Не то чешут

Властям нужно не транжирить казенные деньги на оживление давно умерших городков и производств, а бороться с клановостью и перестать душить частную инициативу.

Сильная сторона начальства в том, что всегда готово решать проблемы. А слабая — в том, что видит проблемы совсем не там, где они есть. Свежий пример — борьба с безработицей, на которую поднялся наш президент.

Причем не просто так, а вооружившись крылатыми словами. Хоть и не своими, а почерпнутыми у Виктора Степановича, но все равно прозвучало живо. “Руки чешутся — чешите в другом месте!” — так Черномырдин сказал некогда тем, кто хотел его свалить.

“Не в тех местах чесались”, — так Медведев закончил свой диалог с Шуваловым по поводу начальников моногородов, которые продинамили Москву с какими-то очередными бумаженциями (кажется, “комплексными инвестиционными планами”).

То ли потому, что по лености и нерадивости “даже не почесались”, то ли, как объяснял вице-премьер, “все-таки чесались”, но ничего путного сочинить не сумели. И заработали на свои головы президентский гнев: мэров ждут нерасшифрованные, но, в общем, понятные “соответствующие процедуры”, а назначенцев-губернаторов — “другие процедуры, там президент уже решает”.

Ни тех, ни других ни капельки не жалко, но согласитесь, что повод метать громы и молнии выбран курьезный. Ведь казенные деньги на ликвидацию безработицы в каждом отдельно взятом моногороде выписываются или не выписываются вовсе не под “комплексный инвестиционный план”, а под личные отношения руководящих чинов. Точно так же любой наш согражданин может самым складным образом изложить на бумаге свои служебные притязания и почтительно подать их в руководящие органы, но карьеру по этому “плану” ему никто организовывать не станет — для этого существуют совершенно другие процедуры.

Между тем скандал из-за перебоев в бумагообороте с моногородами был кульминацией всего президентского совещания “о проблемах занятости населения”, задуманного как часть двух грандиозных серийных мероприятий и уже по одному этому заранее овеянного грозными ветрами истории. Во-первых, Дмитрий Медведев стремится сейчас застолбить личную свою политическую повестку дня. Модернизаторскую. Для чего раз за разом окружает себя высшей номенклатурой и то в Горках, то с выездом на места по-новому ставит в этом рафинированном кругу вопросы нашей жизни.

О терроризме, о сущности российской нации и вот сейчас — о безработице.

Вообще-то желание расшевелить болото очень даже похвально. И отдельные ключевые фразы (например, о желательности формирования “единой гражданской общности россиян”) вполне духоподъемны — если не касаться того, что магнаты, которые на чистом глазу такое друг другу говорят, безусловно, не понимают подлинного смысла этих слов. Но что касается безработицы, то нет даже и заманчивых фраз, одна путаница.

Хотя сам по себе нынешний всплеск начальственного сочувствия к бедам безработных имеет и второй стратегический смысл. Это ответ на революции арабского Востока. Ведь на любые беспорядки в любой точке планеты наши власти всегда смотрят под одним углом — а не перекинется ли это на собственных подданных, перманентно ими подозреваемых в бунтарских наклонностях.

А поскольку спешно вызванные на ковер эксперты изобразили египетские и тунисские мятежи как революции безработной молодежи, то у вождей мгновенно возникло желание чем-нибудь таким быстро-быстро осчастливить наших домашних безработных, а то еще отыщут себе какую-нибудь собственную площадь Тахрир.

Но лекарства у них негодные, да и диагноз неверен. Не безработных бы им опасаться. По крайней мере, не их в первую очередь.

Массовая безработица — что на Западе, что на Востоке — это всегда только симптом болезни общества. Это признак того, что накопилось много людей, которых местная система просто не допускает на те общественные позиции, включая и рабочие места, которые принадлежат, как они считают, им по праву. Человек, который согласен на любую работу, почти всегда ее находит. Повальная безработица свидетельствует не о том, что нет работы, а о том, что в этом обществе много людей, которые на “любую работу” уже просто не соглашаются. А еще многие хоть и смиряются временно с каким-то унизительным в своих глазах занятием, но тем более возмущены несправедливостью судьбы.

