Конфликт не с Украиной, а с Западом

Всем, кто следил за развитием событий, известно, что начало аннексии Крыма не было связано с угрозой жителям полуострова. Это дает основание некоторым обозревателям сравнивать происходящее с аншлюсом Германией Судетской области в 1938 г. Во всяком случае, так же, как в случае с Судетами, аннексия Крыма имеет отношение в большей степени к мировым политическим балансам, нежели является отражением конфликта России с Украиной.

Ввод российского контингента в Крым — очередной эпизод противостояния Владимира Путина с концертом западных держав. Ответ на поражение в Киеве, где, по мнению Путина, Запад сначала оказал давление на украинскую элиту и Виктора Януковича, уговорив не применять оружие против майдана, а затем не обеспечил данных Януковичу гарантий.

Вместе с тем аннексия Крыма — это крупнейший кризис европейской системы безопасности за последние десятилетия, подрывающий принцип признания границ, существовавших на момент крушения СССР, а также Будапештский договор 1994 г. В этом смысле аннексия является также ударом по всему режиму нераспространения ядерного оружия. Она демонстрирует, что ядерные державы больше не могут выступать объединенным гарантом для стран, сохраняющих безъядерный статус. Это не изменится уже даже в случае локализации конфликта в Крыму и возвращает ситуацию к временам холодной войны, подстегивая гонку вооружений во всем мире.

Путин не мог не сознавать этого. Поэтому главный выбор, сделанный им, — это выбор в пользу эскалации конфликта с Западом, вывод этого конфликта на принципиально новый уровень.

Шанс для Украины

Для Украины аннексия Крыма является неожиданным и важным шансом. Международное сообщество, напуганное российским вторжением и возможностью его распространения на восточные области, будет в гораздо большей степени готово оказать Украине ощутимую экономическую и организационно-политическую помощь. “План Маршалла для Украины” сегодня выглядит на порядок более реалистичным, чем три-четыре дня назад. Теперь он обретает черты геополитического проекта, каковым был и оригинальный план Маршалла. Осуществляя его, Запад будет вкладываться в собственную безопасность.

Путин дал Украине шанс. Чтобы воспользоваться им, украинским элитам надо принять одно принципиальное решение — что возвращение Крыма в украинское правовое поле не является главной задачей текущего момента и не является целью, которая должна быть достигнута “любой ценой”. А центральной задачей являются реформы и консолидация государства на их основе. Такое решение будет принять непросто, потому что крымская карта — привлекательный ресурс в предстоящей предвыборной борьбе.

Сепаратизм и националистическое возбуждение — мощнейшее средство политической мобилизации, позволяющей преодолеть внутренние расколы. В таком ключе крымская тема будет использоваться и Путиным. Но в российском случае мы будем иметь пример контрреформаторской консолидации. Как правило, к стагнации реформ приводит и выбор в пользу стратегии вооруженного противостояния сепаратизму. Потому что такой выбор с неизбежностью ведет к резкому повышению политического веса людей, умеющих держать в руках автомат, а гражданская повестка оказывается вторичной. Конфликт замораживает страну на многие годы в полувоенном состоянии.

Однако известны примеры консолидации с позитивными последствиями. Их мы могли видеть, в частности, на примере постсоветской истории некоторых балтийских стран, где наличие (даже гипотетической) внешней угрозы вело к ослаблению внутренних расколов и открывало возможность для ускоренного проведения реформ в целях форсированной евроинтеграции.

Вопрос цены

Для Путина Крым и широкомасштабный конфликт с Западом — это важный ресурс внутриполитической консолидации на фоне ухудшения экономической ситуации, галопирующей коррупции, политической разбалансированности и брожения в элитах.

Аннексия Крыма, с точки зрения Путина, решает стратегическую задачу укрепления политического режима внутри страны. Она, как предполагается, позволит добиться консолидации антизападного, “патриотического”, консервативного большинства, оправдать в глазах общества переход к полицейским и неототалитарным практикам контроля политической и общественной жизни, резко усилить контроль над элитами.

Действительно, во внутриполитической перспективе аннексия Крыма выглядит на первый взгляд очень заманчиво. Она (развивая в этом смысле успех Олимпиады) позволяет Путину снять с повестки дня те неприятные вопросы, которые ему все чаще адресуют граждане. Накапливающееся недовольство внутри страны и в элитах должно быть сполна покрыто “возвращением Крыма в состав России”. Как пишут некоторые обозреватели, внутри России это “определит политический образ Путина <...> на десятилетия вперед”.

