Коалиция конфликта

До событий 11 декабря на Манежной площади Россия начиналась за МКАД. Между Кремлем и страной — Москва, огромный гипермаркет товаров, услуг, должностей и бюджетов. Москва переваривала, абсорбировала непрерывный поток мигрантов своими стройками, рынками, пассажиропотоком, ЖКХ и прежде всего деньгами. Теперь, похоже, Россия начинается сразу за Боровицкими воротами, власть от народа отделена только зубчатой стеной и кремлевским полком.

Массовые протестные акции времен монетизации и Пикалево тушили деньгами. Сейчас это средство не подойдет. Для этнических и религиозных конфликтов деньги — как масло для огня.

Шантаж вместо подкупа

К концу 2010 г. сразу несколько процессов достигли точки кипения. Во-первых, бюджетные вливания в республики Северного Кавказа достигли почти 300 млрд руб. в год, что на фоне продолжающегося разрушения традиционного общества сделало миграцию сельского населения в города, и особенно в Москву, основной стратегией домохозяйств. Вообще, миграция в региональный центр, а затем в столицу — универсальная экономическая стратегия семей во всей стране, от Крайнего Севера до “крайнего” юга. Для финансирования миграции используется все — вплоть до материнских сертификатов, вторичный рынок которых постепенно складывается на бескрайних просторах нашей родины.

Во-вторых, из-за кризиса прекратился рост инвестиций в строительство и другие трудоемкие индустрии, а значит, снизилась способность мегаполисов перерабатывать мигрантов. На растущих рынках всем хватало места, а стагнация резко обострила конкуренцию. Не только футбольные фанаты и откровенные фашисты включились в противостояние. Среднее чиновничество, местные политики, малый бизнес и организованная преступность (те, кто особенно чувствует конкуренцию и давление со стороны этнического бизнеса) обратились к православию. Статистики пока нет, но есть целый набор человеческих историй вплоть до посвящения в сан и рукоположения предпринимателей и депутатов региональных парламентов или переформатирования криминальных команд в “казачьи станицы” с принятием соответствующей идеологии.

В-третьих, деньги, как поршень, выдавливают выходцев из кавказских республик в окружающие регионы. Особенно в Ставрополье, где сельскохозяйственные земли на севере и востоке края и объекты туристической инфраструктуры (в Кисловодске, например) переходят под контроль выходцев из Чечни, Дагестана, Карачаево-Черкесии, Ингушетии и Кабардино-Балкарии. В части сельскохозяйственных районов Ставрополья это происходит на фоне деградации русского населения. Иногда — в том же Кисловодске или станице Зеленокумской — русские считают, что вытеснение происходит под прикрытием (или при бездействии) силовых структур. Если к этому добавить стремительную исламизацию Северного Кавказа, громкие теракты и экстравагантное поведение лидера Чечни, который готов “танками и гаубицами” усмирять Манежную площадь, то “кавказофобия”, возникающая у русских и на Кавказе, и в Москве, и в других городах России, понятна: национализм становится идеологией экономической и политической конкуренции.

История с болельщиками “Спартака” и “Анжи” очень похожа на этнические конфликты в республиках Северного Кавказа, особенно тех, где есть титульный этнос и этнос “младший брат”. Пусковое событие, трудно отличимое от провокации, митинг, переходящий в массовую драку с применением огнестрельного оружия, вмешательство силовиков. Все это неизменно сопровождается физическими угрозами и расправами прямо или косвенно от лица власти с гражданскими активистами, журналистами, лидерами этнических общественных организаций.

Эта конструкция, похоже, успешно импортирована в Москву. Смогут или не смогут федеральная и московская власти купировать этот процесс — покажет время. Этнические и религиозные конфликты — прямой путь к тому, чтобы городское сообщество превратилось в несколько этнических, социальных, религиозных корпораций, в том числе и в корпорацию футбольных болельщиков, которые уже претендуют или будут претендовать на оплату лояльности. Характерный для Москвы подкуп меняется на характерный для Кавказа шантаж. Сто тысяч агрессивных россиян под кремлевской стеной — fundraising более убедительный, чем Сергей Михалков со своим манифестом и синематографом.

