“Мне приносили бумаги на 20 смертных приговоров”

По горячим следам информацию о смертном приговоре даже назвали фейком. Неосведомленностью отметилась омбудсмен республики Дарья Морозова.

Тут нужно понимать, на каком фоне произошел информационный вброс. В Донбассе очевидный военный и дипломатический тупик наложился на аномально теплый февраль. Плюсовая погода, дожди, туманы, раскисшие поля вокруг выстроенных украинцами взводных опорных пунктов и грязное месиво вокруг строящихся укреплений армией ДНР.

“Мы их в упор через речку наблюдаем, — сообщил “Газете.Ru” один из бойцов 131-го отдельного разведывательного батальона ВСУ. — Техника заходит строительная, работает, а у нас патроны поштучно считают, чтоб огонь не открывали. Перемирие соблюдают, а они укрепляются!”

Информация об обстрелах и перестрелках обновляется регулярно, но чаще всего это стрелковое вооружение, 82-миллиметровые минометы и 23-миллиметровые зенитные установки. Такие мобильные группы, не нарушающие минских договоренностей. Но стрельба перестала действовать на нервы командования и пугать политиков.

В ДНР укрепляют рубежи, на Украине перестали ждать решительного наступления.

На днях украинцы сняли блокпост по дороге к Староигнатовке, бои за которую вспыхивали летом. А в Мариуполе еще раньше демонтировали “третью линию обороны” — систему капитальных блокпостов внутри города.

Каждая сторона ищет болевые точки противника. Украинцы закрывают пункты перехода в случае реальных обстрелов или любых угроз.

А вот в ДНР занялись пленными. Как известно, при входе в переговорный процесс Бориса Грызлова стороны сразу показали прогресс, договорившись об обмене пленными в ближайшее время. Говорили о списках на обмен 36 украинцев против 25 приверженцев ДНР, и даже дата называлась — 20 января. Но обмен не состоялся ни в январе, ни позже. Переговоры в Минске зашли в очевидный тупик, Верховная рада не стала голосовать в начале февраля за конституционные изменения об особом статусе отдельных районов Луганской и Донецкой областей, а на линии фронта пошла стрельба в горячих точках.

Причем не спонтанная стрельба везде, а в местах, где военные видят явные проблемные зоны, которые можно “поправить”, пока политики временно ушли на второй план. Донецк ведь по-прежнему может накрываться минометным огнем практически до центра города с позиций в донецком аэропорту и Песках, а под Горловкой на господствующих высотах под Зайцевом закрепилось ВСУ. Но есть и Мариуполь, где в микрорайоне Восточном на прошлых выходных от взрывов в ближних поселках снова начала срабатывать сигнализация у машин.

При скатывании в вялотекущую позиционную войну и явный дипломатический тупик в ход пошли угрозы. Так, та же Дарья Морозова сначала заявила, что пленные ВСУ подлежат суду в ДНР по аналогии с процессами, которые идут против “террористов из ДНР и ЛНР” в судах Украины. При этом спокойно пояснила, что в Уголовном кодексе (УК) ДНР, повторяющем УК УССР от 1961 года, есть смертная казнь (через расстрел). Уже это заявление вызвало бурю эмоций на Украине и обращение к ОБСЕ спецпредставителя Украины в Минске народного депутата Ирины Геращенко.

Дальше — больше. В ДНР объявили о приговоре пленному бойцу украинского добровольческого батальона “Азов” Евгению Чуднецову. Приговор Чудику, как звали Евгения в “Азове”, был очень комплементарный для молодой республики — 30 лет колонии строгого режима! Нужно сказать, что Евгений сдался в плен год назад в Широкине, давал обширные интервью российским каналам и почему-то не включался Украиной в списки на обмен. Огромный срок, равный которому в постсталинской Украине с ее уголовным кодексом от 1961 года точно не встречался, все восприняли как очередной тонкий намек для власти Украины.

Раскачивать общественное мнение в Киеве можно, оказывается, не только “котлами” и парадами пленных, но и строго по закону от 1961 года.

