“Они плюнули мне в спину и сделали вид, что меня не знают”.

Бизнесмен Геннадий Корбан — не первый человек в Днепре, но и не второй: мэр Днепра Борис Филатов называет его лучшим другом, с Игорем Коломойским он знаком больше двадцати лет. В 2014 году, в начальный период войны, Корбан и Филатов стали заместителями Коломойского в областной администрации, в 2015-м Корбан возглавил политсовет партии УКРОП, которую Коломойский финансировал. Именно Корбан познакомил с Коломойским юриста Андрея Богдана. После того, как Коломойский сцепился с президентом за контроль над “Укрнафтой” и ПриватБанком, Корбана задержали. Какое-то время он провел в СИЗО и под домашним арестом, получил условный срок, в июне 2016 года уехал в Израиль и вернулся в Днепр в декабре 2017 года — многие тогда недоумевали, почему Коломойский не помогал ему выйти на свободу и вернуться домой. Когда Владимир Зеленский стал президентом, во власть пришли люди, с которыми Геннадий Корбан знаком много лет. Корреспондент “Бабеля” Мария Жартовская съездила в Днепр посмотреть, как город готовится к местным выборам, и поговорила с Геннадием Корбаном о его бывших и нынешних друзьях.

 

Корбан — он сейчас в Днепре кто?

Я глава общественного совета при городском совете Днепра. Такие советы есть при всех органах местного самоуправления. Они формируются из общественных организаций. Это официальный орган, он регламентирован Кабмином. Там больше семидесяти организаций.

И вы помогаете Филатову?

Да.

С партией и выборами тоже?

Волонтерствую.

В чем заключается ваше волонтерство?

Сочувствую партии, значки выпускаю вот [кивает на фирменные значки, лежащие на столе перед ним]. Делаю донейты [пожертвования]. Координирую деятельность центрального штаба партии.

А сами никуда не баллотируетесь. Почему?

Потому что я не собираюсь заниматься публичной политикой.

Вы ею занимались раньше. Больше никогда?

Никогда не говори никогда [улыбается].

Однажды вы выступили против проекта закона “О медиа”, который хотели принять “слуги народа”. Вы написали в фейсбуке, что авторы законопроекта работали у вас в УКРОПе и им бы не законы писать, а продолжать ксерить бумажки и разносить кофе. Вы знаете многих во власти. Что, по-вашему, с ними произошло?

Профессиональная деформация. Они вживаются в профессию, которая им абсолютно не близка. Все эти люди — Евгения Кравчук.

 

 

— мои хорошие знакомые. Кирилл Тимошенко — приятный парень, всегда занимался медиа и продакшеном [видео]. Когда он занялся средствами индивидуальной защиты или планом по борьбе с эпидемией, для меня это было немного странно. Не то чтобы плохо, не готов давать этому оценку. Пусть ее дают те, кто должен. Я имею в виду, что многие люди, попадающие во власть, не проходят испытание этой самой властью и славой. Деньги, работа, другие соблазны красивой жизни — как-то проживают. Но славу мало кто может пройти достойно. Даже у моего друга и товарища Бориса Филатова были скачки.

Мы крупно поссорились во время президентской избирательной кампании, мне не понравилось, что он поддержал Порошенко. Я ему говорил: “Не лезь в это. Это же не твоя партия, не местные выборы. Зачем вообще мэру вторгаться в глобальную историю с избранием президента?”. Мы не разговаривали полгода и при этом каждый делал свою работу. Я тогда находился в Израиле, чтобы не рисковать: мне начали передавать приветы от Петра Алексеевича, и в январе [2019 года] я покинул страну. А перед этим Борис съездил на [предвыборный] форум [Петра Порошенко “От Крут до Брюсселя”]. Мы поговорили, он сказал, что не может не поехать, потому что [Порошенко его] лично попросил. Я сказал: “Окей, ты едь, но только не прислоняйся там сильно”. Ну, поехал, поучаствовал, уважил человека.

Вы на него до сих пор за это обижаетесь?

Это не обида. Когда мы делаем общее дело, нужно какие-то вещи согласовывать. Я считаю, что тут он поступил несогласованно. Это было плохо для нашего общего союза. Такая поддержка вызвала [негативную] реакцию у другой стороны, а [лидирующим] кандидатом уже был Зеленский. Это обострило его отношения с [будущим] президентом, его [отношения] с [бизнесменом Игорем] Коломойским, мои [отношения] с Коломойским.

