Крымскими тропами?

“Они исключили нас из своего общества, — а мы создали свое, более прочное. И оно функционирует” — говорит один из героев известного фильма “13 район. Ультиматум”. 

Фильма, который местами невероятно напоминает то, во что превратилась сегодня территория под названием “ДНР”. Зона, где полевых командиров сжигают “шмелем”, днем могут выстрелить в здание из гранатомета, бесправие перед черными номерами “ДК” — и редкие автоматные очереди уже во время комендантского часа. Прибавьте сюда крупный калибр и блокпосты — и вы получите украинский вариант фильма Пьера Мореля, с эпиграфом “Добро пожаловать в ад”. Однако важно другое: как и в кинокартине, большинству в ОРДЛО нравится, что их все дальше уносит от официального центра страны.

На 17-й год многие патриоты в оккупации возлагали большие надежды в части решения вопроса с ОРДЛО. После заявлений Турчинова о “переломном 17-м” и Авдеевки казалось, что наша власть, наконец, проявила жесткость позиции и не только больше не отдаст ни метра украинской земли, но и собирается вернуть то, что уже отняли. Где именно ожидали спасительный “перелом” — на полях или в Минске — сложно сказать. Но его ждали. Безосновательные надежды всегда берут верх над основательным тупиком. Но вот проходит чуть более месяца — и все разворачивается в обратную сторону. Кроме так называемой “интеграции ЛДНР” в пространство РФ, о которой сейчас не говорит только ленивый, очертилась еще одна тема этой войны — юридическое определение того, с чем же мы имеем здесь дело. 

Парадоксальность позиции украинской стороны не может не вызывать удивления. Оставим в стороне то, что важность юридического определения неконтролируемых территорий стала проясняться лишь на 4-й год войны. Однако национальная мысль блуждает от категории “оккупанты” — до “террористов”, “гибридных войск” и “эффективного контроля”. Разумеется, каждый “эксперт” в украинском сегменте Facebook ответит, что нет в ОРДЛО никаких террористов, а есть оккупанты, о чем, к слову, говорят и участники “гражданской” блокады, требуя принять в парламенте соответствующий законопроект. Кажется, в этих вопросах национальная истерия дошла уже до каких-то пределов, когда приходится слышать “каждое сказанное слово по Vodafone — это пуля в наших солдат. Не пользуйся продукцией оккупанта”! Чем кровь от угля краснее крови от украинского сыра — остается не ясно. Блокада (ее официальный вариант) — тактический шаг, который без полноценной стратегии — такая же ошибка, как и отсутствие этой стратегии. Нельзя начинать блокаду лишь потому, что там стоит Гришин (Иванов, Петренко), — и продолжать ссылаться на “Минск”. 

Впрочем, все это лирика. Есть и более предметный вопрос: если Россия — страна-оккупант, то почему наша официальная дипломатия всеми усилиями в Гааге ведет риторику о терроризме? Ответ очевиден: потому что — АТО. Но о какой блокаде тогда мы ведем речь? Почему для соцвыплат требуют справки, об отмене которых уже прямо говорит нам ООН? Киев заявляет, что не может гарантировать соблюдение прав человека в ОРДЛО, параллельно соглашаясь, что делать это обязан; общество требует “оккупантов”; президент под давлением соглашается на блокаду, пока его дипломаты доказывают “терроризм”. Мы не можем ответить на элементарные вопросы, касающиеся важнейшего события новейшей истории нашей страны, — где-то здесь и берет начало тот хаос, когда нужно купить 10 справок, чтобы получить украинскую пенсию, живя в “ДНР”.

Впрочем, юридический хаос перекрывается в ОРДЛО хаосом реальным. Тема “многоуровневой интеграции”, о которой тут сейчас модно говорить и которая стартовала после блокады и признания “паспортов”, снова развернула умы местных к формуле “Россия нас не бросит!”. Это, пожалуй, главный негативный фактор: в нашей стране постоянно включается калькулятор — и вся рефлексия умещается в товарный вагон. Всем наплевать, что скажет о государстве тысяча человек, которые, прожив 3 года под “эффективным контролем”, лишились работы и которым стыдно наутро смотреть в глаза голодной семье. “Переезжайте, бросайте дома, школы, ВУЗы” — предлагает Украина. Неизвестность без сроков и дат. “Ждите. Все скоро будет. Украина окончательно отказалась от вас” — говорят в “ДНР”.

Каждому известно, чем больше прилагаешь усилий, чтобы выбраться из болота, тем сильнее в нем утопаешь. “ДНР” часто сравнивают с болотом, но мало кто замечает, что увязнуть в нем помогает именно украинская власть. В итоге любые проблемы, которые Киев пытается создать “ЛДНР”, оборачиваются лишь большей интеграцией местных в систему. Да, какое-то время все чаще машешь руками и хаотично глотаешь воздух, пытаясь понять, что же делать после блокады, пропавшей работы, суток на блокпостах. Но затем привыкаешь. Комендантский час уже не смущает, взорванный лифт наталкивается на мысль “Да я три года уже так живу”. Проблема стала привычкой, привычка становится нормой, в которой гетто — твой родной дом. 

Если всмотреться в социоэкономическую реальность — выяснится, что в “ДНР” еще нужно поискать, что не интегрировано в пространство РФ. И что означает интеграция в понимании местных? И чего хочет здесь большинство?

