Крайний год

На войне о войне говорят куда реже, чем это принято считать в тылу. Люди в форме буднично называют войну работой, и “производственные вопросы” обсуждают по мере возникновения “производственной необходимости”. 

Войну, как правило, называют по имени, когда в очередной раз задают ритуальный вопрос — “Как думаешь, когда она закончится?” В разное время слышал его от снайперов в Троицком, добробатовцев в Водяном, танкистов в Марьинке, десантников под Новгородским, “спецов” в Счастье, артразведчиков возле Зайцево. Возможная дата крайнего (военные суеверно избегают слова “последний”) дня войны интересует кадровых, “контрачей” и мобилизованных; считающих дни до дембеля и живущих вечным ожиданием приказа о наступлении; резких критиков власти и сдержанных ее защитников; мечтающих закончить свой боевой путь в Донецке и призывающих “отделить их на хрен и не мучиться”. Попадались люди, уверенные, что знают рецепт победы и (или) формулу установления мира. Но чаще доводилось слышать хмурое — “Эта хрень, походу, надолго”. Которое почти всегда спешно дополнялось бодрым — “Но есть чуйка, что в ближайшее время что-то поменяется!”. В реакции человека с “большой земли” обитатель окопа жадно ищет подтверждение своей “чуйке”, надеясь найти в словах собеседника знания, наполняющие интуитивное “что-то” практическим смыслом. 

Во время таких разговоров всегда испытываешь чувство неловкости. Ибо добавочные знания (черпаемые из бесед с теми, кто имеет непосредственное отношение к попыткам развязать “донбасский узел”) не столько приближают к ответам, сколько множат количество вопросов. 

Ситуация на переговорном фронте (как на минском, так и на женевском направлении) во многом напоминает ситуацию на линии размежевания — бои местного значения, перестрелки разной степени интенсивности, разведки боем, диверсии. Война на истощение. 

“Без особых изменений. Русские настаивают на одном. Мы отстаиваем свое. Пока без особых достижений. И без особых потерь”. Примерно такими (практически одними и теми же) словами охарактеризовали итоги последней встречи в белорусской столице несколько украинских политиков, участвующих в переговорах об урегулировании конфликта. 

Правда, появились нюансы. С июля лексикон переговорщиков обогатился идиомой “дорожная карта Минского процесса”. В широкое обращение ее ввел Петр Порошенко, в июле заявивший, что начал обсуждение положений будущей “карты” с лидерами Германии и Франции. Предполагается, что этот документ станет механизмом запуска минских соглашений, в невыполнении которых стороны устало обвиняют друг друга с момента подписания. 

Любопытно, что впервые словосочетание “дорожная карта” применительно к минским соглашениям (МС) прозвучало как раз… из уст представителей России. Источники, вовлеченные в процесс, утверждают, что еще как минимум пару месяцев тому переговорщики от РФ и на “минской”, и на “женевской” площадках предложили разработать новый — детальный, поэтапный и жестко привязанный к датам — план урегулирования конфликта в Донбассе. Чтобы избежать ставших преградой разночтений, вызванных тем, что Киев и Москва толковали смысл минских соглашений по-разному и постоянно спорили по поводу последовательности выполнения пунктов договоренностей. 

Украинская сторона, насколько известно, кремлевскую инициативу изначально восприняла в штыки. Резонно утверждая, что “Комплекс мер по выполнению Минских соглашений”, утвержденный в феврале 2015-го, по сути и является дорожной картой исполнения договоренностей. И выписывать “дорожную карту к дорожной карте” — несколько странно. 

Но прошло некоторое время, и позиция Киева изменилась. Наблюдатели связывают подобную корректировку, в первую очередь, с давлением со стороны Парижа и, особенно, Берлина, где не скрывают раздражения по поводу невыполнения “минского пакта”. Меркель и Олланда интересует любой способ разморозки процесса, и украинским политическим картографам пришлось взяться за работу. 

С высокой степенью можно утверждать, что отечественной “дорожной карты” как целостного документа нет. Есть концепт, суть которого, по большому счету, сводится к трем положениям. Первое: реализация ни одного из пунктов МС невозможна без неукоснительного исполнения ключевого требования — установления стабильного режима безопасности. Вначале — полное прекращение огня и боевых действий, отвод войск и вооружений затем — все остальное. Второе: принятие закона о выборах в ОРДЛО возможно только после развертывания международной полицейской миссии. Третье: выборы в ОРДЛО возможны только после разоружения незаконных формирований, к которым Киев обоснованно относит так называемые первый и второй “армейские корпуса”. Москва такую постановку вопроса, разумеется, категорически не приемлет. В Берлине и Париже от киевских инициатив так же не в восторге, но и категорического неприятия предложений пока не выразили. Отчасти потому, что Меркель и Олланду сейчас немного не до нас — у них свои войны, свои “двухсотые” и “трехсотые”. 