Какие у вас были отношения с Зеленским до того, как он стал президентом?

Никаких. Мы были знакомы. Здоровались, общались, шутили. Никакого негатива.

Вас ассоциируют с Филатовым, а значит, [в его проколах] виноваты и вы?

Конечно. Я не снимаю [с себя] часть ответственности и я в любом случае его [Бориса Филатова] поддерживаю и буду поддерживать. Если близкий мне человек неправ, публично, на людях я буду его поддерживать. Один на один могу сказать, что думаю, но публично поддержу. Я считаю, что несу солидарную ответственность с ним, даже когда он неправ.

В 2016 году я провела один день с Борисом Филатовым, и он говорил, что не общается с Игорем Коломойским.

Он не общался с ним практически с того дня, как стал мэром. Как только Филатов стал мэром, [Игорь Коломойский] начал звонить и брутально давить на него: “А че тут, а че там, а позвони тому, а сделай то”. Он просто выключил телефон, и с тех пор они не общаются.

А вы продолжали с ним общаться?

Да, я продолжал. Но не очень часто. Я объясню. Я знаком с Коломойским около двадцати лет и я его тонко чувствую. Я знаю, о чем он думает, что он скажет в следующий момент, как ответит этому человеку и этому человеку, как отреагирует в той или иной ситуации. Отношения с ним — это как вязкое болото. У него есть уникальное свойство: даже когда он ссорится с людьми, он не ссорится до конца. Он может судиться с [бизнесменом Виктором] Пинчуком, но при этом звонить ему и разговаривать, когда [в судах идет] заруба не на жизнь, а на смерть. Такая же история — с Петром Порошенко и Александром Грановским.

 

Но вы же с ним разошлись.

Да, но после определенных усилий и действий. Мы перестали общаться после нескольких бесед перед вторым туром президентских выборов [в апреле 2019 года].

Вы спрашивали, почему он вас не защитил от уголовного преследования, когда Петр Порошенко еще был президентом?

Да, конечно. Я задал прямой вопрос: “Зачем ты это сделал?” Он не нашелся, что ответить. “Так получилось”. Для меня до сих пор этот момент остается загадкой.

Ваши догадки?

Нужно знать Коломойского. У него с Порошенко шел диалог о каких-то делах: рефинансирование, ПриватБанк и так далее. Там была история, связанная с какой-то выгодой или преференциями. Не знаю подробностей, но знаю, что такой диалог был. Второй момент: в голове Коломойского Корбан — это была списанная история. Нужно было быстренько Игоря Палицу сделать главой партии [УКРОП]. С Палицей проще, потому что Корбан возражал и никогда не зависел от Коломойского ни финансово, ни как-то еще. Все люди, которые находятся рядом с ним, от него зависят. Он им всем должен. Мы же сотрудничали на взаимовыгодных условиях. Я никогда не лез в общие проекты. Хотя он не раз предлагал.

Что за особенность характера — не платить людям даже там, где можно легко разойтись?

А зачем, если он не хочет расходиться? Пока [Коломойский] не платит — ты к нему привязан. Все время за ним ходишь, потому что он тебе должен. Многие партнеры потерялись, потому что надеялись, что он что-то даст. А он ничего не дает. Это намеренная тактика — быть должным. Я думаю, он и Зеленскому должен.

В интервью нам бизнес-партнер, а теперь первый помощник Зеленского Сергей Шефир говорил, что канал “1+1” остался должен “Студии Квартал 95”.

Не сомневаюсь. Поэтому они, возможно, и поссорились. Нужно просто плюнуть на эти долги и все. Списать для себя. Не брать трубку и не слушать этот кошмар. Он [деньги] никогда не вернет. У него теперь к команде Владимира Зеленского куча кляуз: ему не вернули ПриватБанк, это не сделано, то не сделано. Будет в-о-о-т такой список претензий и окажется, что на самом деле они ему должны.

Но ему не нужен ПриватБанк, он сам об этом говорил. Ему нужна компенсация.