Надо сказать, местный житель — непритязателен. Потребности большинства ограничиваются тем полем зрения, которое дает им повседневная жизнь. Самой “удачливой” в этом отношении является категория местных пенсионеров: в большинстве своем, эти люди получают как украинскую, так и российскую (”республиканскую”) пенсии, а до недавнего времени — и пакеты с гуманитарной помощью. Телевизор и 50 лет советской жизни уже давно убедили их, что с той стороны — фашисты, которых они не добили во Второй мировой. Это, однако, не мешает бабушкам вежливо улыбаться украинским военным во время тура за пенсией или отечественной колбасой. Хроническое недовольство за эти три года выражалось лишь в том, что украинская пенсия — выше, а Захарченко “грабит народ”. Но вот курс гривны к рублю стал 1:2 — и разница в пенсиях почти нивелировалась. В 2017-м эта часть населения чувствует себя в “ДНР” абсолютно комфортно, за исключением тех, кто по причине болезни не может выехать за украинской пенсией, и вынужден жить лишь на одну. Но даже в этом случае разница цен в ОРДЛО и на подконтрольной территории отчасти перекрывается дешевыми тарифами — получается своеобразный баланс.

Здесь есть российский рубль, здесь есть российские выплаты, здесь есть российская модель власти — с “дешевой колбасой” (тарифы) и “подвалами”. Часть законов — слепок с РФ. Здесь российская армия и спецслужбы. Здесь преподают российскую историю и взгляд на действительность. Здесь даже география заканчивается Донецкой областью. А мы все ухмыляемся, что “их никуда не возьмут”. Что ж, вероятнее всего. 

России действительно не нужен де-юре в ее составе обрубок территории, влекущий за собой “освобождение Мариуполя” и большую войну. Да и санкции в этом случае будут совершенно иные. Вопрос в другом: может ли быть национальной стратегией максима “як не з'їм, то понадкушую”? Что выигрываем мы от сарказма над “республиканскими” паспортами, когда успокаиваем себя, что “загран-то они уж точно по ним не получат”? И это при том, что многие из местных даже за пределы Донецкой области не выезжали всю свою жизнь. 

Еще один слой социальной реальности — местная молодежь — уже давно мимикрировала в “республиканский” окрас: интеграция и здесь никому не грозит. Часть местных ушла в “ополчение”. Впрочем, стабильный приток в ряды боевиков наблюдался где-то до конца 2015-го. В последний же год “комиссариаты ДНР” только то и делали, что призывали через громкую связь в троллейбусах новых рекрутов — чем и продолжают заниматься по сей день. Но желающих почти нет. Как верно отметил один из бывших боевиков еще в конце 16-го: “Кто хотел — тот воюет”. Остальные идут в “ополчение” лишь в крайнем случае, когда вариантов больше нет. Тем не менее, эта ниша местных реалий всегда открыта и является своеобразной гарантией прожиточного минимума в виде зарплаты в 15 тысяч рублей.

Не слишком переживают о дипломах “республиканского” образца студенты и школьники. Некоторые (на удивление) в оккупации занимаются по скайпу с преподавателями ДонНУ в Виннице, готовясь к сдаче украинского ВНО. О них тоже нельзя забывать. Но большая часть после окончания ВУЗов собирается работать в “республике”. Те же, кто хочет серьезного будущего и перспектив (напр., выпускники мед. университета), — переезжают в Россию с частью ВУЗов которой у “ДНР” заключены соглашения. И дипломы “республиканского” образца в них принимали задолго до истории о паспортах. Впрочем, это не было государственной практикой и существовало лишь на уровне частных договоренностей. Теперь же путь в Россию открыт всем.

Что касается самих паспортов, то здесь интеграционная составляющая действительно есть. Во-первых, признание паспортов “ЛДНР” на уровне украинских разрешило проблему тех боевиков из числа местных, кто не смог вклеить фото в украинский паспорт в 25 лет. Из-за чего паспорт этот был недействителен. Ввиду того, что на подконтрольной части Украины эти люди и не собирались показываться, все их внимание было обращено на РФ. Куда, однако, они так же не могли выехать с недействительными документами. Даже если кто увольнялся из рядов НВФ и “прорывался” в Россию на заработки — заработки быстро заканчивались, едва речь заходила о документах. Теперь все эти люди получили “республиканские” паспорта. Признав паспорта “ЛДНР” на уровне украинских, Россия тем самым интегрировала боевиков в свое общество, предоставив им своеобразный запасной парашют.

Путевку в РФ получили и те, кому лишь предстояло оформить украинский паспорт: большая часть молодежи теперь хвастается “республиканской” бумажкой вместо украинских цветов. Стоит ли говорить, что с Украиной это поколение не будет связано даже де-юре? Сервисное обслуживание в российских банках лишь зацементировало этот процесс. Да, паспорта “ЛДНР” не дают никаких преимуществ перед украинскими, но если учесть спрос на них среди местных — можно получить реальную социологию, как здесь “ждут” украинскую власть.

Единственным мостом между ОРДЛО и Киевом оставалась промышленность: тысячи людей все еще получали украинские гривны и поставляли продукцию “на материк”. Но вот и это обрубили — или сожгли, если уж это был мост. Снова тысячи местных стоят перед выбором: оставаться в “ЛДНР” или начать новую жизнь. И что-то подсказывает — новую жизнь начнут единицы, решив, что наша страна окончательно от них отказалась, — в чем их обязательно тут убедят. Несмотря на все сложности, “ДНР” действительно начала искать рынки сбыта и поставки сырья в России. И РФ (с большой пробуксовкой и венком для части местной промышленности) способна закрыть и этот последний “интеграционный” вопрос.

Раз в году вспоминают о Крыме. Это, мол, наше — не мы, так дети (а может правнуки?) землю вернут. 

За блокадой, Гаагой, парламентским хаосом и войной олигархов остается назначить, когда вспоминать о Донбассе, — сотрясая ботинком или компьютерной мышкой в Facebook.

Станислав ВАСИН