О роли дихотомии

Тема десталинизации в России и Украине является актуальной для обеих стран; об этом свидетельствуют многочисленные публикации на эту тему в российской и украинской прессе, в том числе и в газете “День” (см. например, № 26, 2011, статьи Н. Злобина и Ю. Райхеля). Юрий Райхель справедливо пишет, что ни при Хрущеве, ни в настоящее время реальной демократизации не произошло; что правящие круги опасались тогда (и опасаются сейчас) как настоящей демократизации, так и ее последствий; они не умели и не умеют руководить демократическими методами.

Российский политолог Николай Злобин завершает свою статью вопросами: почему расставание с тоталитаризмом требует от России так много времени? Что и кто тормозит его? Или Россия — просто страна “вечнозеленой” десталинизации, и в этом и заключается ее пресловутый особый путь?

Эти же вопросы можно задать и относительно Украины, хотя и с некоторыми ограничениями.

Сразу же следует заметить, что проблемы десталинизации и детоталитаризации — это не только проблемы, связанные с властными кругами и зависящие исключительно от желаний и умений власти. Сергей Караганов, цитируемый Злобиным, совершенно справедливо поднимает проблему роли народа как в установлении большевистской диктатуры, так и в ее существовании в течение 70 лет (наверное, и в нынешних проблемах с десталинизацией). Не только власть, но и большая часть народа не захотела и не умела (и не умеет сейчас) жить демократически. А многим было просто все равно. Как и в наши дни.

Если утверждать, что подавляющее большинство “советского” народа с нетерпением ожидало демократизации при Хрущеве или при Горбачеве и Ельцине, то это будет значительное искажение действительности. Даже писатель-гуманист Астафьев признавал, что еще не выбрался из “сталинского дерьма”, что уж говорить о многих других! Я хорошо помню дискуссии по поводу Сталина в хрущевские времена и в среде моих родственников, и в школе. Среди родственников, вполне положительных людей, сторонники “десталинизации” были в меньшинстве; и моему отцу (фронтовику и непримиримому врагу сталинизма) приходилось во время яростных дискуссий отбиваться от более многочисленных политических оппонентов. Не вызывала хрущевская оттепель значительных симпатий и у многих моих одноклассников. И это в поселке, где более половины населения были ссыльными, а значит, и жертвами сталинского режима!

Некоторые российские и украинские аналитики указывали на следующие факторы, способствующие формированию российского и “советского” менталитета, склонного к авторитарной системе управления.

Это двухсотлетнее татаро-монгольского иго с его деспотической формой управления, перешедшее в царское самодержавие, которое в свою очередь просуществовало несколько столетий и закрепило татаро-монгольскую традицию.

Это и многовековой статус России как колониальной страны. Колонии были полезными не только для чиновных, феодальных и предпринимательских сословий, но и для простого народа. Историк Ключевский отмечал, что русский человек, в силу различных объективных и субъективных причин, не привязан к одному месту. И действительно, если у русского что-то не ладилось на работе, не нравился географический климат, образ жизни или просто хотелось чего-то лучшего или нового, то он без особых сложностей переезжал на жительство в Прибалтику, Грузию, Казахстан, Украину и другие края, населенные иными народами, и таким образом решал какие-то свои проблемы. Кроме этого, колонии всегда были источником природных богатств, рабочей и военной силы. Таким образом, весьма значительная часть русского народа была заинтересована в сохранении и укреплении колониальной системы. Наиболее же простым и дешевым способом удержания колонизируемых народов в повиновении является насилие и жестокость, присущие авторитарным и деспотическим режимам. И цари, и коммунистические генсеки, с точки зрения достаточно большого количества русских, были успешными колониальными “менеджерами”.

В ментальности колонизирующего народа всегда присутствует сознание своего превосходства по отношению к покоренным народам, которое внешне прикрывается весьма благопристойным одеянием, — теорией миссионерства, то есть всего того, что “певец британского империализма” Редиард Киплинг называл “бременем белого человека”. Русский человек чувствовал себя “белым человеком”, более ценным по сравнению с “туземцами” и несущим особое бремя, находясь не только в Киргизии или Казахстане с их коренными народами, относящимися к монголоидной расе, но и в Украине, и в Прибалтике, и на Кавказе. Сознание своей этнической первосортности — это очень сладкое чувство, избавление от которого дается тяжело и происходит в течение длительного периода времени. Сознание же своей подчиненности и неполноценности у колонизируемых народов, внушаемое властью и господствующим этносом, способствовало стремлению к русификации значительного числа представителей национальных меньшинств. Тираны-самодержцы знали об этом и охотно пользовались, превратив сознание мнимой первосортности в эффективное средство удержания русского народа и уже русифицированных “инородцев” в почти раболепном повиновении. Вследствие этого в сознании многих представителей русского народа демократия является угрозой для его особенного статуса в рамках колониальной империи (или ее остатков).

Кроме всего этого, территориально обширная Россия всегда имела огромный многоступенчатый чиновничий аппарат, а чиновник по сути своей деятельности чаще является сторонником единоначалия и авторитарной власти.

Особенную роль в сохранении сталинистско-тоталитарной ментальности играет связанность многих граждан СССР с большевистско-сталинским режимом посредством своих родственников. Эпоха социальных потрясений всегда сопровождается гибелью и социальным понижением одних и восхождением вверх по социальной лестнице других. Даже среди репрессированных народов в местах ссылки имелись коллаборационисты-сексоты. Если кто-то знает, что его отец или дедушка, или оба родителя сделали свою карьеру при большевиках (или конкретно при Сталине) и этим значительно подняли социальные возможности и нынешнего “демократа”, то едва ли этот “демократ” будет испытывать антипатию к большевикам или к Сталину.

