Очередное назначение Дональда Трампа вызвало предсказуемый скандал: будущего министра образования Бетси Девос в американских СМИ обвиняют в том, что она поддерживает трудовую эксплуатацию детей. Обвинение, надо сказать, выглядит довольно надуманным. Сама Девос не замечена в откровенной поддержке “эксплуатации”. Обвинители дружно указывают на одну-единственную публикацию на сайте консервативной общественной организации, которую семья Девос поддерживает пожертвованиями. Куда солиднее выглядят обвинения в том, что новый министр образования стремится “разрушить систему государственных школ”. И это выглядит настоящей причиной неприятия кандидатуры Девос, которая давно и активно поддерживает альтернативную систему “школ по выбору”. Но если сложить два эти упрека — в разрушении традиционной системы образования в пользу элитарной и лоббизме расширения трудовых возможностей для детей из бедных слоев, то действительно можно нарисовать довольно хмурую картину. А после победы Трампа американские СМИ, кажется, соревнуются в смаковании надвигающихся на страну ужасов.
Детский труд — один из американских кошмаров. Вовсе не потому, что американцы от него страдают, — ровно наоборот. Они хорошо знают, что это проклятие бедных стран — и уже поэтому не готовы видеть нечто подобное у себя дома. Конечно, США — одна из немногих развитых стран, которая дает школьникам хотя бы минимальные трудовые возможности. Но этот труд очень жестко регламентирован и находится под неусыпным присмотром. Для золотого миллиарда возможность трудоустройства для школьника, пускай даже очень лимитированная, скорее исключение, чем правило. Богатая часть мира может себе позволить уберегать своих детей от труда.
Кстати, именно этот тезис разрабатывал автор статьи, ставшей информационным орудием против Девос и Трампа: страна, выросшая на идеале хардворкинга, больше не воспитывает на нем свою молодую смену. Напротив, она всячески ограждает их от труда. Правда, на патетический вопрос “что из них вырастет?” просится саркастический ответ: уже выросло — электорат Трампа.
Не нужно беспокоиться, никакого возврата к воспитанию трудом в США не случится. Во-первых, политические оппоненты слишком сильны, и каждое поползновение в этом направлении немедленно будет истолковано как стремление “загнать детей в шахты” (назначение Девос уже вызвало комментарии такого рода в СМИ). Во-вторых, этому будет сопротивляться сама система вещей. Труд, в том числе тяжелый, возможно, облагораживает, воспитывает и является “божьим даром” (согласно автору статьи). Но в таком случае Всевышнему придется позаботиться о достаточном количестве рабочих мест — потому что земные вершители Его воли вряд ли справятся с этой задачей. И в США, и в Европе, и даже в Украине.
Полемика об образовательных ценностях в США интересным образом перекликается с украинскими образовательными реформами. В первую очередь с победной реляцией Министерства образования о том, что украинская школа переходит на 12-летнее обучение. МОН представляет это публике как #перемогу: мол, улучшение качества образования (система знаний о мире усложняется не по дням, а по часам), к тому же в Европе (как же без ссылки на Европу?) в самых продвинутых странах и по 13 лет учатся, а уж по 12 — и подавно.
МОН не лукавит, для него это, несомненно, #перемога — тут тебе и увеличение нагрузки для учителей, и сокращение давления на рынок труда. И это, кажется, и есть настоящая цель растягивания школьного детства, причем и в Украине, и в Европе, и в США — насколько получится оттянуть приход юной смены на рынок труда. Или, скорее, в армию безработных. Ведь пока ребенок учится в школе, его материальное обеспечение — головная боль родителей.
Государствам выгодно, чтобы дети подольше оставались детьми. Для благополучных стран — потому что долго живущие и поздно выходящие на пенсию взрослые крайне медленно освобождают рабочие места.
Но если бы дело было только в лишнем годе иждивенчества, это было бы слишком просто. Проблема не только в том, кто будет платить и за что. А в том, что подобная система сдерживания юношества имеет довольно серьезные последствия. “Онижедети” почему-то отказываются взрослеть даже тогда, когда им наконец предоставляют такую возможность. К этому моменту они успевают привыкнуть к своему детскому статусу и получать от него удовольствие.
Старая добрая Англия отправляла своих девятилетних сорвиголов в море юнгами. К тридцати те из них, кто выжил и проявил способности, становились морскими волками, а Британия стала править морями и превратилась в империю, над которой не заходило солнце. Аристократы в 14—15 лет вели в бой солдат, и к тридцати те из них, кто выжил, становились полковниками или даже генералами. Людьми достаточно зрелыми, чтобы принимать решения, управлять другими людьми, брать на себя ответственность. Теперь же нет ничего особенного в том, чтобы в сорок лет все еще “подавать надежды”.