Параллельно, в рамках женевского формата, продолжается утряска концепции проекта закона о выборах в ОРДЛО. Люди, причастные к созданию этого документа, упорно называют сей документ именно концепцией, а не законопроектом. Чтобы раньше времени не дразнить депутатский корпус и не подставлять президента, — то есть тех, кто по Конституции обладает правом законодательной инициативы. Над правилами проведения выборов на мятежных территориях давно и упорно трудится группа отечественных экспертов во главе с Русланом Князевичем при активном участии иностранных спецов, в первую очередь, немецких. Промежуточным итогом их работы, насколько известно, остались не вполне довольны и в Киеве, и в Берлине, и в Москве. Концепт усиленно апгрейдят и планируют выйти на результат к сентябрю. Впишутся ли разработчики в рамки очередного дедлайна — вопрос; сроки выдачи проекта “на-гора” переносятся уже не в первый раз.

Москву, как утверждают источники, официально в детали этой работы не посвящают, но в Кремле о них прекрасно осведомлены. Возможно потому, что (по нашим сведениями) вовлеченные в процесс немецкие эксперты периодически наведываются в первопрестольную. И явно не для того, чтобы любоваться достопримечательностями Белокаменной. 

Чем бы ни завершились усилия разработчиков, ожидается, что окончательный вариант Москву все равно не устроит — у нее есть своя версия закона о выборах в ОРДЛО, в свою очередь, категорически не устраивающая Киев. План действий украинской стороны заключается в том, чтобы разработать проект, не вызывающий возражений у Вашингтона, Берлина и Парижа, согласованный с ОБСЕ и “освященный” Советом Европы. В этом случае его можно будет именовать согласованным. А это способно снизить накал критики части депутатского корпуса. И отчасти защитить от лишних “наездов” Москвы, требующей (ссылаясь на Минские соглашения) согласовывать текст проекта не с Берлином и Брюсселем, а с Донецком и Луганском. 

Нюансы будущего закона о выборах в ОРДЛО, по нашей информации, были одной из тем общения в “женевском формате”. И, возможно, стали причиной того, что оживившийся было процесс поиска точек соприкосновения снова затормозился. Берлин и Париж призывают Киев и Москву ко взаимным уступкам, но у РФ и Украины различные представления о границах компромисса. 

Россия свой взгляд на выборы в ОРДЛО отчасти отразила в собственной “дорожной карте” (ДК), подаваемой как совместный продукт Москвы, Донецка и Луганска. Концепцию украинской ДК Кремль считает неприемлемой, воспринимая ее как попытку переписать минские соглашения. 

Российская ДК (на которой Москва упорно настаивает) выглядит как акт о капитуляции Украины. В первом пункте этого замечательного документа содержится требование о прекращении АТО и полном снятии экономической блокады с ОРДЛО. Соответствующие президентские указы должны появиться не позднее, чем за месяц до решения о дате проведения выборов в “отдельных районах”. Далее следуют: 

— требование о полномасштабной и безоговорочной амнистии; 

— “введение в действие в полном объеме на постоянной основе Закона об особом статусе Донбасса”, в котором должны отсутствовать любые временные ограничения; 

— закрепление “статуса” в Конституции. 

Более того: авторы российской ДК настаивают на том, чтобы предварительно одобренный Радой проект конституционных изменений (касающихся децентрализации и “особенностей самоуправления в ОРДЛО) подвергся корректировке. Из переходных положений проекта должны быть изъяты нормы о временном характере “особенностей”. Подобный апгрейд противоречит Конституции. Но московские “правоведы” предложили выход: украинский Конституционный суд должен разрешить подобное деяние, а Верховная Рада после этого призвана внести соответствующие поправки в свой Регламент. Конституционные правки, увековечивающие “особый статус” ОРДЛО, должны, по требованию Москвы, вступить в силу до обнародования “закона о проведении первых местных выборов в отдельных районах Донецкой и Луганской областей”. 

Дальше — больше. Выборы в ОРДЛО должны пройти на мажоритарной основе. Лицо, не проживавшее в “днр” и “лнр” последний год, не вправе выдвигать свою кандидатуру. Полномочия избранных органов не могут быть досрочно прекращены в течение 4 лет. Избиркомы на выборах сформируют местные. Киеву “разрешат” делегировать в комиссии по одному представителю, но без права занимать должности председателя либо секретаря. Неблагонадежные, с точки зрения местной “власти”, украинские СМИ не могут быть допущены к освещению кампании. Обеспечение безопасности, а также “защиту прав и свобод” предложено возложить на местные “суды, органы прокуратуры и народной милиции”. “Закон об особом статусе” со дня проведения выборов функционирует “в полном объеме”, после проведения выборов — “на постоянной основе”. Есть в кремлевской ДК и другие, чуть менее издевательские требования, но для осознания “глубины” документа, хватит и этого. 

