались в стаи и на каждом народном сходе орали так, что никого другого слышно не было. Через два года они настолько забрали в свои руки всю власть, что воеводы показались людям замечательными бессребрениками”. И со всех сторон посыпались просьбы к царю-реформатору, рассказывает посол: “Верни воевод — забери свободу”. Именно после этого и случилась опричнина, говорит Зурабов и задает, казалось бы, странный вопрос экс-министру иностранных дел Украины Петру Порошенко: “Всегда ли будет так, что, надеясь на реформу, мы ждем свободы, но заканчивается она опричниной?”.

Прямого ответа не последовало. “Все события, которые тогда происходили, имеют прямое отношение к нашей действительности”, — ответил Порошенко и стал проводить исторические параллели. Он указал, что многие инициированные тогда инновации не только определили достижения Московии того времени, но и вызвали к жизни происходящее сегодня. Россия в те времена начала приростать Сибирью, ввела жестко централизованную вертикаль власти, развивала культуру — были систематизированы церковные песнопения, а сам царь стал автором очень интересных акафистов, используемых и до сих пор. В то же время, по словам Порошенко, из времени Грозного в наше время перешли такие элементы права, которые “предусматривают отсутствие права вообще”, то есть сложилась ситуация, когда законы подчиняются воле тиранов. “И этим мы отличаемся от Европы, где, несмотря на наличие инквизиции, карательных органов и ночей длинных ножей, — продолжал экс-министр, — суверены, правители базировались на писаных или неписаных правилах”. В России, по словам Порошенко, “единственным правилом, несмотря на Русскую правду Ярослава Мудрого и Судебник самого Ивана Грозного, стала воля государева, который часто был просто безумен”. “Я не исключаю, что принцип судебной власти, который сформулировал один из опричников: судите правильно, дабы наши виноваты не были, — отмечает Порошенко, — и сегодня лежит в основе судебной системы”. Тогда принцип террора стал организующим принципом самого государства, говорит экс-министр и делает вывод о том, что тоталитарные режимы, которые очень ярко проявили себя в XX веке, взяли этот принцип на вооружение. Он также видит подобие в политтехнологическом обеспечении административных реформ, осуществлявшихся тогда и теперь. Эффективно проводилась тогда и реприватизация, ныне получившая распространение в некоторых государствах, говорит Порошенко и напоминает также об агитации за обновление элит, что было характерно для времен Ивана Грозного и остается актуальным теперь. По его мнению, это показывает, что ни к чему хорошему такой зажигательный лозунг привести не может.

Неожиданно для себя получил слово для участия в дискуссии заместитель секретаря СНБО Степан Гавриш. Он попробовал дать ответ на вопрос, является ли опричнина чисто русским явлением или же оно носит общий характер. Гавриш считает, что, создавая государство и бюрократию — мощнейшую свою опору — в то время, когда в Европе была эпоха Возрождения и Макиавелли разделял ветви власти, Грозный уничтожил ростки либеральной системы, которая могла бы ввести Россию в Европу. Опытный украинский политик сравнил такой подход с методом лечения, который во всех случаях рекомендует ампутацию конечностей, а то и головы.

Интересно, что в тот же день, когда проходила эта дискуссия, на одном из популярных сайтов появилась статья, подписанная инициалами (хотя тут же почему-то было помещено вполне узнаваемое фото автора). Журналистка писала, что “нынешние попытки насильственно насадить в нашей стране “русский бунт, бессмысленный и беспощадный” выглядят чем-то чужеродным и привнесенным и должны быть решительно пресечены. Взрывпакеты в урнах, взрывы в вагонах метрополитена, страх ездить в общественном транспорте, захват заложников, рушащиеся ночью жилые многоэтажки — все это из истории другой страны...” Да, опыт еще никогда не отвращал ошибок и преступлений. И все же нам лучше учиться на чужой истории.

Виталий КНЯЖАНСКИЙ