Да и жизнь удлинилась. Если средняя продолжительность жизни мужчины едва достигает сорока, в тридцать самое время становиться генералом. Но если есть реальный шанс прожить семьдесят, то куда спешить? Почему бы не растянуть гармонично все периоды жизни? Собственно, это уже сделали. Молодым теперь считается человек до 40 лет. А зрелость заканчивается ближе к семидесяти. Соответственно растягивается и детство — до 25 лет человек все еще не считается взрослым — в лучшем случае этот период маркируется как “ранняя молодость”. Видимо, только потому, что называть подростком человека, уже имеющего собственных детей, несколько странно.
Но природу если и обманешь, то не каждый день. В определенный период жизни она требует определенных действий. Какими бы ни были моды, мейнстримы, тренды, социальная атмосфера и экономические обстоятельства. В 15—16 лет организм настойчиво требует свершений. Возраст вылета из гнезда. Но куда? И как можно? “Онижедети”!
Это вовсе не призыв идти на поводу у природы — человеческий вид, возможно, и выжил-то только потому, что научился идти наперекор природе. Но не стоит сбрасывать ее со счетов в уверенности, что “культура сильнее натуры”. Может, и сильнее. Можно, как видите, загнать людей в принудительное детство и пристально следить за тем, чтобы границы этого гетто блюлись свято — только учеба, развивающие игры и никакого “эбьюза”. Но какова цена? Разбитые после футбольного матча витрины и машины — это уже вполне “конвенционально” для Европы, где все понимают, что застеклить витрины и отремонтировать по страховке авто дешевле, чем иметь дело с другими формами подростковой агрессии. Конечно, так лучше, чем когда они слетают с нарезок и устраивают стрельбу в школе, гонки по улицам на автомобилях или вовсе вербуются через соцсети в ИГИЛ от жгучего желания сделать что-нибудь этакое.
Если бы 15-летний подросток мог легально завербоваться в полярную экспедицию или на нефтяную платформу посреди бурного моря, не исключено, ряды экстремистов, фанатиков и боевиков поредели бы.
В определенные моменты жизни бывает необходимо занять чем-нибудь руки, чтобы спасти мозги. Это, кстати, ответ всем тем, кто считает, что развитие интеллекта стоит в приоритетах выше, чем развитие навыков повседневной жизни, включающей в себя житейские вызовы и трудовую деятельность.
Каждый натуралист знает, что из “затянутого” экземпляра, не получившего возможности нормально развиваться на старте, вряд ли вырастет здоровая полноценная особь. Это касается рыбок, растений, крупного рогатого скота. Это касается и человека — только тут все сложнее, потому что речь идет не только (и не столько) о физических статях, но о психологической зрелости. “Онижедети” остаются детьми навсегда. У них разрываются — или просто не формируются — простейшие социальные связи. Такие, как связь между трудом и благосостоянием, как уже было сказано. Еще один выпуклый пример — разрыв между сексуальным и социальным. Сделав секс детским развлечением (что неизбежно, если детство длится чуть не до 20 лет), нужно смириться с тем, что секс уже не станет в жизни этих детей чем-то “взрослым”, предполагающим смену социальных ролей, ответственность и муки выбора. Результат не заставляет себя ждать: уровень бездетности в среднем по Европе достигает 25%. Почти треть взрослого населения не вступает в браки и не собирается рожать детей. Они живут с родителями или в одиночестве, встречаются иногда по 20 лет с одним и тем же партнером, с которым так и не собираются вступить в брак, зажить совместной жизнью, родить ребенка. Секс никак не связан с социальными ролями — и это, надо отметить, нечто новое уже не столько в биологии, сколько в культуре.
Детство длинною в жизнь оказывается удобным для всех участников игры — самих “детей”, государства, индустрий, продающих “заботу”. В результате народ мельчает, герои не рождаются, дух авантюризма пропадает и т. д. Это происходит не потому, что им нет места, скорее дело во времени, с которым герои не совпадают по биоритмам. И это, вероятно, скрытый механизм самозащиты обществ, которым на самом деле не нужны герои. Напротив, им нужна стабильность. Особенно это касается обществ благосостояния. Именно поэтому даже если бы у Трампа и Девос были бы реальные намерения вернуть Америку к идеалу хардворкинга путем приучения подростков к труду, они все равно проиграли бы. Не по экономическим причинам. И даже не по социальным. По психологическим. Инфантильное общество не хочет перемен в себе. Оно хочет развлечений. Собственно, поэтому на выборах победил Трамп.
