Москва готовит интервенцию в Африку

Столкнувшись — со стороны как США, так и ЕС — с отказом в смягчении санкций, осознавая, что сирийские дела окончательно запутались, и стоя в преддверии нового витка падения нефтяных цен, Кремль пребывает в отчаянном поиске новых способов отвлечения обывателя от печальной экономической ситуации в стране. Ему остается уповать на то единственное, что у него получается хорошо, —организацию гибридных войн.

Провал переворота в Казахстане — до сих пор остается загадкой история с появившимся, а затем исчезнувшим сообщением на сайте Оренбургской администрации — показал, что большой южный сосед все еще довольно крепкий орешек. Реакцией на события в Актобе являются внезапные ограничения на перемещение людей и товаров, введенные Узбекистаном. Усиливается контингент союзников в странах Балтии и в Польше, Балтийское и Черное моря превращаются — невзирая на грозные сообщения российского МИДа — в “натовские” озера, отношения с Турцией остаются напряженными, а идеологический отдел администрации Владимира Путина — РПЦ — довольно неожиданно оказался на грани как формального (из-за конфликта с Константинополем), так и внутреннего (в связи с повесткой дня Всеправославного собора) раскола.

Наиболее оптимальным направлением для создания нового конфликта и приложения сил гибридной армии РФ уже не первый месяц является Ливия. С множеством мелких частностей (так, в ней отсутствует дружественный к России диктатор-клиент и присутствуют целых два легитимных правительства) ливийский ситуационный дизайн весьма напоминает сирийский.

Это (а также горечь поражения, испытанная лагерем силовиков в период президентства Медведева, экзистенциональные страхи Владимира Путина, связанные с судьбой Муаммара Каддафи, побудившие его отодвинуть Медведева в 2011 г.) влечет Москву на тлеющий огонек возможностей, пока что открытых в рамках ливийского конфликта. Наиболее интенсивную предпродажную подготовку своих наемников Россия проводит на дипломатическом фронте.

Так, еще 14 марта Сергей Лавров внезапно сделал заявление о том, что военная операция против террористов в Ливии возможна только с санкции Совета Безопасности ООН. По его словам, мандат на контртеррористическую операцию в Ливии должен быть недвусмысленно определен, чтобы не допускать каких-либо искаженных толкований. “Мы знаем об обсуждаемых и открыто, и не очень открыто планах военного вмешательства, в том числе и в ситуацию в Ливии. Наша общая позиция заключается в том, что это можно делать исключительно с разрешения Совета Безопасности ООН”, — сказал он на пресс-конференции по итогам встречи со своим тунисским коллегой Хмаисом Жинауи.

Российский министр напомнил, что в Ливии сейчас два правительства, два парламента, спецпредставитель пытается организовать переговорный процесс, но “все идет туго”. И тут же Лавров упомянул о Йемене, где, по его словам, по-прежнему осуществляются, несмотря на объявления, операции по нанесению ударов с воздуха по позициям, которые контролирует движение, “представляющее треть населения страны”. Стоит заметить — опять аналогия с российской, единственной в своем роде трактовкой украинских событий — в таких же выражениях Кремль описывает террористов, во многом рекрутированных в России, Россией оплачиваемых и снабжаемых. В Йемене, между тем, речь идет о похожей политике Ирана, конфликте светских элементов, шиитов и ИГИЛ (собственно, как в Сирии и Ираке). Поставив на одну доску Ливию и Йемен, Москва выдает свои тайные мысли. 

Иными словами, гибридный легитимизм во внешней политике РФ продолжает процветать. Для вторжения в Сирию мандата Совбеза Москве не потребовалось — лишь согласие растерявшего власть правителя, а как мы помним, в 2014 г. такой же сценарий агрессор готовил и для Украины, водя ручкой беглого президента Януковича. Но здесь Кремль ведет себя осторожно, стараясь аккуратно давить на болевые точки европейцев.

К приведенному выше пассажу кремлевский “миротворец” присовокупил ритуальную фразу — ”наши партнеры все больше проникаются пониманием необходимости действовать сообща”. Хотя, если судить по последним неделям боевых действий в Сирии и Ираке, такое понимание не находится среди приоритетов международной коалиции, в которую Россия не входит, предпочитая держаться за Ассада. Об этом в очередной раз и в довольно неприятных выражениях на днях напомнил госсекретарь Керри.

Тем не менее уже 8 июня министр обороны РФ Сергей Шойгу заявил, что Россия не будет “игнорировать террористические угрозы”, исходящие, в частности, из Ливии. Тогда же РИА Новости сообщили, что деньги для ливийского центробанка печатаются в Москве, а еще через пару дней Лавров провел телефонный разговор с министром иностранных дел Германии Франком-Вальтером Штайнмайером. “Стороны обсудили ситуацию в Сирии, Ливии и Украине”, —говорится в официальном сообщении российского внешнеполитического ведомства. Также рассматривались вопросы деятельности ОБСЕ, в которой Германия председательствует в текущем году. Главным образом, вероятно, речь шла именно об Украине и о мандате полицейской миссии ОБСЕ , но Ливия опять присутствует в повестке дня, и в нынешней политической ситуации в Германии Штайнмайеру не может не нравиться идея отправить русских “стабилизировать” Ливию.

