“Как здорово, что я живу в СССР!” Речь-мечта Алексея Улюкаева

“Если раньше ты приходил в офис и видел, что секретарь сидит и смотрит в интернете различные платья и побрякушки, то сейчас она читает новости: какой курс рубля, доллара, что происходит с нефтью”, — поделился со слушателями Гайдаровского форума управляющий партнер Ernst & Young Александр Ивлев, обсуждая пока несуществующую стратегию развития России до 2030 года. Ивлев тут же нашел и плюсы в новой ситуации: по крайней мере теперь его секретарь и тысячи других россиян станут лучше разбираться в экономике.

И все-таки всеобщий интерес к курсу доллара — явление нездоровое, следует из выступления министра экономического развития Алексея Улюкаева на форуме, который проходит на площадке РАНХиГС с 13 по 15 января. Соответственно, когда этот болезненный интерес пропадет, можно будет сказать, что жизнь в стране наконец наладилась. Slon Magazine публикует фрагменты из выступления Улюкаева, отражающие его видение нынешней экономики и того, как будет выглядеть жизнь в России 2030 года.

* * *

Мы живем в эпоху колоссальных изменений. Колоссально меняется демография, наука и технологии. Мир принципиально изменился. Я своим детям не могу объяснить многое из того, что было частью нашей жизни совсем недавно, как мне кажется: в технике, государственном устройстве, администрировании. Просто современное, новое поколение не понимает, что это такое.

К этим глобальным фундаментальным переменам, которые идут сейчас, опять-таки можно отнестись по-разному. Большинство прогнозистов относятся к этому как к business as usual. Посмотрите, какие прогнозы делают наши уважаемые организации всемирные, представители которых в том числе сидят здесь в этом зале: Международный валютный фонд, Всемирный банк. Они каждый год верят в то, что глобальная экономика начнет ускоряться. И в течение года потом снижает этот прогноз вниз. И так каждый год.

Есть ожидание того, что все нормализуется каким-то волшебным образом и снова все будет хорошо. Это свойственно и бизнесу, который не принимает важных решений по сокращению издержек, сокращению персонала, по изменению политики заработных плат и бонусов, потому что верит, что восстановятся продажи через год или через два — надо просто потерпеть. А они не восстановятся. И придется приводить издержки в соответствие с новым будущим. Поэтому вот этот выбор между business as usual и new normal, новой нормальностью — принципиальный, который мы должны в стратегии сделать.

Я считаю, что все-таки мы вступаем в эпоху новой нормальности, в эпоху мощных ограничений для экономического роста, когда вот эти драйверы экономического роста, географические такие драйверы просто перестанут существовать. Высокие темпы роста, которые достигались emerging markets за счет того, что имели очень низкие стартовые условия, очень дешевую рабочую силу, очень низкие стартовые издержки, попадались в ловушку среднего дохода, среднего уровня дохода на душу населения. И дальше, если ты не обрел институциональных возможностей, ты теряешь эти преимущества.

Мы видим, что развивающиеся рынки эти преимущества теряют и происходит усреднение темпов роста развитых и развивающихся экономик. Я считаю, что это глобальная тенденция, которая будет с нами всегда. И не возникнет новый драйвер роста в Африке, или в Латинской Америке, или в Антарктиде, потому что действуют мощные глобальные ограничители. Это ограничители, связанные с демографией и окружающей средой прежде всего.

Мне кажется, надежды на то, что с помощью каких-то инновационных решений мы эти ограничения сможем адекватно преодолеть, иллюзорны. Отсюда для меня следствие такое. Экономический рост, основанный на распространении стандартов потребления из развитых экономик на весь остальной мир, — это иллюзия.

Следовательно, глобальный экономический рост обязан быть другим. Он не может быть консюмеристским, основанным на потребительском поведении, а должен основываться на большем уровне сбережений, большем перераспределении сбереженного в пользу инновационных, зеленых энергетик, экономик и так далее и быть таким вот cost cutting, основанным на сокращении издержек. В том числе издержек, связанных с рабочей силой. А есть обратная связь между сокращением издержек на рабочую силу и сокращением возможностей для дополнительного потребительского спроса.

Опять-таки для сырьевых экономик, как Россия, это означает, что период не очень высоких цен на сырье очень длинный. Мне трудно говорить, то ли это низкая стадия глобального сырьевого цикла, то ли просто новая нормальность с точки зрения цен на commodities, но я убежден, что это очень длительный период. И мне всегда кажется, что бояться нужно не того, чего сейчас журналисты: “А будет $20? А будет $15?” По логике рынков, чем ниже упадет сегодня, тем больше вероятность отскока завтра. И это не самый большой риск. Самый большой риск в том, что это долгие невысокие цены. Долгие — то есть годы, десятилетия. А это означает принципиальные решения, связанные со структурными изменениями экономики.

