Нелегальные шахты Донбасса: рабский труд за бюджетные деньги

Вокруг зелено, ни души, поют птицы. И вдруг — табличка “Частная собственность”, выструганный из дерева шлагбаум и будка. Если пройти дальше, на вас с лаем бросятся три пса. Они здесь, чтобы предупредить работников нелегальных шахт о приходе непрошеных гостей.

В конце дороги, за поворотом, мелькает чья-то тень. И обнаруживается дырка в земле, диаметром с метр, обложенная бревнами и прикрытая листом метала. Рядом мусор, тряпки, остатки обеда, бутылка с машинным маслом. Люди здесь были совсем недавно.

С начала года донецкая милиция только в этом лесу закрыла 55 копанок или дырок — так называют шахты, где местные жители добывают уголь без всяких разрешений, с огромным риском для жизни и ущербом для экологии. В Снежном практически нет другой работы — все официальные шахты закрыли из-за убыточности. Вместе с тем, с каждый годом “дырок” все больше.

Вам встретятся копанки активные, но много и заброшенных или выработанных: засыпанные землей, с остатками сожженных укреплений. Следы заметали впопыхах перед визитом правоохранительных органов. “Сейчас в Украине, в Луганской и Донецкой области, около 5 тысяч нелегальных шахт”, — отмечает Михаил Волынец, председатель независимого профсоюза горняков Украины. По его словам, теневой рынок угля в Украине составляет 3 миллиона тонн, а оборачивается там 2 миллиарда гривен в год.

Большинство нелегальных шахт днем не работают, открываясь в пять — шесть вечера, чтобы не привлекать лишнего внимания.

После наступления сумерек немного северней, в районе города Кировское, возле поселков Кульчаны и Ольховка, светятся огоньки пяти копанок, расположенных практически впритирку друг к другу. Работа кипит. Мальчишка старшего школьного возраста поднимает лебедкой из-под земли чумазого мужчину в каске с детской ванночкой, полной угля.

“Я работал на Ждановской шахте, легальной. Там смена 12 часов, два выходных. Все прошлое лето зарплату задерживали, давали по 10% — и все. А у меня семья, дети, кушать хотят. А здесь быстрые деньги. 8 часов — и до свидания. Три дня работаю, четвертый отдыхаю, зарплата сразу”, — объясняет, что он здесь делает, Алексей — тот, что в каске и постарше. Фамилии не называет — боится. “А что, здесь ни один человек не пьет”, — почему-то уточняет старшеклассник-лебедчик, представившийся Толиком.

Их привозят на работу на микроавтобусе, а в конце смены забирают. Добытый уголь увозят грузовики — дальнейшей судьбой добытого работяги не интересуются.

“Говорят, копанками заведует зам. прокурора области. Но я не спрашивал — не моего ума дело”, — рассказывает Алексей. “Нелегальные шахты имеют крышу со стороны работников прокуратуры, милиции, криминальных элементов, органов местной власти и областной администрации”, — подтверждает Волынец. Назвать фамилии и должности он отказывается.

В Донецкой милиции признают, что чиновники действительно нередко оказываются причастными к организации нелегальной добычи. Так, в 2011 году милиция завела 89 уголовных дел по копанкам, и в десяти случаях обвиняемыми были чиновники, которые способствовали нелегальной добыче.

Отсутствие техники безопасности и безумный риск не смущают “самокопов”. За 20 лет украинской независимости на легальных шахтах погибло 5 800 людей. Сколько не вернулись домой из копанок, никто точно не знает. Волынец утверждает, что от “рабского труда” в дырках в среднем гибнут 12 человек в месяц. Официальная статистика о них умалчивает. В милиции только уточнили, что в этом гду они завели одно уголовное дело по факту смерти на копанке. “Иногда людей просто не достают. Или констатируют смерть от сердечной недостаточности, когда человек по-настоящему отравился газом”, — отмечает Волынец.

Кроме того, многие не умирают, однако получают серьезные травмы. Как 32- летний наследственный шахтер Илья, житель Новой Ждановки, который уже пару недель сидит дома и зализывает раны. В копанке произошел выход метана, и он отравился газом и заработал ожоги.

Илья счастлив, что ему оплатили лечение и не поскупились на 300 гривен “больничных” за смену . “Другие бы сказали, да нахрен ты нужен”, — нахваливает он работодателей. В прошлом его не раз “кидали” хозяева копанок. Ранее на легальной шахте он потерял одну фалангу пальца, и никто больничных ему не платил.

