— Василий Иванович, а ты за какой Интернационал, за 2-й или за 3-й?
Из х/ф “Чапаев”, 1934 г.
То, что в современном мире происходит промышленная революция, — факт неоспоримый. Одни называют ее третьей промышленной революцией, другие — четвертой, приводящей к “Индустрии 4.0”. И дело не в том, кто как считает, а в принципиально различном понимании сущности индустрии будущего.
Третья промышленная революция предполагает замену существующего фабричного способа производства чуть ли не натуральным хозяйством; четвертая — исходит из сохранения фабричного производства, но в совершенно другом (гораздо более умном, смарт) технологическом воплощении.
В настоящее время идет канонизация смарт-промышленности в версии “Индуcтрии 4.0”, в чем особо преуспевает McKinsey&Company. В обществе настойчиво формируется представление о неизбежности массовой безработицы, вызванной тотальной роботизацией промышленных предприятий.
Для Украины и других постсоветских экономик, отличающихся физическим и моральным износом производственных фондов и неблагоприятным инвестиционным климатом, следование идеологии четвертой промышленной революции чревато все большим отставанием от лидеров мирового экономического роста, консервацией бедности и отсталости.
Возможно ли отечественной экономике преодолеть староукладную закоренелость и в обозримой перспективе осуществить прорыв на самый высокий уровень жизни? Такой шанс, как представляется, заложен в “демократизации” производства, присущей понятиям третьей промышленной революции.
Ключевым в конструкции “Индуcтрии 4.0” является “завод”, в политэкономии понимаемый как “фабрика” — крупное, по словарному толкованию, промышленное предприятие с механизированными процессами производства, комплекс производственных, вспомогательных, складских и транспортных зданий и сооружений, объединенных единой технологией в промышленное предприятие. Фабрика как фирма — это иерархия связей и отношений, вертикально организованная структура.
Парадигма же третьей промышленной революции в понимании Джереми Рифкина (J.Rifkin), сформулировавшего ее, основана на доминировании горизонтальных связей, образующих экономические сети. Сетевые хозяйства призваны изменить энергетику, экономику и мир, привести, не следует чураться этого слова, к “народной” промышленности. Распределенный характер источников возобновляемой энергии (ветра, солнца и пр.) требует для получения электричества сотрудничества миллионов субъектов, соединенных разветвленными smart grid — умными сетями электроснабжения.
Горизонтальные энергетические сетевые структуры способны стать полем для взращивания множества новых видов экономической деятельности. Уже всерьез поговаривают о “домашних (в городских многоэтажках) агропроизводствах”. Смелые проектанты рискнули посягнуть на создание первого в Азии “вертикального леса”. В 2018 г. в китайском городе Нанкин будет закончено строительство объекта, автором которого является итальянский архитектор Стефано Боэри. Комплекс представляет собой две башни высотой 200 и 108 м, на террасах которых высадят более 1000 деревьев и 2500 кустарников. Такой лес предназначен для улучшения качества воздуха — его “мощность” составляет 60 кг кислорода в сутки, полученного в результате естественного преобразования СО2. Подобный лес планируют построить и в швейцарской Лозанне.
Экономические сети подталкивают бизнес к глубокой трансформации: на место антагонистических взаимоотношений продавцов и покупателей приходит сотрудничество поставщиков и пользователей. Личную выгоду заменяет общий интерес. Стремление к засекречиванию информации вытесняется мотивами совместного доверительного владения данными. Это объективность. Трансформации уже идут. Так, параллельно с традиционно рыночной корпорацией Microsoft, исповедующей принципы незыблемости интеллектуальной собственности, появилась Linux — первая из множества открытых сетей.
Но и Microsoft не чужд новым веяниям. Недавно стало известно о совместном проекте крупнейших технологических компаний в сфере создания искусственного интеллекта. Корпорации Amazon, DeepMind/Google, Facebook, IBM и Microsoft объявили об организации некоммерческой сети “Партнерство по искусственному интеллекту на благо людей и общества”. У каждой компании есть свои серьезные разработки в области искусственного интеллекта. Однако они осознают необходимость партнерского сотрудничества для лучшего понимания используемых технологий и их значения для развития общества.