Возможно, поэтому уполномоченный по правам человека ДНР Дарья Морозова так безапелляционно ответила на звонок журналистов, назвав фейком информацию о первом смертном приговоре. Именно она ведет в республике “тему пленных”, и время для смертных приговоров “укропам” еще не пришло.

Но тут случилась непонятная накладка. Смертный приговор Анатолию Якубенко вынесли два месяца назад, в декабре 2015 года. Зачем о нем объявлять сейчас?

Якубенко — лицо в ДНР достаточно раскрученное. Сейчас ему вменяют расстрел из личного “Стечкина” двух 23-летних девушек 8 марта 2015 года. За этим казаком тянется длинный и кровавый след.

Хотя о приговоре заявила глава трибунала, дело в отношении Якубенко рассматривалось в гражданском Верховном суде. На кадрах заседания видно, как рыдает родственница одной из жертв казака, не понимающая, почему он застрелил не угрожавшую ему девушку.

Согласно материалам дела, на празднике казаков в кафе в поселке Ларино произошла потасовка. Двух молодых девушек, отказавших Якубенко в близости, он, как утверждает следствие, застрелил и добил контрольными выстрелами в голову, а потом закопал поблизости в поле.

Казак он непростой. Земляк Дарьи Морозовой, уроженец Макеевки Анатолий Якубенко входил в группировку местных “донских казаков”, разгромленную в последних числах апреля 2015 года в Донецке. Штаб казачества стоял в фешенебельном отеле “Прага” в центре города рядом с университетскими прудами. У группировки было еще четыре военные базы, и деньги она получала, в том числе и контролируя два крупных городских рынка. Одним из этих рынков — “Сокол” — и занимался от казаков Якубенко. Рынок был переименован в “Казачий привоз”, и Евгений Якубенко одно время там был директором. Деньги с предпринимателей выбивали разными методами. Самым легальным был резкий подъем “местового” (ежемесячной платы за место торговли на рынке).

В ноябре 2014 года торговля рухнула, рынок находился в зоне обстрелов в микрорайоне Текстильщик, по прямой 4 км от украинской Марьинки. А казаки подняли стоимость торговли слишком резко.

Предприниматели начали бунтовать. В ноябре 2014 года семья Сергиенко, владевшая точкой на рынке, неосторожно обозначила себя как лидеров протеста предпринимателей против необоснованного повышения цен. Их захватили 30 ноября 2014 года, и историю мужа и жены Сергиенко первым предал огласке один из сторонников “Новороссии” журналист Александр Чаленко.

Анна Сергиенко рассказывала в том нашумевшем интервью: “Меня и моего мужа продержали в, мягко говоря, собачьей конуре 1,5 на 1,5 м, они называли ее “стакан”, в темноте и холоде. Это бетонная постройка с металлической дверью и крышей (склад). Отобрали имущество и документы. <…> В плену нас продержали 75 дней и держали бы и дальше, если бы муж не сбежал. Поэтому я точно утверждаю, что держали казаки <…> видела их расположение.

Держали шесть-семь дней на улице Майской, а после — 68—69 дней на стройке метро, в Буденновском районе Донецка. Я и до этого знала, что такое голод, там я еще узнала, что такое жажда и как терпеть до последнего в туалет. Рядом с лавкой стояло ведро, его нечасто забирали. После очень болел живот, у меня был цистит, перенесла пневмонию <…> хотя когда “горела”, мне было легче, казалось, что смогу уснуть и не проснуться, вернее, проснуться в другом месте. А темнота <…> она же давит. Одиночество <…> один на один со своими мыслями.

Я много плакала, просила пощады, не понимаю, за что мне такое испытание.

Они были глухи к просьбам сообщить родным о моем и Витином нахождении, позвонить не давали. Мне говорили, что меня не ищут, а родные погибли, наверное, еще один вид пытки”.

После бегства мужа и огласки Анну 12 февраля 2015 года вывезли с мешком на голове в посадку и выпустили. Уже тогда она жаловалась, что из всех ее похитителей полиция ДНР арестовала только одного Анатолия Якубенко.

