Меркантилізм проти лібералізму

История экономики по большей части — это история противостояния двух противоположных научных школ: либерализма и меркантилизма.

Экономический либерализм, который делает упор на частное предпринимательство и свободные рынки, стал доминирующей доктриной.

Однако его интеллектуальная победа скрыла от нас очарование и успех меркантилистских практик.

На самом деле меркантилизм живет и процветает, и его противостояние с либерализмом может стать весомым фактором для формирования будущего мировой экономики.

Термин “меркантилизм” произошел от итальянского mercante — торговец. Это система доктрин, которую выдвигали авторы трактатов 15-18 веков.

Они обосновывали необходимость активного вмешательства государства в бизнес, в основном в форме протекционизма — установления высоких импортных пошлин, выдачи субсидий национальным производителям.

Сегодня от меркантилизма отказываются из-за архаичных и явно ошибочных суждений относительно экономической политики.

Действительно, меркантилисты зачастую защищали некоторые очень устаревшие идеи. Главным среди них стало мнение, что центром управления национальной политикой должно быть накопление драгоценных металлов — серебра и золота.

Трактат Адама Смита от 1776 года “Богатство народов” опроверг многие из этих идей. В частности, Смит показал, что деньги не обязательно должны быть связаны с понятием “богатство”.

По его словам, “богатство страны состоит не только из золота и серебра, но также из ее земель, домов и предметов потребления всякого рода”.

Однако еще более правильно судить о меркантилизме как об ином способе организации отношений между государством и экономикой. Сегодня у этой точки зрения не меньше значимости, чем было в XVIII веке.

Теоретики меркантилизма вроде Томаса Манна на самом деле защищали капитализм. Они просто выдвинули модель, отличную от либерализма.

Либеральная модель рассматривает государство с точки зрения его грабительских методов, а частный сектор — с точки зрения экономической деятельности, не связанной с созданием материальных ценностей.

Таким образом, она предполагает строгое разграничение государства и частного бизнеса. Меркантилизм, наоборот, предлагает корпоративистский подход, при котором государство и частный бизнес являются союзниками и сотрудничают для достижения общих целей: экономический рост или мощь государства.

Когда эта модель работает, что часто наблюдается в Азии, тогда “сотрудничество государства и бизнеса”, которое она несет с собой, получает похвальные отзывы.

Отстающие экономики не могли не заметить, что меркантилизм может быть их другом. Даже в Великобритании классический либерализм появился только в середине 19 века, то есть после того как страна стала крупнейшей мировой промышленной державой.

Еще одно различие между двумя моделями лежит в вопросе привилегий: должны ли они быть для потребителей или производителей.

Для либералов потребители — короли. Одной из целей экономической политики является рост их потребительского потенциала, который требует обеспечения беспрепятственного доступа к наиболее дешевым товарам и услугам.

Меркантилисты, наоборот, делают ударение на производственном аспекте экономики. Они считают, что для стабильности экономики необходима стабильная система производства. При этом потребление должно поддерживаться высоким уровнем занятости населения при адекватной заработной плате.

Эти различные модели имеют предсказуемые последствия для международной экономической политики. Логика либерального подхода заключается в том, что корень экономических выгод от торговли лежит в импорте: чем импорт дешевле, тем лучше, даже если в результате получается дефицит торгового баланса.

Меркантилисты рассматривают торговлю в качестве средства поддержки национального производства и занятости и предпочитают стимулировать экспорт.

Китай — ведущий последователь меркантилизма, хотя китайские лидеры никогда не признают этого: слишком много осуждения придается данному термину.

Экономическое чудо Китая во многом является результатом активистского правительства, которое поддерживает, стимулирует и субсидирует производителей промышленной продукции — и национальных, и иностранных.

Хотя Китай отказался от многих из его экспортных субсидий в качестве условия членства во Всемирной торговой организации, к которой он присоединился в 2001 году, меркантилистские системы поддержки по-прежнему работают.

В частности, правительство регулирует курс валюты для поддержания прибыльности производителей. В результате наблюдается ощутимый профицит торгового баланса, который недавно немного снизился, но в основном — из-за замедления экономического роста.

Кроме того, ориентированные на экспорт компании пользуются преимуществами налоговых льгот. С точки зрения либерализма эти экспортные субсидии обедняют китайских потребителей, принося пользу потребителям в остальном мире.

Недавнее исследование, проведенное экономистами Фарбиче Де Февера и Алехандро Риано из Университета Ноттингема, свидетельствует, что в Китае “потери” составляют около 3% от дохода в Китае, а выгоды в остальном мире достигают 1% от мирового дохода.

Однако с точки зрения меркантилизма это просто затраты на создание современной экономики и условий для долгосрочного процветания.

Пример экспортных субсидий показывает, что две модели могут успешно сосуществовать в мировой экономике. Либералы должны быть счастливы от того, что их потребление субсидируется меркантилистами.

На самом деле, это история последних шести десятилетий: многие азиатские страны смогли добиться экономического роста не по дням, а по часам, применяя различные варианты меркантилизма.

Правительства богатых стран, по большей части, смотрели в другую сторону, в то время как Япония, Южная Корея, Тайвань и Китай защищали свои внутренние рынки, присваивали “интеллектуальную собственность”, субсидировали своих производителей и регулировали курсы своих валют.

Сейчас мы пришли к завершению этого счастливого сосуществования.

Либеральная модель оказалась серьезно запятнана в связи с ростом неравенства и бедственным положением среднего класса на Западе вместе с финансовым кризисом, порожденным децентрализацией. Среднесрочные перспективы роста американской и европейской экономик варьируются от умеренных до мрачных.

Безработица остается основной головной болью политиков. Вероятно, меркантилистское давление в развитых странах усилится.

В результате, в новых экономических условиях будет больше противодействия, чем приспособления между странами, проводящими либеральную и меркантилистскую политики. Также могут возродиться давно утихнувшие дебаты о типе капитализма, который гарантирует наибольшее процветание.

Дені РОДРІК, професор Гарвардського університету