Революция в том же Египте — это бунт всех недовольных, и безработных, и имеющих какую-то работу, бунт против наглухо запаянной клановой системы, не позволявшей всем прочим устроиться в жизни так, как они считали для себя справедливым, найти себя и получить шанс пробиться наверх. Незачем гадать, многое ли там теперь изменится и наступит ли рай. Нас-то интересуют дела домашние.

В 90-е годы наша система широко распахнулась для сильных и предприимчивых. Это было время волшебных карьер. В нескольких мегаполисах, по крайней мере. И тяжелое время для среднего человека, который не был готов на все, не умел крутиться или просто проживал в неподходящем месте. Но хотя безработица классического типа поднялась тогда высоко, всенародный бунт был невозможен — за отсутствием заводил, которые тогда не задерживались внизу, потому что легко прорывались наверх.

Потом настала путинская стабильность. Эпоха карьер для людей, не имеющих связей, родства и блата, закончилась. Но взамен широкие массы получили зажиточную жизнь и почти всеобщую занятость. Потенциальные заводилы-бунтовщики остались без сторонников.

А затем пришел кризис и так и не ушел.

Государственная статистика утверждает, что безработица сейчас опять стала умеренной (5,4 млн против 6,2 млн год назад). Но решительность, с которой та же статистика занизила за прошлый год инфляцию и завысила ВВП, смутившая даже самых благожелательных экспертов, наводит на мысль, что и над цифрами занятости производятся такие же манипуляции.

Да и более детальные и добросовестные исследования, проводимые тем же Росстатом и охватывающие примерно четверть занятых во всех отраслях экономики, показали за прошедший год превышение там числа уволенных над числом нанятых на 175 тысяч человек. То есть реальное количество рабочих мест, по крайней мере, легальных, продолжает убывать.

Что же до самых бедственных зон, а именно вышеупомянутых моногородов, где пока еще живет каждый десятый россиянин, то за прошлый год оттуда выселились почти 700 тысяч жителей (включая почти 400 тысяч экономически активных, что составило 6,4% местной рабочей силы). Притом количество занятых в среднем и мелком бизнесе упало там же за год на 300 тысяч (на 22%).

И за тот же год, по гордому заявлению Минздравсоцразвития, властями (в масштабах всей страны, а не одних только моногородов) была оказана “адресная поддержка при переезде в другую местность в целях трудоустройства 9 тысячам граждан”.

То есть вопрос решается сам собой и через десяток лет себя исчерпает. Из малых и средних городов России идет повальное бегство жителей в мегаполисы, причем материальное содействие этому процессу со стороны властей близко к нулю, хотя на обслуживании этого содействия кормилась и кормится целая орда бюрократов. А тем временем малый бизнес, как-то еще поддерживающий в этих городах жизнь, претерпевает распад и крах под болтовню других бюрократов, чином повыше, о безработных, открывающих, мол, повсюду собственные дела. Иначе говоря, перемены идут, огромные пространства пустеют, люди концентрируются в городах-миллионниках, а властная вертикаль просто при этом присутствует, не имея ни желания, ни умения помочь хоть чему-то хорошему или помешать хоть чему-нибудь плохому.

Так что проблема локальной безработицы в прежнем своем, пикалевском, исполнении, возможно, еще и успеет доставить начальству какие-то неприятности, но с годами идет на убыль. При достаточной расторопности всегда можно вовремя залить вспышки недовольства деньгами, и притом безо всяких “комплексных инвестиционных планов”.

Чесать бы надо не то и не там. Взглянуть бы на мегаполисы, где десятки миллионов людей, чаще имеющих работу, реже — нет, все острее испытывают чувство одного на всех социального тупика, невозможности продвинуться, достойно устроить жизнь перед лицом спаянной массы привилегированных кланов, занявших круговую оборону.

Ударной силой нашей революции конца 80-х — начала 90-х годов были вовсе не формальные безработные, которых тогда почти и не существовало, а вполне трудоустроенные люди, но с психологией ущемленных и лишенных подобающего им места — инженеры и мэнээсы тех же мегаполисов.

Готова ли система в интересах сохранения себя хоть немного приоткрыться? Если бы была готова, так для начала хоть назвала бы проблему своим именем, а не хлопотала бы в сотый раз об устройстве какой-то липовой поддержки тем, кто ее давно уже и не ждет.

Сергей ШЕЛИН