Вы не понимаете, не нужна ему компенсация. Вы думаете, он вынес 5 миллиардов долларов из банка? Нет. Он их потратил. Про*бал, извините за выражение. С 2008 года он черпал оттуда, инвестировал в провальные проекты. Инвестировал не свои, а чужие деньги. Он вообще никогда не инвестировал свои деньги. Оперировал исключительно деньгами вкладчиков. Например, канал “1+1” в хорошие времена тянул под 75 миллионов долларов в год — и это чистый минус. Футбол и баскетбол — чистый минус. Такие развлекухи. Были проекты по модернизации нефтеперерабатывающих заводов на западной Украине, были другие проекты. Он очень плохой менеджер. Ахметов делает так: он покупает менеджмент, хорошо платит, они несут ответственность. А у Коломойского — все управляющие являются как бы его внутренними партнерами. Он с них что-то вычитает, а у них и так ничего нет — только виртуальные доли, которые нельзя пощупать. Когда они ему говорят, что нужны деньги, он отвечает: “Бери кредит в моем банке, а я тебе потом зачет сделаю”. На самом деле ему не нужны ни ПриватБанк, ни компенсация.

Это обычный блеф, который он использует как публичную позицию. На самом деле за этим стоит единственная цель — подписать мировое соглашение с государством в лице Зеленского. После мирового соглашения, по задумке Коломойского, государство снимает все претензии. На это он рассчитывал с самого начала, поскольку подписывая мировое соглашение с государством, он освобождается от всех своих судебных процессов, которые продолжаются в Великобритании, США, Швейцарии, на Кипре и в Израиле. Это дает ему долгожданную свободу и возвращение к привычной жизни.

Вы были разменной монетой в договоренностях Коломойского и Порошенко по ПриватБанку?

Я не могу так однозначно сказать.

ПриватБанк национализировали справедливо? Это нужно было сделать?

Мне сложно ответить на этот вопрос. Нужно понимать, в каком состоянии был ПриватБанк. Если он был неплатежеспособен — случилась бы катастрофа. Пришлось бы вливать рефинансирование невероятных объемов. Просто сама национализация прошла не совсем корректно. Объясню: был применен механизм выкупа доли Коломойского и Боголюбова за одну гривну

 

Коломойский говорил, что на самом деле Порошенко хотел выкупить [у Игоря Суркиса] его долю в канале “1+1”, поэтому банк и национализировали. Вы знаете об этой сделке

 

Есть разные версии. Я, например, слышал, что Коломойский сам предложил 25 процентов Петру Алексеевичу. Может, непосредственно через [бизнесмена Игоря] Суркиса, а может, пытался расторговать долю Суркиса даже без его участия и его согласия. Есть и такая версия.

И почему, по-вашему, на это согласился Игорь Суркис?

Может быть много версий. Суркис — такой же заложник в “плюсах”, как и все остальные в других бизнесах [Коломойского]. Он недоплачивает за содержание [телеканала], потому что у него просто нет денег, а Коломойский ему что-то каждый раз пересчитывает. Условно: содержать “плюсы” сегодня обходится 30 миллионов в год. Это актив, который не приносит денег, но акционеры каждый месяц должны из кармана достать деньги на поддержание канала. Формально там два акционера — Коломойский и Суркис. То есть Коломойский несет 75 процентов затрат, а Суркис — 25, но у него [нет денег], поэтому Коломойскому нужно пересчитывать с каких-то других совместных бизнесов — ферросплавных заводов или облэнерго. Там вот такая математика. Чисто цыганская схема: кручу-верчу, на*бать хочу. Извините. Вот и все.

При этом Игорь Суркис и шесть аффилированных с ним офшорных компаний подали иск против Валерии Гонтаревой и Петра Порошенко в Высокий суд Лондона. Они требуют компенсацию за то, что Порошенко не выполнил условия сделки, по которой он должен был купить долю в “1+1”.

Суркис бьется за другое. В ПриватБанке лежали их личные депозиты. Представьте, вы со мной познакомились, попили чаю, посидели у меня в кабинете, а завтра вас объявили связанным со мной лицом, а ваш депозит [в ПриватБанке] изъяли. По отношению к Суркисам это конкретная несправедливость. Но меня убивает другое. Я Суркисам еще с 2008 года говорил, чтобы деньги забрали оттуда. Я общался, дружил с Коломойским, но никогда не держал там ни копейки. Никогда не верил в его банк. Я знал, что если туда что-то положить — уже никогда не заберешь.

Еще скажите, что у вас карточки ПриватБанка не было.

