“Новая внешняя политика России, наконец, определена”

Во-первых, в ней впервые приняли участие несколько глав государств — Азербайджана, Казахстана, Иордании и Филиппин. Во-вторых, президент РФ выступил с речью, которую программный директор клуба “Валдай” Тимофей Бордачев назвал “одним из наиболее важных внешнеполитических заявлений России, наверное, едва ли не с памятной “мюнхенской” речи 2007 года”. Ему же принадлежит фраза, вынесенная в заголовок. Что же такого важного наговорил Владимир Путин на мероприятии, посвященном Востоку “в широком смысле этого слова”? 

Анализ довольно обширной стенограммы конференции не позволяет сделать вывод о каком-либо особенном программном характере мероприятия, или о “новой внешней политике” Кремля. Можно разве что выделить эпизод, когда в своей речи президент Азербайджана Ильхам Алиев утверждал, что “никакого народа Нагорного Карабаха нет”, и делал это, обращаясь к главе государства, который уверен, что “народ Крыма” существует. Или совершенно неуместный вопрос Александра Рара, пожаловавшегося Путину на Европарламент, который принял резолюцию, уравнивающую ответственность Гитлера и Сталина за развязывание Второй мировой войны. Немецкому политологу, учившемуся и работавшему в Мюнхене, Путин объяснил, что война началась, когда Гитлер напал на Сталина. Будто не было ни Мюнхенского сговора, ни 1 сентября 1939 года, ни раздела Польши… 

И все же кое-что важное в рассуждениях президента России прозвучало. Путин не оспаривал выдвинутую Федором Лукьяновым гипотезу: “то, что мы привыкли называть мировым порядком, закончилось, упорядоченной системы норм, правил, форм поведения больше не будет, мир вступает в эпоху, которую можно назвать международной анархией — вольницей, когда каждый действует по своему усмотрению”. Хозяин Кремля отталкивался от позитива — он определил, что в наши дни центр мировой политики смещается в Азию, которая “возвращает себе естественное место в мировых делах, сомасштабное ее великому наследию и сегодняшнему, безусловно, громадному, растущему потенциалу”. 

По мнению Путина, то, что Россия натворила в Сирии, “может стать своего рода моделью разрешения региональных кризисов”. Он предложил “отложить в сторону накопившиеся предубеждения и взаимные претензии, и фактически с чистого листа попытаться создать в этом регионе организацию по безопасности и сотрудничеству, куда, кроме стран Залива, на правах наблюдателя могли бы войти Россия, Китай, США, ЕС, Индия…” То есть — да здравствует организация по безопасности и сотрудничеству в Азии — ОБСА. Путин уделил значительное внимание рекламе Евразийского экономического союза и фактически предложил мега-проект по развитию транспортной инфраструктуры, соперничающий с китайским проектом “Один пояс, один путь”. При этом стратегическому союзнику — Китаю было предложено сопрягать свои растущие аппетиты с ЕврАзЭС. Наконец, Россия была объявлена страной-цивилизацией, которая “органично впитала многие традиции и культуры”.

Если попытаться коротко описать то, что было сказано на конференции и прозвучало в публикациях ведущих идеологов мероприятия, можно вывести любопытную формулу: новая внешняя политика Москвы заключается в том, что Россия устала хотеть быть Европой и поэтому решила стать Азией. 

Безусловно, говоря объективно, именно в Азии сегодня сосредоточена глобальная энергия роста, огромные ресурсы, человеческий и технологический потенциал. Однако правда и то, что наиболее слаборазвитой частью этой Азии являются как страны бывшего СССР, и сегодня входящие в сферу влияния России, так и сама азиатская часть РФ, где господствует китайский бизнес. Однако, как заметил Сергей Караганов, это не страшно — “они (китайцы) своей экономической подушкой укрепляют нас, а мы своей военной мощью укрепляем их”. 

По его мнению, новой миссией России “должно стать оформление того факта, что Россия является главным поставщиком международной безопасности для мира и для себя”. При этом китайцы должны быть рады, что Россия имеет гигантский ядерный потенциал, поскольку это создает атмосферу доверия — Россия Китая не боится и выстраивает отношения с ведущей экономикой мира без опасений, что оттуда исходит угроза ее безопасности. Предсказуемая позиция, поскольку хорошо известно, что именно “безопасность” составляет значительную часть параноидальной ментальности правителей России — крупнейшей страны мира с гигантскими запасами ядерного оружия.

Фактически на Валдайской конференции сделана попытка “объявления” новой модели мирового порядка, каким его видит Россия. С одной стороны, — двуличный, непоследовательный и находящийся в кризисе Запад, эпоха доминирования которого, как признал Э.Макрон в речи перед французскими послами, подходит к концу; и с другой — восходящий Восток, предлагающий всем остальным реальную альтернативу общественного устройства, которую можно охарактеризовать как “позитивный авторитаризм”, опирающийся на жесткий суверенитет и управляемую демократию. Либеральные ценности, по мнению российских идеологов, проиграли историческую битву пусть авторитарным, но суверенным странам-цивилизациям, к которым, кроме России, относятся также Китай, Индия и Турция. 

Этот мир Востока “с его реальными проблемами”, как пишет Бордачев, значительно ближе России, чем Запад, откуда “исходит основная угроза безопасности России”. Там, на Востоке, нет ни НАТО, ни Греты Тунберг, как нет и ни одной страны, “для которой та или иная форма противостояния с Россией является частью стратегической культуры”. Тот факт, что Россия помогает Китаю создавать самые современные образцы военной техники и даже поддерживает создание в Поднебесной собственной системы раннего предупреждения о ракетном нападении, является, по мнению российских экспертов, лучшим доказательством атмосферы тотального доверия и сотрудничества будущего мирового центра — Востока, противостоящего “прогнившему” Западу. На свалку истории следует отправить и демократию, поскольку “люди выбирают себе не высших, они выбирают себе подобных или тех, с которыми им хорошо”. По мнению Караганова, демократия для больших, но небогатых стран — “это поцелуй смерти”.