Вот такая карта. Откровенно крапленая. Но Москву это нимало не смущает. В ходе последних минских переговоров Киеву было опять предложено это подписать. 

Киев прогнозировано отказался. Москва прогнозировано развела руками. Война на истощение продолжается не только на фронте. 

Украина продолжает петлять. Россия продолжает ставить капканы. 

Каждый думает, что время работает на него. Однако многие украинские эксперты считают, что обстановка для Киева становится все более неблагоприятной. 

Во-первых, отмена европейских санкций (как минимум частичная) в отношении России в конце этого года становится все более реальной. Ведущие западные политики уже не стесняются говорить об этом вслух. Причем, как на днях объяснил один иностранный дипломат, независимо от степени реализации “минских соглашений”. “Будет прогресс в минском процессе — появится причина. Не будет — появится повод. Санкции “привязаны” к “Минску”. Его предписания не исполняют и в Киеве, и в Москве. Но вы — формальная сторона конфликта, а Россия — нет. Все знаю, что это не так. Но слишком многие хотят возобновления торговли с РФ. Требующих снятия ограничений становиться все больше, а их голоса — все громче”. “Усталость от Украины”, недовольство темпами и качеством преобразований в нашей стране; грядущие выгоды от возобновления экономических контактов с РФ; роль Москвы в событиях на Ближнем Востоке; необходимость заниматься собственными более насущными проблемами; активная “работа” Кремля с политиками, дипломатами и бизнесменами европейских стран, масштабная пропагандистская кампания за рубежом; опасения расколоть НАТО из-за более жесткой конфронтации с Москвой (усиленные нокдауном, в котором очутился ЕС после демарша Лондона); наконец, грядущие выборы в США, Германии и Франции, — вот комплекс причин, которые вынуждают ведущие государства быть менее чуткими к нашим бедам и более снисходительными к резкому изменению принципов мироустройства.  

Во-вторых, в Москве небезосновательно полагают, что на смену и так не слишком “проукраинским” (с нашей точки зрения) Обаме, Меркель и Олланду вполне могут прийти куда более “пророссийские” Трамп, Штайнмайер и Саркози, дружно порадовавшие на днях милыми слуху Кремля заявлениями. И даже если возможной резкой смены лиц и политики потом не случится, сейчас власти этих стран будут всячески избегать резких движений, способных навредить их политическим силам. Именно поэтому Москва столь безнаказанно позволяет себе не только провоцировать натовских военных, но и так же безнаказанно наращивать группировки на наших границах и насыщать вооружением ОРДЛО. Возможно, подобная активность военных РФ — способ давления на Запад и на Киев, попытка сделать визави более сговорчивыми самой угрозой применения силы. Но возможно и применение силы. Как минимум, локальное. Как в Иловайске и Дебальцево, после чего Порошенко согласился на условия Минска-1 и Минска-2. Тем более что для Москвы, увы, не секрет, какие проблемы сегодня испытывают ВСУ с количеством и качеством личного состава в зоне АТО. В условиях, когда мобилизация заморожена, а план по контракту выполняется только в тылу, противостоять серьезному удару будет непросто. Даже с учетом накопленного боевого опыта и частичного восполнения прошлых потерь в боевой технике. В начале осени, когда начнется очередная волна демобилизации, могут наступить особо тревожные времена.  

Говорил вчера с искушенным, информированным политиком. Пытался отыскать в его словах подтверждение (опровержение) своим “чуйкам”. Не стараясь получить ответ на вопрос “Когда закончится эта война?”. Понимая, что она, похоже, надолго. Собеседник покачал головой: “До конца года нам нужно точно определиться с окончательной стратегией поведения и детальной тактикой действий. С учетом самых неблагоприятных обстоятельств. У нас осталось четыре-пять месяцев на четкую формулировку планов А, В и С, отработку возможных сценариев и подготовку к каждому из них. Мне хочется верить, что президент это понимает. Хочется думать, что он знает то, чего не знаю я. И что работа ведется, просто я об этом не знаю. Хотя должен был бы знать, если бы велась… Мы должны быть готовы к тому, что останемся в этой войне, по сути, один на один с Россией. Сейчас идет странная война. Военных и дипломатов. Но не хотелось бы получить странный мир, который нас похоронит. По-моему, 2016-й — последний год, выделенный нам для передышки…”

“Не последний, а крайний”, — мысленно поправил я его. Отчасти из суеверия. Отчасти — из-за веры в разумное.  

Сергей РАХМАНИН