Возвращаясь к стратегии-2030. Мы должны стратегически исходить из определенного целеполагания. Стратегия — это не экстраполяция сегодняшних тенденций, чем мы все грешим. Посмотрите консенсус-прогнозы, которые дают государственные аналитики, инвестбанкиры, энергетические аналитики. Они постоянно меняют консенсус-прогноз в зависимости от того, что происходит в этом квартале. Но эта волна изменений — затухающая. Консенсус-прогноз по нефти: первый квартал этого года сильно снизился, второй — снизился, год в целом почти неизменный, 2017 год — $63, 2018-й — $70. Вот эта экстраполяция — малополезная вещь.

А вот целеполагание — определение тех контуров, которые соответствуют, с одной стороны, фундаментальным ограничениям, а с другой стороны, порождают вызовы, которые способствуют мобилизации каких-то внутренних сил экономики, — вещь чрезвычайно полезная. Поэтому мы должны исходить из этого — целеполагания. Правильная оценка рисков при стратегировании означает и правильную выработку экономической политики.

Я приведу два примера с точки зрения рисков. Вот есть риск, с моей точки зрения, очень серьезный, — это изменение потребительского поведения населения, сдвиг от потребительской модели к модели сберегательной. Где-то со второго квартала прошлого года он начал явно вырисовываться. Быстрая динамика сберегательная. Я не знаю последние цифры, но где-то около 15% рост депозитов населения в банках, притом что динамика по кредитам гораздо более низкая. Розничный товарооборот в реальных значениях сильно отрицательный, без учета инфляции чуть-чуть больше нуля. Это серьезная вещь. Это означает, что население начинает, само не осознавая этого, жить в условиях новой нормальности.

С одной стороны, это риск. С другой стороны, это может стать мощным драйвером нашего развития. Мощная сберегательная активность создает ресурс, который при правильном выстраивании соответствующих институтов и инструментов может стать основой для инвестиционного роста. А я верю, что этот рост, основанный на сокращении издержек, — это инвестиционный рост, это инвестиции в интеллект, инвестиции в сберегающие технологии, инвестиции в снижение издержек. Тогда мы должны подумать, каким образом мы эту сберегательную активность населения должны канализировать в этом направлении.

С этим связан другой риск, уже внешний, с которым мы уже столкнулись и продолжаем сталкиваться. Это риск того, что глобальные рынки капитала по-прежнему останутся закрытыми или в основном закрытыми для российских заемщиков. Это означает, что наша голубая мечта о том, чтобы перейти от модели, основанной на внешних заимствованиях, к модели, основанной на трансформации внутренних сбережений во внутренние накопления (слово “накопления” здесь употребляется в значении, близком к “инвестициям”. — Slon), становится реальностью. Уменьшается задолженность российских компаний, улучшается ситуация с точки зрения платежного счета.

Должна быть мощная система, которая перерабатывает сбережения, должно быть развитие банковской системы. Какое? Нужно увеличивать капитализацию банковской системы. Как это сделать в ситуации бюджетных ограничений и низкого спроса на активы? Я считаю, что мы должны вернуться к вопросу о приватизации наших банков с государственным участием — Сбербанка и ВТБ. Очень качественные активы, которые привлекательны во всем мире. И частичная приватизация, а частичное размещение в пользу капитала таких компаний позволит принципиальным образом изменить ситуацию с точки зрения капитализации российского банковского сектора и позволит ему переварить те огромные ресурсы, которые могут быть мобилизованы через реализацию сберегательной модели поведения населения.

Я все это говорю к тому, что существует очень сложный пазл, в котором мы должны видеть глобальные тенденции и риски, наши внутренние тенденции и риски, и каждый раз их выкладывание в рамках стратегии должно означать для нас вывод для нашей сегодняшней экономической политики.

<…>

В советское время был такой анекдот: “Мы все работаем на благо человека, и мы все знаем имя этого человека”. На самом деле мы все с вами тоже знаем имя этого человека. Это имя каждого из нас. Страна-2030 — это страна, где мы себя будем чувствовать комфортно. Я не знаю, знакомо ли вам детское такое ощущение… Меня, например, оно все мое детство преследовало. Утром просыпаешься и говоришь: “Как здорово, что живу в Советском Союзе!” Тут есть такой элемент детства, но есть элемент соответствия институтов и организации твоему внутреннему ощущению. Вот это чрезвычайно важно.

Что, мне кажется, тут важный параметр? Во-первых, это человек, который живет существенно дольше, лет на десять дольше, чем он живет сейчас. При этом в структуре жизни больше доля активной жизни, когда человек принимает решения, передвигается, отдыхает, занимается спортом, культурой и так далее. Соответственно, это совсем другая система потребления. Где потребление товаров вырастет, но ненамного, а существенно вырастет потребление услуг. Прежде всего услуг образования, квалификации и переквалификации, спорта, культуры, развития личности. Вот этот баланс структурный он есть баланс поведенческий, баланс другого поведения, другого мироощущения. Это страна, в которой никто не заплатит ни одной копейки налога, не получив от государства услугу соответствующего количества и качества за свои налоги. И наконец, как мне кажется, это страна, в которой никого не будет интересовать вопрос, сколько сегодня стоит нефть и какой сегодня курс доллара к рублю.

Григорий НЕЯСКИН