В тот же день Лавров в телефонном режиме пообщался с министром иностранных дел Франции Жаном-Марком Эйро. В ходе беседы опять-таки “была обсуждена тема преодоления кризиса в Ливии в контексте председательства Франции в Совете Безопасности ООН”, а Лавров подтвердил “готовность России активно содействовать внутриливийскому урегулированию”.

Эта одержимость ливийским вопросом, который неплохо решается без участия РФ, может, конечно, служить лишь смысловым блоком для заполнения сильно побледневшего российского политического эфира (популярность “пятиминуток ненависти” начала резкое снижение вместе с рейтингом Путина и правящей партии — даже по данным сервильных российских социологов). Но, учитывая политическую практику России последних нескольких лет, она может быть и признаком подготовки к организации Кремлем очередного конфликта. 

Схиратское соглашение, подписанное менее года назад, — это дорожная карта урегулирования в Ливии, в соответствии с которым всеми фракциями формируется правительство национального единства. Следует сказать, что прогресс в этом отношении имеется. В то же время в случае осуществления интервенции у России на территории африканской страны отсутствуют любые заметные союзники. Пресловутые племена туарегов, как надеялся российский телезритель, так и не пришли на помощь Каддафи. Как раз его одноплеменники, как считается, сегодня воюют в ливийском филиале ИГ.

Любопытное развитие событий в Ливии практически совпало с вышеперечисленными нервическими телодвижениями Лаврова. Дело в том, что в июне армия Правительства национального согласия (одного из двух правительств страны, провозгласивших себя легитимными), добилась важных успехов в Сирте, ключевом городе игиловского вилайета Трабулус. Боевики (их в Сирте до пяти тысяч) теперь отрезаны от порта Сирта и промышленной зоны. Что во многом обессмысливает существование прагматичного как большевики филиала ИГ в Ливии.

И здесь следует подчеркнуть, что за несколько месяцев российской интервенции в Сирии сложилось впечатление, что Москва и столица ИГ Ракка (штурм и осада которой на данный момент представляются крайне неудачными) учитывают интересы друг друга.

Это нетрудно допустить, учитывая географию обучения иракских офицеров времен Саддама Хусейна, формирующих ядро движения. Точно такими же могут быть симпатии фанатиков Халифата в Ливии — несмотря на “предательство” России по отношению к правителю “золотого века” (ведь это теперь не могут изображать по-другому), Россия/СССР всегда был ключевым партнером для арабского социализма.

При этом низкое качество союзников — не слишком важное препятствие для Москвы, как это следует из ее опыта в Афганистане и Сирии. Кроме очевидного — контроль над инфраструктурой добычи и транспортировки нефти, а также регулирование канала наводнения Европы беженцами, могут быть и другие мотивы, неочевидные из европейской логики, но легко читаемые с точки зрения “азиатских подвохов”, о которых еще полтора столетия назад упоминал в своей внешнеполитической публицистике Карл Маркс.

Так, прорыв в Ливию мог бы стать для России удобным поводом в очередной раз попробовать на прочность мягкую полуизоляцию со стороны Запада и воодушевить свою пятую колонну в странах Европы — правые и левые популистские партии, костерящие свои правительства за миграционный кризис и исповедание “абстрактных ценностей”, ограничивающих национальный эгоизм. В конце концов очередную авантюру можно оправдать тем, что в Сирии — и это становится все очевиднее — действуют подразделения из нескольких западных государств. В Ливию Путин мог бы также сослать оказавшихся ненадежными силовиков, которых пришлось отстранить в ходе создания “Росгвардии”. Почему бы им не смыть кровью недоверие диктатора? Ведь, в конце концов, (как и в Сирии) не так уж важно, насколько успешными будут боевые сами действия. Главный эффект состоит в картинах героизма, смонтированных на федеральных каналах, и оправдании огромных военных расходов (армия, полиция и пропаганда теперь отнимают до 50% российского бюджета). 

Другое дело, что во внутренней политике, несмотря на засилье цензуры и политической полиции, Кремль теперь опасается усугубить положение вещей. Общественные настроения дали явный крен в сторону раздражения тяжелым социально-экономическим положением. Не все способны заработать в рядах наемников-ихтамнетов, а экспорт пушечного мяса в сомнительных долгосрочных интересах не вернет на рынок пропавшие лекарства и продовольствие. Поэтому высадку в Африке можно отсрочить на период после сентябрьских “выборов” в Думу, тогда у Путина окажется более года, чтобы воплощать свои самые смелые фантазии с помощью безответных солдатиков.

Максим МИХАЙЛЕНКО