Обычно Илья зарабатывает в месяц около 5 000-7 000 гривен. Бригаде из двух шахтеров и лебедчика платят за добычу 120 гривен за тонну угля. К слову, розничная цена этого топлива для населения — около 800 гривен за тонну.

Нелегальная добыча проходит не только в лесах и под покровом ночи. Иногда нелегальная добыча производится с поражающей воображение наглостью и масштабом.

Лидия Владимировна показывает огромные карьеры средь чистого поля глубиной 50 метров на краю поселка Маяк, это в часе езды от Донецка. Здесь добывали уголь 12 КРАЗов и 4 экскаватора открытым способом. Грохот стоял страшный. “Днем отдыхали, вечером в 5-6 начинали работать, всю ночь. Как здесь копать можно — здесь же водопроводная линия!”, — жалуется женщина.

Лидия Владимировна, которая не называет фамилию от страха перед владельцами нелегального бизнеса, вызвала природоохранную милицию и журналистов местных телеканалов. Эскаваторы и грузовики уехали, осталось только сторожка с охранником. Через пару недель, когда шумиха утихла, добыча продолжилась. Как будут дальше события развиваться, никто в поселке не загадывает. Знают одно — жить им теперь с карьером глубиной в 50 метров. “Скотину теперь негде выпасти, сено как запасти? За детей страшно — упадут же”, — переживает Лидия Владимировна.

Власти про эту копанку знают, даже завели уголовное дело. Однако милиция разводит руками — закрытие копанок непростое и дорогостоящее дело, а в законодательстве не прописано, как и кто должен это делать. “Наличие физически не ликвидированных мест добычи угля дает возможность преступникам без существенных трат и преград возобновлять противоправную деятельность в любое время”, — говорит Олег Перижок, и.о. начальника управления по борьбе с экономическими преступлениями Донецкой области.

Самое ужасное — то, что украинские налогоплательщики финансируют этот смертельный бизнес. Ведь уголь с копанок сбывают на легальные шахты и теплоэлектростанции. Причем туда еще и добавляют породу (тем самым понижая его зольность и горючие качества топлива), и везут на теплоэлектростанции. “Но он не горит, и добавляют еще и импортные дорогие мазут и газ. Таким образом грабят нас всех, причем два раза. Во-первых, электроэнергия и тепло обходятся дороже. Во-вторых, цена электроэнергии заложена в себестоимость большинства товаров, которые мы покупаем”, — отмечает Волынец.

Кроме того, вся угольная отрасль страны убыточна и сидит на игле государственных дотаций. Себестоимость добычи выше розничных цен. Так, например, год назад добыть одну тонну угля на легальных предприятиях стоило предприятиям 807 гривен, а продать они ее могли лишь по 627 гривен. Убыток компенсирует государство.

За последние 7 лет вливания в угольную отрасль из государственного бюджета выросли в четыре раза. В 2009 году они увеличились сразу на 44%, до10 миллиардов гривен. При этом добыча угля фактически не только не выросла, но и упала, по сравнению с предыдущим годом (более свежая статистика пока не доступна).

Впрочем, выход есть — легализировать копанки, а оставшиеся в государственной собственности шахты, а их около120, отдать частным инвесторам.

В том, насколько они могут быть эффективными и социально-ориентированы, Kyiv Post удалось убедится на шахтах объединения “Павлоградуголь”, которые сейчас находятся в собственности “Донбасской топливно-энергетической компании” (ДТЭК входит в группу System Capital Management Рината Ахметова).

Смены по 6 часов. Средняя зарплата шахтеров — проходчиков 7 983 гривен. Кроме того, сотрудникам компенсируют стоимость коммунальных услуг — 2 тысячи гривен в год. Есть путевки в Крым за 10% стоимости — семье из четырех человек 12 дней на море обходится всего в 2700 гривен.

Перед тем, как опустится под землю, все проходят медосмотр и вынуждены просматривать видео с правилами безопасности. Кроме того, каждый шахтер получает самоспасатель. Это — дыхательный аппарат с датчиком, загодя предупреждающим об опасной концентрации метана в воздухе. Самоспасатель мог бы сохранить здоровье Ильи с копанок, у которого нет фаланги пальца, ожоги и проблемы с глазами. Беда только в том, что в Новой Ждановке, где он живет, нет капитализма с человеческим лицом — есть только копанки.

Катерина ПАНОВА