Возможно, за ним тянулся самый кровавый след, и его решили наказать по всей строгости суровых законов ДНР. Суд над Якубенко начался еще в октябре, но как-то не попадал на страницы республиканских СМИ. Тема о насилии, мародерстве, захватах заложников не самая удобная.

Отсюда и шок от нынешнего заявления. Хотя смертная казнь в ДНР не в новинку.

Бывший комендант одного из городов ДНР рассказал “Газете.Ru”, что, по его подсчетам, только за восемь месяцев активных боевых действий в 2014 году в республике было приведено в исполнение без суда около 100—150 смертных приговоров.

“Конечное решение и ответственность лежат на командире или коменданте города, который может быть гражданским. Лично мне как коменданту приносили около 20 подобных бумаг на подпись, но я не подписал ни одну. Неправильно это — на преступление отвечать преступлением. Хотя тех, на кого приносили бумаги, ловили с поличным. Это мародеры, насильники, убийцы и прочие”, — рассказал “Газете.Ru” собеседник.

Славянск был первым городом ДНР, где появилась информация о применении расстрелов — против мародеров. Соответствующие приказы местного командования были громкими, поскольку опирались не на УК УССР от 1961 года, а на Указ Совета народных комиссаров СССР, датированный июнем 1941 года.

Но все это было раньше, до возникновения судов и полиции. Сейчас в ДНР выстроенная система правоохранительных органов с полным штатным расписанием.

Корреспонденту “Газеты.Ru”, к примеру, приходилось общаться с возвращающимся на работу в полицию экспертом-криминалистом, специалистом по дактилоскопии. И эта система смогла расследовать и довести до суда дело казака Анатолия Якубенко. Которое почти через девять месяцев после разгрома донецкого казачества уже совсем не выглядит политическим и резонансным.

Один из собеседников в ДНР говорит, что Якубенко не единственный кандидат на расстрел. “Там, в СИЗО, своей пули дожидается целая группа людей, за которыми множественные убийства гражданских лиц. Убивали коммерсантов и проституток. Последних — в рамках “крышевания” проституции, в том числе в саунах, в центре Донецка практически”, — рассказывает он.

Профессор МГИМО Валерий Соловей говорит, что смертные приговоры по суду вписываются в логику строительства в Донбассе “авторитарных полицейских режимов”: “Типологически напоминает наведение порядка Советами после вакханалии и буйства революции и Гражданской войны. Правда, выглядеть для всего мира это будет крайне скверно”.

Любопытно, что внутри ДНР некоторые также критически отнеслись к приговору. Так, донецкий политолог Роман Манекин возражает против возвращения нормы о смертной казни в уголовное законодательство ДНР. Он назвал применение нормы УК УССР 1961 года в условиях 2016 года очевидным архаизмом.

А бывший председатель парламента ДНР, основатель движения “Донецкая республика” Андрей Пургин назвал решение судей политической ошибкой, играющей на руку украинской прессе, “которая пытается подать нас как царство беззакония, как Мордор, как государство 1937 года, где тысячи недовольных сидят по подвалам, их всех мучают”. Впрочем, сам Пургин оговаривается, что в отрыве от политического контекста ДНР смертные приговоры поддерживает. Открытая критика Пургина в адрес властей республики также может быть связана с его недовольством, поскольку его изгнали с поста спикера парламента в прошлом году в результате конфликта с Денисом Пушилиным.

Впрочем, для казака-бандита Якубенко еще не все потеряно. “Смертный приговор в настоящее время не приведен в исполнение, в отношении него расследуется еще несколько уголовных дел. Кроме того, глава ДНР может принять решение о помиловании”, — сказала по этому поводу бывшая судья Апелляционного суда Донецкой области, а ныне и.о. председателя военного трибунала ДНР Людмила Стратейчук.

Вполне могут и помиловать. Гуманность тоже была не чужда УК УССР от 1961 года.

Дмитрий КИРИЛЛОВ, Владимир ДЕРГАЧЕВ