Как и во многих других случаях, внешнеполитические концепции, исходящие от идеологов Кремля, не являются ни новыми, ни оригинальными. “Евразийство” России (что в жестком исполнении Дугина, что в более мягком, но не менее радикальном исполнении Караганова) — давно обсуждаемый вариант будущего мироустройства “от России”. Однако одно дело, когда в Кремле видят Евразию от “Ванкувера до Владивостока”, и другое — когда трансформируют ее в “широкий” Восток. 

В подобном стремлении желаемое выдают за действительное. Даже самые ортодоксальные путинисты понимают, что без Запада России не обойтись. Да, Китай производит свыше 60% мирового рынка смартфонов, компьютеров и оргтехники, более 30% автомобилей и потребляет свыше 50% стали, угля и цемента. Но при этом практически со всеми основными торговыми партнерами Китай имеет положительное сальдо, а Россия служит для него, в первую очередь, источником сырья, а не “зонтиком” безопасности. Уже не Россия для Китая является источником технологий, как это было еще 20 лет назад, а Китай для России. Без твердой валюты, которую Россия может получать только на Западе, ей попросту не за что будет покупать китайский (или японский, корейский) хай-тек. Кроме того, никто не отменял противоречия, существующие между государствами региона, на которых “играют” как США, так и ЕС. Китай—Япония, Китай—Индия, Индия—Пакистан, Китай—Казахстан—Россия — вот лишь несколько “осей” и “треугольников”, которые серьезно противоречат столь гладко выписанной российской концепции Востока, противостоящего Западу. 

Действительно, действия администрации США по введению пошлин против Китая пошатнули нерушимую до эры Трампа веру в глобализацию. Одно дело, когда Китай, Корея или Тайвань покупали в США чипы, производя на своих заводах электронику, которую продавали в США. Американское “яблочное” дерево прекрасно плодоносило и в пределах Поднебесной, одновременно обеспечивая качественной продукцией как американских, так и китайских потребителей. Совершенно иная история, если результатом торговой войны станет возникновение “домашних” производств и рынков высокотехнологичной продукции, да еще опирающихся на замкнутые в национальных границах телекоммуникационные сети. 

Россия ведь уже пошла путем создания “своего” интернета, а Китай установил на своих киберграницах “великую китайскую” интернет-стену. В то же время американские гиганты Apple, Microsoft, Google и Amazon более половины своей прибыли получали от потребителей за пределами США, как и Huawei — за пределами Китая. Разрыв мировых рынков и логистических цепочек, безусловно, сильно ударит по Китаю, Корее и Тайваню, которые значительно больше интегрированы в мировую экономику, чем Россия или другие страны “российского” Востока. Для того чтобы продавать нефть и газ, глобализм не нужен, хотя страны Залива, которые по предлагаемой Москвой модели тоже войдут в блок Востока, продают значительную часть своих ресурсов именно на Запад. Многостороннее сотрудничество необходимо, прежде всего, для продуктов высоких технологий. “Падение” Китая, или даже замедление темпов его развития по любым причинам (к примеру, кризис, связанный с огромными внутренними долгами вследствие специфической системы кредитования прогнозируется в 2023‒2024 годах) немедленно приведет к обрушению экономики России. Поэтому перетаскивание противостояний США—Китай, как и Запад—Россия в центр новой внешнеполитической концепции является, по меньшей мере, спорным. 

Разумеется, для нас ключевым вопросом остается то, как вся эта “новая” внешняя политика России отразится на Украине. С одной стороны, тот факт, что Киев ассоциирует свое будущее с Западом, а Москва — с Востоком, создает предпосылки для окончательного разделения “цивилизационных” ценностей. С другой — получается, что именно по нашей восточной границе будет проходить линия разрыва. Это, к сожалению, означает постоянный источник проблем, ведь для Москвы мы концептуально “переместимся” на Запад. В то же время о каких бы умозрительных построениях ни говорили в Москве, Украина никогда не будет восприниматься в России как бесспорно проигранная территория. Для русского сознания невозможно признать, что их государство-цивилизация началось с Золотой Орды и кровопийцы Ивана Грозного. С точки зрения скреп — святой князь Владимир выглядит значительно симпатичнее. Однако в одиночку Украине будет крайне трудно противостоять экономическому и политическому шантажу со стороны России. У нас пока нет мощных союзников на Востоке, которые могли бы как-то уравновешивать интересы Москвы, их надо искать, и в первую очередь — в Поднебесной. Есть основания считать, что в Пекине не так мрачно, как в Москве, видят перспективы торгового конфликта с Вашингтоном и терпеливо ждут очередных выборов в США. Вряд ли Китай согласится на концептуальное обострение отношений с США и ЕС, которые являются и еще на десятилетия останутся главными рынками для китайских товаров. В Поднебесной будут настойчиво искать партнеров для усиления своего присутствия в Европе, и в стратегическом плане Украина — отличное место для этого. Для Украины же тактической задачей на ближайшую перспективу вполне может стать укрепление регионального союзничества. Расширение круга государств из числа наших ближайших соседей, которые нас понимают и принимают, интеграция с ними в вопросах технологического развития и безопасности, будет способствовать устойчивости нашей государственности даже в условиях обострения противоречий между коллективным постлиберальным Западом и набирающим силу “позитивным авторитаризмом” Востока. 

Сергей КОРСУНСКИЙ, директор Дипломатической академии имени Геннадия Удовенко при МИД Украины, Чрезвычайный и Полномочный Посол Украины