Развитие горизонтальных связей не только в энергетике, но и в других видах производства является самым революционным в третьей промышленной. Говоря о смарт-промышленности, уместно предположить, что вместо высококапитализированных и централизованных фабрик, обслуживаемых множеством штатных рабочих, главенствующим станет массовая соорганизация людей, изготавливающих на дому или в офисах своих же компаний единичные товары для собственного потребления или мелкие партии на продажу дешевле и быстрее, но с гарантированным качеством, чем самые современные (и даже смарт) фабрики традиционного типа.
Энергетика третьей промышленной революции — это распределенная генерация электрической и тепловой энергии с использованием инновационных преобразователей природных энергоресурсов. По аналогии: смарт-производство — это новая “распределенная мануфактура” на базе инновационных устройств, тех же 3D-принтеров. Миллионы людей, освоивших собственный выпуск товаров, вплоть до изделий длительного пользования. Эра новых технологий решительно раздвигает привычные границы промышленности: добро пожаловать в смарт-мир распределенного производства.
В 2013 г. компания Solid Concepts приступила к испытательным отстрелам напечатанного на принтере боевого оружия. Примечательно, что Solid Concepts не оружейная фирма, а компания, рекламирующая возможности современной промышленной 3D-печати. Выбор ею модели Браунинга образца 1911 г., а не, скажем, роторного двигателя Ванкеля был сделан исключительно для большего привлечения внимания публики.
Но уже происходят и более удивительные вещи. В 2014 г. американская компания Local Motors на выставке International Manufacturing Technology Show (IMTS), состоявшейся в Чикаго, собрала и показала первый в мире автомобиль с напечатанным на 3D-принтере кузовом. Справедливости ради отмечу: изделие Local Motors под названием Strati — не первый в мире образец такого рода, но впервые его изготовили за такой короткий срок — за 44 часа.
Новые технологии обусловливают вид “фабрики” будущего: без разделения на массовое и индивидуальное, без излишнего расхода материалов и утилизации отходов, без вместительных цехов — только небольшие производственные офисы. Прецедентом, подтверждающим жизнеспособность таких форм, может служить тот же автомобиль с “напечатанным” кузовом, оснащенный электроприводом, — он был произведен не в цеху автозавода, а прямо во время шоу непосредственно в экспозиционном павильоне, на глазах у публики.
“Быть меньшим, более легким и более подвижным, — как подметил Зигмунд Бауман, — это признак совершенства и прогресса”. “Эпоха доминантности “массивного” остается в прошлом”, — то уже из Анатолия Гальчинского. Промышленность из иерархической (крупные фирмы, холдинги) становится все более гетерархической, сетевой, производственные сектора все четче разделяются на трансформационные и транзакционные, то есть на тех, кто производит продукцию, и тех, кто обеспечивает это производство. В этом причина растущей актуальности индустриальных парков, “экономики доступа”, как ее назвал упоминавшийся выше Дж.Рифкин.
Крис Андерсон (C.Anderson), основоположник “движения созидателей” (Maker Movement), предсказывает, что главной силой новой промышленной революции будет сообщество изобретателей, юных техников, моделистов, кружки “самодельщиков”. В США — в Калифорнии, Мичигане и Северной Каролине — уже появились “публичные мастерские” (тех-шопы), усилилось движение лабораторий персональных производств ФабЛаб. Тех-шоп — это одновременно мастерская, магазин и клуб по интересам. Владельцы этих заведений предлагают абонентам за скромную помесячную плату доступ к разнообразному промышленному оборудованию новейшего поколения общей стоимостью в миллионы долларов, включая программируемые станки, лазерные ножи и т.п. Существует движение производственных лабораторий, именуемых ХакЛабами, в которых люди производят продукты не только для себя, но и по заказу крупных фирм. То есть, по сути, возникает новый класс индустриальных фрилансеров.
В масштабах глобального хозяйства 3D-предпринимательство на основе так называемого аддитивного производства способно, благодаря сокращению количества материала, более низкой энергоемкости производства и элиминации энергозатрат на перевозку, дать такой скачок экономической эффективности, который невозможно было даже представить во времена предшествующих промышленных революций.