К оправданию сталинизма и вообще авторитаризма могут быть привержены люди, по своей натуре склонные к неограниченному единовластию. В семейных, приятельских и профессиональных отношениях они обычно склонны к давлению и деспотии. Сталин для них — родственная душа.

И, наконец, причина сложностей борьбы с авторитарной, тоталитарной идеологией вообще и со сталинизмом в частности имеет познавательные логико-психологические (гносеологические) корни.

Анализ и синтез являются важнейшими методами познавательной деятельности человека. Анализ предполагает мысленное или фактическое расчленение целого на составные части, их исследование и оценку в отдельности. Однако значительное число людей предпочитают осуществлять лишь наиболее простую форму анализа — расчленение в дихотомии, то есть разделение лишь на две части, без учета всей сложности структуры исследуемого объекта или явления. Дихотомия является одним из принципов, в соответствии с которыми протекают процессы во Вселенной. Мы с детства привыкли к противопоставлению: мужчина —женщина, ночь — день, положительный заряд — отрицательный заряд и т.д. Однако сводить весь мир и тем более — человеческое общество к дихотомии, это значит не замечать множества вариантов, ньюансов и оттенков, а значит, — просто заблуждаться.

При проведении дихотомического анализа общественных отношений одна из двух частей принимается за положительное начало (“хорошее”, “белое”, “мы”, “наши”), а другая — за отрицательное (“плохое”, “черное”, “они”, “чужие”), и “плохому” объявляется война. При этом анализе преувеличивается роль борьбы противоположностей и недооценивается или отвергается единство этих противоположностей. Сама же борьба противоположностей рассматривается как война тезиса и антитезиса на уничтожение; война, в которой невозможен синтез идей в новом качестве. Такой анализ общественных явлений не предусматривает понятий “толерантность”, “компромисс” и т.д. Людям, в мышлении которых преобладает дихотомический анализ, понятен и близок сердцу лозунг “Кто не с нами, тот против нас”. На дихотомии построен марксизм и его продолжение —так называемый марксизм-ленинизм с вариантами: сталинизмом, маоизмом и пр. Примитивная дихотомия сидит в наших головах и поныне. И если, например, многим гражданам вполне справедливо не нравится нынешний этап демократиии (или больше — пародии на демократию), то это значит, что положительной альтернативой для них являются авторитаризм и деспотия (на выбор: царский режим, большевики, Ленин, Сталин, Брежнев, французы-якобинцы, Пиночет...).

Во время “оттепели” число сторонников Сталина резко возросло после того, как началось неумеренное восхваление “дорогого Никиты Сергеевича”. И особенно резко ряды сталинистов увеличились, когда стали проводиться в жизнь его сумасбродные “реформы”: разделение обкомов, реквизиция коров из личных хозяйств, строительство коммунизма за двадцать лет. Многие решили тогда очень просто: если не прав Хрущев — значит, прав Сталин, против которого Хрущев выступал. Третьего не дано! И в Германии в свое время уже на пятнадцатом году демократической власти народу, уставшему от бедности и других проблем, была искусственно навязана дилемма — коммунисты или национал-социалисты. Нацисты были допущены к власти как “меньшее зло”.

Власть часто и успешно использовала это простое дихотомическое мышление многих людей, деля не только своих подданных, но и все человечество на две части: “мы — хорошие” и “они — плохие” и натравливая “хороших” на “плохих”.

В СССР люди с детских лет и до старости воспитывались на дихотомии. Поэтому дискуссия со многими “не нашими” и “плохими” и нахождение приемлемого консенсуса с ними дается большинству постсоветских граждан невероятно тяжело.

Десталинизация и детоталитаризация — это сложный процесс, требующий терпения и умения реформаторов. Самое лучшее средство против тоталитарной идеологии — это строительство развитого демократического государства, в котором подавляющее число граждан будет — в общем и целом — довольно своим государством. Это понимают многие. Однако строительство демократического государства должно осуществляться в соответствии с местными и историческими особенностями той или иной страны. Нелепо было бы предполагать, что Эстония, Латвия, Казахстан, Киргизия, Украина и Беларусь могли бы построить независимые и развитые демократические государства в течение одного и того же промежутка времени и что помешали это сделать исключительно “нехорошие” президенты некоторых из этих стран. Давайте вспомним: слишком быстрое продвижение к западному образу жизни мусульманского Ирана — под руководством своего весьма прогрессивного шаха — в итоге привело к власти аятоллу Хомейни и стражей исламской революции. Всякому овощу свое время.

В том, что в Запорожье установили памятник Сталину и он не был устранен законным образом, виноваты не только коммунисты, парламентская коалиция и высшее руководство страны. Соучастниками этого демонстративного акта были и жители той улицы, на которой коммунисты установили памятник, и жители города, в котором находилась эта улица. И еще многие другие граждане: например, “демократические” члены гуманитарного совета при Президенте, которые не смогли и не захотели открыто и громко заявить Президенту страны, что памятник Сталину — это свинство и издевательство над памятью миллионов погибших из-за действий этого “менеджера” и его “фаланги”.

Украина, как и Россия, пока еще далека от преодоления сталинизма и тоталитаризма и будет еще долго преодолевать его последствия в своей культуре, в своих душах. Если мы научимся видеть в любом человеческом социуме не только непримиримые противоречия и борьбу элементов (классов, партий, групп и т.д.), но также и целостность социума, взаимозависимость и взаимосвязанность его элементов, разнообразие форм, то мы сможем преодолеть гносеологический примитивизм в нашем сознании, в значительной мере унаследованный от тоталитаризма. Это значит, что тогда мы будем близки к преодолению последствий тоталитаризма и в реальности.

Владимир ЛЕСНОЙ