Обличчя ворога

 Жителей приморского города Хартлпул в Великобритании до сих пор называют “вешателями обезьян”: и виной тому популярная легенда времен наполеоновских войн.

Рассказывают, будто однажды близ Хартлпула потерпело крушение французское судно. Экипаж покинул его на шлюпках, но на борту осталась корабельная обезьяна, наряженная в матросскую форму.

Горожане, никогда не видевшие ни обезьян, ни французов и судившие о враге по гротескным военным карикатурам, якобы решили, что перед ними французский шпион. Предполагаемого неприятеля подвергли допросу и, ничего не добившись, приговорили к повешению…

Этот исторический анекдот неплохо иллюстрирует разницу между войнами прошлого и украино-российским противостоянием в XXI веке.

На протяжении многих столетий у жителя воюющей страны было три возможности познакомиться с врагом: в бою, в плену, на захваченной территории.

А для обитателей тыла враг оставался чем-то максимально далеким и абстрактным. Что он из себя представляет? Как выглядит? Чем живет и о чем думает? Получить более или менее корректные ответы на эти вопросы было проблематично.

Фактически дверца во вражеский мир приоткрылась лишь в ХХ веке, с появлением радиовещания.

Конечно, тоталитарные режимы пытались ее захлопнуть: в годы Второй мировой войны Третий рейх запрещал слушать неприятельское радио под угрозой концлагеря, а СССР и вовсе изымал у населения приемники. Зато в демократических странах с врагом знакомились охотно и практически беспрепятственно.

По оценкам BBC, в 1940 году передачи из нацистской Германии ежедневно слушали около девяти миллионов британцев — почти каждый третий взрослый.

Однако подданным Георга VI даже не снились возможности, доступные современному украинцу. Трудно представить, чтобы в том же 1940-м житель Лондона или Манчестера мог заглянуть в мюнхенскую пивную, прилюдно обругать фюрера и понаблюдать за реакцией немецких обывателей.

А в эпоху интернета, соцсетей и мессенджеров это обычное дело. Коллективное лицо врага предстает перед нами в мельчайших деталях, и контакт с гражданами вражеского государства становится чем-то элементарным.

Блокировка вражеского контента в XXI веке носит скорее символический характер: обойти ее слишком просто.

Доходит до того, что для поднятия настроения многие украинцы слушают не отечественного Арестовича, а неприятельского Гиркина, расписывающего военные неудачи РФ.

Вражеская армия перестала быть безликой массой. У мародеров, насильников и убийц, воюющих в Украине, есть имена и фамилии, страницы в социальных сетях, фотографии и видеозаписи из довоенной жизни. Все то, что позволяет заглянуть в их нехитрый внутренний мир.

С родственниками, коллегами и знакомыми, проживающими во вражеском государстве, можно связаться практически в любой момент. Технических препятствий для этого более не существует: все зависит лишь от обоюдного желания общаться и слышать друг друга.

С незнакомыми обитателями вражеской страны можно коммуницировать на просторах Сети. Российские паблики не только предоставляют украинцам подробную  информацию о буднях какого-нибудь Белгорода или Ростова, но зачастую служат площадкой для троллинга и выяснения отношений.

 Словом, никогда ранее в истории враг не был настолько близок, осязаем и доступен. Но парадокс в том, что эта беспрецедентная доступность довольно слабо отражается на характере нынешней войны. Обширные теоретические возможности оборачиваются более чем скромным практическим результатом.

В теории активная коммуникация с вражеским населением позволяет донести до простых россиян правду о войне. И в самом начале полномасштабного вторжения  попытки достучаться до российских знакомых и родственников предпринимались регулярно и настойчиво.

Однако на практике это оказалось такой же неблагодарной задачей, как и в далеком прошлом.

Для 2022 года типична ситуация, когда российскому обывателю приходится выбирать между сообщениями украинской родни и путинской пропагандой — и в большинстве случаев он отдает предпочтение пропаганде. По той простой причине, что российские пропагандисты дарят ему комфортную картину мира.

Кремлевская ложь пользуется массовым спросом не потому, что она безальтернативна: а потому, что она приятна и удобна.

В теории свободная коммуникация с вражеским населением должна снизить  уровень военной ксенофобии. Нашему современнику легко убедиться в неоднородности российского общества и связаться с его оппозиционными представителями, осуждающими Путина и вторжение в Украину.

Однако на практике эмоции берут свое; демонизация всех россиян без исключения чрезвычайно популярна; а попытки российских диссидентов отмежеваться от кремлевской агрессии успеха не имеют.

Наоборот, по иронии судьбы, естественная ненависть к России выплескивается на “хороших россиян” чаще, чем на воинствующих путинистов: поскольку “хорошие россияне” намного чаще и охотнее идут на контакт с нашими соотечественниками.

Чем активнее российский гражданин выступает против войны, тем больше у него шансов выслушать все то, что думает о его стране, народе и культуре разгневанный украинец. Справедливо это или нет — но это закономерно.

Наконец, в теории беспрепятственная коммуникация с вражеским населением должна способствовать поиску союзников внутри РФ. Помогать формированию мощной пятой колонны, действующей в интересах Украины и украинцев.

Однако на практике общение с оппозиционными россиянами не столько выявляет точки соприкосновения, сколько обнажает принципиальные противоречия. И главным из них оказывается вопрос о будущем России.

Да, многие противники Путина хотят, чтобы Россия не была агрессивной. Но воюющие украинцы заинтересованы в том, чтобы Россия даже теоретически не могла быть агрессивной.

А для этого ей следует нанести урон, неприемлемый ни для плохих, ни для хороших россиян.

Перспектива необратимого  разрушения экономики или распада РФ на несколько частей не может вдохновлять российскую оппозицию: подобно тому, как в 1940-х противников Гитлера в Гамбурге или Кельне не радовали зажигательные бомбы, сыпавшиеся им на голову.

Современные информационные технологии способны изменить многое, но они не изменят главного.

Даже самый продвинутый россиянин прежде всего остается жителем вражеского государства: а уж потом человеком, который может сочувствовать Украине и осуждать захватническую войну.

И хотя его уже не спутаешь с обезьяной, этого недостаточно для превращения в полноценного союзника.