Как убить Дмитрия Киселева

20 июля перед началом заседания Совета ЕС глава МИДа Польши Гжегож Схетына и его нидерландский коллега Берт Кендерс представили совместный проект русскоязычного новостного агентства, включающего в себя телекомпанию, радиостанцию и интернет-портал. Пока проект находится на стадии подготовки: в сентябре планируется проведение международной донорской конференции в Варшаве, на которой к Польше и Нидерландам, вероятно, присоединятся и другие страны-спонсоры.

Проект возник в развитие исследования методик контрпропаганды, проведенного Европейс­ким фондом демократии (ЕЕD) по заказу правительства Нидер­лан­дов после катастрофы рейса МН17. Последовавшие за уничтожением “Боинга” информационные манипуляции, выгораживающие политическое и военное руководство РФ, произвели сильное впечатление на европейцев. Настолько, что внешнеполитическому ведомству ЕС в марте была поставлена задача “противодействовать дезинформационной кампании России”.

Но идея этой “фабрики контента вроде европейского ВВС” (так представляют проект в ЕЕD) оставляет больше вопросов, нежели ответов. Проблема заключается прежде всего в неясности целей проекта.

С одной стороны, декларируются правильные тезисы: обеспечение доступа к правдивой информации как в самой России, так и в среде русскоязычных меньшинств стран Восточной Европы. Но есть ли на медийном рынке ниша для такого агентства — большой вопрос. Если авторы проекта ставят перед собой цель достучаться до российских граждан, то она обречена на провал.

Очевидно, наиболее значимым СМИ в новой структуре станет именно телеканал. Но любому каналу, чтобы завоевать внимание, нужна реклама и присутствие в телевизоре. Допустим, спонсоры закроют первый вопрос. Однако после истории с “Дож­дем”, который был искусственно вытеснен в интернет-вещание, понятно, что “некремлевскому” каналу по определению невозможно стать доступным для широкой аудитории в РФ.

Для той же небольшой части российского общества, которая избегает воздействия российского телевидения (условной аудитории “Дождя”, радио “Свобода”, “Эха Москвы” и других подобных изданий) предлагаемый канал вряд ли предоставит новую информацию.

Если говорить о русскоязычном населении Восточной Европы как о целевой аудитории, то тогда возникают вопросы относительно формата. Пока информации недостаточно, но если исходить из высказываний Схетыны, то можно сделать вывод о продвигаемом образе “объективных медиа”. Конкурентоспособность такого продукта относительно российской пропаганды вызывает сомнения. Ведь в условиях современных информационных технологий не существует проблемы доступа к фактической информации. Есть, к примеру, “Евроньюс” с его русской службой, который вполне обеспечивает предложением спрос на объективные факты.

Большинство же аудитории смотрит телепродукты совсем не ради фактажа, и тем более не из-за него становится объектом пропагандистского воздействия. Пропаганда создает цельное мировоззрение, связывая множество фактов в единую картину. Стандарты объективной журналистики предполагают, что выводы из информации зритель должен сделать сам, в то время как пропаганда предлагает аудитории готовый продукт.

Пропаганда, а российская в особенности, богата яркими образами, зрелищной подачей материала и интересными историями. Объективность не является приоритетом. Так что бороться с манипуляциями посредством разоблачений и объективных новостных сюжетов — заведомо проигрышная стратегия. Людей, готовых верить в историю о “распятом мальчике”, а именно на них по идее и рассчитан польско-голландский проект, не интересуют доказательства ее лживости. Для тех же, кто в этот бред изначально не поверил, новое агентство не создаст добавленной стоимости.

Для реальной контрпропагандистской борьбы необходимо создание собственного цельного нарратива — мировоззрения, которое канал предлагает своим зрителям. И уже в его рамках разоблачение фальшивок и объективные факты будут находить своего зрителя. Однако для создания такого мировоззрения необходимо видение долгосрочного развития региона, чего до сих пор в европейском сообществе не наблюдается. Поразительно, но спустя полтора года после Крыма коллективный Запад не разработал внятного объяснения желательного для него будущего Восточной Европы в целом и российско-украинских отношений в частности.

Речь идет исключительно о краткосрочных целях, таких как прекращение огня в Донбассе, но ведь это в нынешних условиях не главное. Какое политическое место в будущей Европе отведено Украине и России соответственно? Как станет осуществляться экономическая интеграция Украины в ЕС и будет ли оказана стране поддержка, сравнимая с расходами на интеграцию, например, Польши? В случае продолжения конфронтации между Крем­лем и Западом, кто будет обеспечивать смягчение последствий экономического и социального коллапса на территории РФ, который неминуемо затронет и Украину, и Европу в целом? Вот только некоторые вопросы, на которые нет четких ответов.

Кремлевская пропаганда предоставляет свою цельную, пусть и неадекватную, картину мира: “Великая Россия, окруженная врагами и предателями”. Европа же не предоставляет никакой картины вообще. До сих пор непонятно, какой из условных вариантов европейские политики и бизнесмены предпочитают видеть — “сильная Украина, центр безопасности и экономического роста в Восточной Европе, и слабая, съедаемая внутренними противоречиями Рос­сия” или “стабильная Россия без Путина, защищающая Европу от различных угроз из Средней Азии, с Украиной на уровне развития современной Румынии”. Может быть, вообще неверны оба предложения и существует хитрая схема, способная примирить Киев и Москву в едином европейском проекте. В зависимости от ответа на эти вопросы формируется не только повестка дня политических совещаний, но и долговременные нарративы телевизионных программ.

Таким образом, если целью нового канала является не освоение бюджета, выделенного Евро­союзом на противодействие российской пропаганде, а формирование мощного некремлевского русскоязычного масс-медиа, то, прежде чем собирать на него средства, продюсерам следует задуматься о том, какую историю они хотят рассказать. В противном случае зритель предпочтет скучной журналистике яркую киселевщину.

Павел ГОРСКИЙ