И правда, война с Грузией в 2008 г. стала моментом невиданного взлета путинских рейтингов, удивительной консолидации разных общественных фракций и в известной степени помогла в острой фазе кризиса 2008-2009 гг. сфокусировать общественное недовольство на внешних причинах, сохранив доверие населения к Путину и его политической системе.

Однако аннексия Крыма окажется успешным внутриполитическим проектом только в том случае, если цена, заплаченная за это российским обществом, будет не слишком значительной. Как это и было в Грузии: та война так понравилась гражданам прежде всего тем, что абсолютно ничего им не стоила. Крым также нужен россиянам как трофей. Внутриполитический успех грузинской войны состоял в том, что она стала апофеозом череды лет, характеризовавшихся исключительными темпами роста экономического благополучия.

В случае Крыма ситуация принципиально иная. Экономические успехи остались в прошлом, начало выхода из программ количественного смягчения стимулирует отток средств с развивающихся рынков и повышает вероятность снижения цен на нефть. Сегодня более вероятно, что “возвращение Крыма” будет предложено россиянам не в “дополнение к”, а вместо экономических успехов.

Часть ответственности за ухудшение экономической ситуации удастся переложить на Запад, популяризируя конфронтацию с ним на внутриполитической арене. Но это пройдет лишь в том случае, если экономический ущерб будет умеренным. В противном случае агрессивность Путина будет рассматриваться как фактор дестабилизации, что лишь ускорит кристаллизацию недовольства им элит и населения. Как представляется, именно поэтому Путин оставляет дверь для переговоров с Западом открытой.

Стратегия торга

Открытость для торга проявляется в правовой неопределенности ситуации. О вводе российского контингента в Крым официально не объявлено, войска и военная техника действуют там без опознавательных знаков. Де-факто Крым под контролем российских войск, де-юре договоры не нарушены, а Крым лишь проявляет волю к самоопределению. Для понимания стратегии Путина (рассматривая ее как совершенно рациональную), кажется, имеет смысл изучать историю и приемы силового предпринимательства в России — опыт недружественных поглощений и другие тактики, построенные на комбинации экстралегальных силовых и легальных действий.

Не менее важен, впрочем, опыт грузинского конфликта. Напомним, российские войска в 2008 г., заняв территорию Южной Осетии и Абхазии, предприняли стремительный марш-бросок на Тбилиси. Совершенно не готовый к такому развитию событий Запад вынужден был срочно вступить в торг с Кремлем, чтобы предотвратить полномасштабную оккупацию. В качестве платы за отвод войск Запад не только де-факто признал российский протекторат над Южной Осетией и Абхазией, но и снял какие бы то ни было политические претензии к Путину по поводу вторжения. Что и было подтверждено предложенной вскоре Кремлю политикой “перезагрузки”.

Аналогичным образом сегодня в качестве предмета торга Западу может быть предложен уже не Крым, а дальнейшая эскалация конфликта в восточных регионах Украины по крымскому сценарию. А в качестве цены, как можно предположить, будет запрошено не только фактическое признание российского протектората над Крымом, но и ограничение ответной реакции Запада символическими шагами в политической сфере (вроде отмены “восьмерки”). Такие шаги не окажут влияния на внутреннюю стабильность в России, но будут использованы в качестве демонстрации российскому населению “враждебности” Запада и оправдания экономических неурядиц.

Путин, как обычно, играет на повышение ставок, так что возникает паническое ощущение, будто он готов сбросить фигуры с доски. Однако с его точки зрения, это управляемый конфликт. И когда он выражает вдруг готовность вернуться за стол переговоров, у противной стороны возникает ощущение, что ей удалось кое-чего добиться. В то время как Путину это позволяет продемонстрировать собственному населению и элитам, что игра на рисках — эффективная и выигрышная стратегия. Что “мы” можем показать “им” кузькину мать.

Разумеется, игра на повышение ставок — это что-то вроде пирамиды или кредитного плеча. Каждый новый тур повышает риски. Но пока это работает, мало кому удается остановиться. Тем более что остановка чревата крахом.

Кирилл РОГОВ