Коалиция конфликта

Коалиция разных “корпораций” — это не коалиция роста. Это коалиция конфликта. Бюрократия, силовики, незаконные вооруженные формирования, криминал — все втягиваются в рынок насилия. Так было в Дагестане, так было в Кабардино-Балкарии. Экстремизм и терроризм, к сожалению, один из основных политических институтов на Северном Кавказе. Как Солярис Станислава Лема, который материализовывал подсознание, рынок насилия материализует интересы, “все против, но все в доле” — вот универсальный принцип экстремизма и терроризма.

Реакция властей, силовиков и населения на события в Москве после убийства Егора Свиридова настораживает. Конфликт между кавказцами и футбольными болельщиками сразу попал в колоду инструментов президентской предвыборной кампании. Путин возложил цветы на могилу, Госсовет 27 декабря с демографии и материнства переориентировали на силовую и административную борьбу с мигрантами, а брутальность лексики дуумвирата обескураживает. Все это верные симптомы того, что московские улицы скоро можно будет включать в состав Северо-Кавказского федерального округа.

“Рынок насилия” питается деньгами и людьми. А деньги уже вкладываются в этот “Солярис” гигантскими суммами: стратегия развития Северо-Кавказского федерального округа, модернизация армии на 10 трлн, увесистые инновационные проекты и, наконец, Олимпиада в Сочи и чемпионат мира по футболу.

Итак, если считать, что инфраструктура и правила игры для формирования политического “рынка насилия” в Москве складываются, логично оценить, от чего будет зависеть скорость роста этого рынка, благодаря чему он может стать доминирующим.

Это: а) миграция дееспособного населения в мегаполисы и столицу; б) финансирование этой миграции за счет бюджета (любая раздача денег в любых регионах России — это финансирование миграции); в) абсорбция мигрантов (независимо от их национальности) этническими, религиозными и экстремистскими организациями, которая зависит: г) от успешности экономической стратегии этих организаций, от того, удается ли им отвести свой ручеек от основных финансовых потоков.

На этом порочный круг замыкается — возникает “коалиция конфликта”, активы которой зависят а) от количества свободного дееспособного населения (уволенные военные, вернувшаяся из армии или закончившая многочисленные вузы и не желающая возвращаться в села или районные центры молодежь, закрывшие бизнес малые предприниматели и т. д.); б) денежных средств, направленных в виде целевых программ, в том числе на модернизацию, поддержку материнства или инноваций; в) денежных средств, потенциально направленных на рынок насилия, — объемов коррупционноемких “мегапроектов” (менеджмент таких проектов часто готов откупаться и от криминала, и от экстремистов).

То есть применение насилия будет возрастать как количество желающего мигрировать в мегаполисы населения, умноженное на квадрат бюджетных инвестиций в социалку и модернизацию (насилие = миграция х деньги2).

Факторами, которые сдерживают насилие, можно считать существующие социальные лифты — работа в крупных корпорациях и госорганах. Сдерживает насилие развитие малого бизнеса и института собственности. А также миграция за рубеж или мобилизация. В начале 1990-х именно мобилизация молодежи из Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Чечни на войну в Абхазии, по мнению некоторых очевидцев и участников событий, стабилизировала ситуацию в КЧР и КБР.

Госкорпорации, крупные сырьевые компании и государственные институты, строительный рынок как работодатели не справляются с миграционным потоком, а с развитием малого и среднего бизнеса, “очаговой модернизацией” снизу, которая немного удерживает ситуацию и на Северном Кавказе, и в других регионах России, вопрос может быть “решен” повышением ЕСН с 2011 г.

Политический рынок превращается в рынок насилия, на котором теракт — такой же товар, как митинг и погром. Скоро будет сложно серьезно заниматься политикой (т. е. претендовать на распределение финансовых потоков), не имея собственной команды футбольных фанатов, собственных молодогвардейцев и собственного идеолога или священнослужителя.

В какой момент один из конкурирующих за власть политиков решит, что он способен управлять стихией и перешагнет черту, неизвестно. Но повешенное в первом акте ружье, говорят, должно выстрелить.

Денис СОКОЛОВ