Была, дебетовая. Я ее пополнял и тратил. Поэтому я всегда Суркисам говорил: “Заберите свои деньги”. Теперь мне Игорь говорит: “Ты был прав”. Они потеряли практически все. Им теперь даже тяжело клуб [“Динамо”] содержать, это может быть потерей для украинского футбола. Представьте [себя на месте Коломойского]: вы партнеры [с Игорем Суркисом], вы дружите, он держит у тебя [в банке] депозит. Ну, позвони [перед национализацией], скажи, что нужно забрать деньги.

Вот его манера — “сам виноват”. Что бы ты ни сделал, он всегда найдет в чем тебя обвинить. “Я поссорился с Петей из-за вас, — кричал мне Коломойский, — потому что Филатов писал в Facebook херню на Петю”. А я говорю: “А “Укртранснафта”, а потом “Укрнафта” — это случайно было, ты туда посидеть зашел, кофе попить?” Это государственные компании. Будь я президентом, я бы тоже захотел установить контроль над тем, что принадлежит государству. Почему должен миноритарный акционер командовать государственным предприятием?

Как думаете, что его ждет с учетом уголовных дел в США?

Я не хочу пророчить. В любом случае, если ты попал [в поле зрения ФБР] — так просто оттуда не вылезешь. Это до конца жизни, как с Павлом Ивановичем Лазаренко. В США, кто бы ни пришел к власти, есть преемственность системы и четко соблюдается баланс правоохранительной и судебной систем.

Вы упомянули о Кирилле Тимошенко. Его отец Владлен Тимошенко возглавлял Днепровскую областную ячейку УКРОПа и был депутатом облсовета, а до этого управлял торговым центром “Пассаж”, который принадлежал вам с Филатовым. Он продолжает с вами работать?

Да, он продолжает работать, в том числе руководит торговым центром “Пассаж”. С Кириллом мы не сотрудничаем и перестали общаться после приезда президента в Днепр [в сентябре 2019-го, когда Зеленский и Филатов заключили пари на строительство моста в Днепре]. У меня к ребятам — Андрею Богдану и Кириллу Тимошенко — свои счеты, президент здесь ни при чем.

Какие счеты?

Они некорректно поступили по отношению ко мне. Зеленского это не касается, он-то мне ничего не должен, а эти должны. Речь не о деньгах, больше о морали. Я достаточно поучаствовал в их судьбе. А они плюнули мне в спину и сделали вид, что меня не знают. Мне они перестали быть интересны. [Но они] не сделали ничего такого, чтобы я пытался делать им гадости в ответ.

Уже потеряв власть, Андрей Богдан не пытался с вами поговорить?

Один раз мы случайно встретились, руки не пожимали.

Андрей Богдан мог помочь вам с уголовными делами через генпрокурора Руслана Рябошапку?

Конечно. У него была возможность повлиять как минимум. Сформировать правильное мнение, расставить все на свои места. И он мне был обязан. Я приехал в Киев. Он, будучи главой Офиса президента, приехал ко мне в офис, и у нас состоялся разговор. Я ему прямым текстом сказал: “Я для тебя немало сделал, и ты обязан протянуть мне руку в этой ситуации”. А он положил в нее камень.

Формально Андрей Богдан не мог влиять на генпрокурора.

Мог. Если мы делаем формальное интервью, я тоже буду отвечать формально. Формальное оставим людям, отвечающим формально.

С Богданом разобрались. Кирилл Тимошенко в чем перед вами провинился?

Он ни в чем не виноват. Его в 2014 году привел ко мне его отец и сказал: “У Кирилла продакшн, а вы столько всего делаете в Днепре и об этом не рассказываете [публично]”. И он снял хорошее кино [“Битва за Днепр”]

 

, получил старт. Я давал много заказов. Потом был проект УКРОП. Я рекомендовал его многим людям, чтобы парень заработал.

Но после президентских выборов они с Зеленским приехали в Днепр, Богдан устроил всем известное шоу на мосту с последующим наездом правоохранителей. Однако во время визита Зеленского был еще один эпизод. Президента повезли в новый сквер “Прибрежный”, который построил город, и там его встречал я. Как оказалось, этого не было в протоколе [визита президента] и Кирилла начали распинать, сделав ему публичный выговор. И все бы ничего, но Кирилл дал интервью “Гордону” и сказал: “А кто такой Корбан?”