Ежегодная 46-я (2016 г.) сессия Всемирного экономического форума в Давосе была посвящена четвертой индустриальной революции. Выступая на форуме, Клаус Шваб (Klaus Martin Schwab), немецкий экономист, основатель и бессменный президент этого форума, отметил, что “Индустрия 4.0” представляет собой такой же вызов международному сообществу, как и нестабильная геополитическая ситуация, а также целый ряд экономических, социальных и природоохранных вопросов, которые не удается решить на протяжении многих лет. Промышленная революция, указал он, серьезно изменит цепочку создания прибавочной стоимости, исчезнут целые традиционные отрасли, и мировым компаниям нужно серьезно к этому готовиться. Наибольшие шансы на успех будут иметь корпорации, располагающие собственным производством. А на сегодняшний день ситуация такова, что мировые гиганты своего продукта не имеют. Так, заметил он, укрупнейшей таксомоторной компании Uber нет собственного автопарка, медиагигант Facebook не производит собственного контента, самый дорогой ретейлер в мире Alibaba не имеет собственных товаров, а Airbnb, крупнейший в мире гостиничный сервис, не владеет недвижимостью.
В этом комментарии, как в капле воды, отражена вся разница между сущностью явлений, пронумерованных, как третья и четвертая промышленные революции. Перечисленным Швабом корпорациям не нужна привычная для классических фирм недвижимость — они уже оперируют в пространстве горизонтальных связей, хозяйствуют по меркам будущего.
“Производить — это в мире опять актуально и круто”, — утверждают M.N.Baily и J.Manyika, озаглавившие свою статью “Is Manufacturing “Cool” Again?”. И нет никакого резона утверждать обратное. Есть резон усомниться в правильности канонизации именно модели “Индустрия 4.0”.
Неоиндустриализация на основе “больших предприятий” привлекает многих. Особенно тех, кто ностальгирует по былой производственной мощи. И это понятно: во второй половине ХХ ст. традиционно промышленные страны постигла деиндустриализация. И если промышленность бывших республик СССР вошла в кризис из-за распада единого хозяйственного пространства, то в США этого не было, но на момент прихода к власти республиканской администрации Дж.Буша-мл. (2000 г.) положение тоже оказалось критическим. Лидерству Америки был брошен серьезный вызов — Япония и Китай стали уверенно догонять ее по числу подготовленных инженеров. А по темпам освоения новых технических идей США уступили лидерство даже Южной Корее и Тайваню. Из активной научно-технической деятельности ушло поколение “эффекта спутника”, и заменить этих инженеров, изобретателей, ученых оказалось некем. Важнейшее конкурентное преимущество американской нации — самый мощный в мире научно-технический комплекс — оказалось под угрозой. На президентских выборах 2016 г. Дональд Трамп получил весомую часть голосов избирателей благодаря обещанию возродить “Ржавый пояс Америки”, вернуть рабочие места в угольный регион Аппалачей и т.п. Но вряд ли общество устроит перспектива вновь столкнуться с безработицей из-за роботов, потеснивших людей.
Концепция “Индустрии 4.0” с ее “промышленным интернетом вещей”, управлением на основе огромных массивов данных и т.д., безусловно, правильная, но при этом нельзя упускать из виду и другие варианты построения смарт-промышленности.
Для лучшего понимания конструктивности и эффективности альтернативных подходов уместна цитата из интервью с А.Домбровским журнала “Энергобизнес” (№45 за 2016 г.): “Давайте представим, что миллион автомобилей мы заменили электромобилями, и ночью мы их заправляем дешевой электроэнергией, которую генерируют АЭС. Мы инвестируем колоссальные средства в гидроаккумулирующие станции. Даже простые расчеты показывают, что один миллион электромобилей в Украине, которые будут заряжаться ночью и использовать атомную энергию, кроме огромного позитивного экологического потенциала, дадут возможность регулировать баланс до 3 ГВт электрической мощности. Я не говорю, что это нужно делать сегодня, я хочу сказать, что появляются абсолютно новые задачи с новыми целями моделирования, с новой системой управления”.
Таким шансом, который заложен в идеях третьей промышленной революции, грех не воспользоваться и Украине, и постиндустриальным экономикам.
И вместо послесловия: хотя смарт-промышленность является революционной, хорошо бы, чтобы развитие индустрии все же было эволюционным — “пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ”.
Даниил ЧЕРЕВАТСКИЙ, заведующий отделом Института экономики промышленности НАН Украины