 

Ну, если Корбан никто, то что может быть между нами дальше общего? Дело в том, что Корбан — это имя, достаточно известное в Украине, а Кирилл Тимошенко — это должность. Вот и вся разница. У меня нет должностей, но вы же ко мне почему-то приезжаете брать интервью. Вот, например, если завтра своей должности лишится Кирилл Тимошенко, как лишился ее Богдан, будете ли вы искать его, чтобы брать у него интервью?

Не буду. Богдан уже не глава Офиса президента. Что значат его интервью после увольнения? Он хочет помочь Зеленскому?

Точно не желание [помочь]. Обида гложет. Человек был фактически президентом. Я говорил ему, что у него неограниченная власть. Он говорил, что я преувеличиваю.

Он мог пользоваться тем, что Зеленский не понимал, как устроена власть.

Не [просто] мог. Он пользовался и достаточно успешно. Вместо того, чтобы учить президента.

В личных интересах пользовался?

Личные интересы предполагают не только выгоду, но и влияние. Влияние в длительной перспективе приносит большую выгоду, чем просто сиюминутная выгода. Я знаю разные эпизоды. Как-то в ОП они пригласили [главного редактора “Цензор.нет”] Юрия Бутусова, который им долго и детально рассказывал, что такое война, армия, разведка, что нужно делать. Да, это сложные вещи, и в этот момент [от Богдана] прозвучало: “Так, хватит грузить президента, он в этом ничего не понимает, потом придешь ко мне и расскажешь”. Поэтому того, кто грузил президента, обычно отодвигали. И все — к Богдану, потому что президент этого не понимает.

Выгода была в том, чтобы замкнуть процессы на себя — так, чтобы без тебя не могли обойтись. А вот оказалось и могут, незаменимых людей нет. Ошибка была в фамильярности. Это первое. Второе. Его только назначили, и я сказал: “Андрей, ты должен определиться, кто ты — серый кардинал или вице-президент”. Если ты вице-президент, то ты должен ездить, красоваться, командовать, расставлять пальцы, давать интервью журналистам. Вспомните 2014 год — вся слава была у Коломойского, хотя его здесь не было. Если ты серый кардинал — работай, делай реформы и отдавай славу президенту. А Богдан утром был вице-президентом, а вечером играл роль серого кардинала.

На фоне предыдущих глав Администраций президента…

[Перебивает] Да ну, он смешной. Фрик. Несолидный. Мы часто с ним из-за этого ругались, он всегда был немножко таким, позволял себе фривольности. Мы дружили втроем близко: я, [заместитель главного редактора издания “Страна.юа”] Светлана Крюкова, которая залезла в мой багажник

 

, и он. И у нас были конфликты на почве его фамильярности. И ему в результате это вышло боком, потому что он внушал президенту и всем вокруг, что это он сделал из Зеленского президента.

Вы знаете многих людей, которые сегодня во власти. Как вы думаете, что мы получим в итоге?

Ничего не будет, к сожалению. Это просто потерянное для страны время. Я не драматизирую. Эти люди — не государственники, они не понимают сакральную суть власти. Для них это был challenge [вызов], они его выполнили. Они, может, и хотели бы что-то сделать, но не знают как, с какой стороны и каким способом управлять государством.

Я не пытаюсь лично зацепить Зеленского, вовсе нет. Когда мы с Богданом встретились в начале избирательной кампании в декабре 2018 года, я сказал ему: “Ты должен как-то начать учить Зеленского. Взять листочек бумаги и нарисовать ему, как устроено государство, как работает бюджет и сделать все это в картинках, потому что иначе он не поймет. Если ты будешь на словах объяснять ему, чем субвенция отличается от субсидии, это бесполезно. Для него это это все равно что китайская грамота”. Я думаю, следующий шаг — Зеленский в какой-то момент психанет, и тогда, наконец-то, в Украине будет парламентская республика. Украине не нужен президент. Воля одного человека не должна определять судьбу народа.

Что вы будете делать дальше? Если будут досрочные выборы в парламент, будете баллотироваться от партии “Пропозиція”?

Нет, в парламенте мне делать нечего, а в исполнительную власть пошел бы.

Мария ЖАРТОВСКАЯ, Глеб ГУСЕВ, Катерина КОБЕРНИК