Из “истории успеха” — в “олигархическую диктатуру”

Приблизительно так любят говорить с прицелом на наши выборы 2019 г. разного пошиба европейские и американские политики и дипломаты, которые пекутся о будущем Украины. Они боятся, что их усилия по трансформации Украины окажутся снова напрасными, и на следующих выборах победят политики, для которых ситуация сохранения статус-кво или же реверса реформ станет идеальной, а курс на интеграцию в ЕС — сомнительным. Кое-кто, прогнозируя такой нежелательный сценарий, употребляет термин “додонизация” Украины (от фамилии нынешнего президента Молдовы Додона). Суть этого термина проста: победа пророссийского кандидата на фоне тотального разочарования властью, которая задекларировала проевропейский курс.

Скажете, где-то мы это уже проходили? Да, на первый взгляд, у нас что-то подобное уже было на президентских выборах в 2010 г., когда на фоне тотального разочарования помаранчевыми элитами победил пророссийский Янукович. Именно поэтому украинские и молдавские политики и эксперты любят, когда собираются вместе, между собой шутить: кто из нас на самом деле кому подражает — Украина Молдове или Молдова Украине? Возможно, то, что происходит в Молдове, это на самом деле “украинизация”, а не “додонизация”?

Молдова в свое время получила конкретную выгоду от разочарования помаранчевыми элитами в Евросоюзе. Именно после фиаско Помаранчевой революции в ЕС добросовестно (и иногда весьма искусственно) начали лепить из Молдовы “историю успеха” Восточного партнерства. 

Некоторые вещи давали авансом, на некоторые сомнительные процессы закрывали глаза. Ряд политиков в таких сверхважных странах ЕС как Германия после разочарования помаранчевыми партнерами в Украине начали инвестировать свое время, опыт и энергию в Молдову. Сегодня — после разочарования и Молдовой — некоторые из них просят вообще не упоминать о т.н. восточных соседях ЕС: дескать, слишком большая травма. 

Сегодня уже можно смело констатировать: в определенном смысле, Молдова по уровню разочарования даже превзошла Украину. Во-первых, Украину никто никогда не смог забрендировать в европейских столицах как “историю успеха” восточной политики ЕС. Ниже уровень ожиданий — меньше разочарования. Более того, с Украиной никто серьезно не обсуждал потенциальной перспективы членства в ЕС. В Украине, возможно, мало кто об этом знает, но с бывшим молдавским премьером Лянке такая перспектива серьезно проговаривалась: речь шла даже о том, когда и каким образом Молдова могла бы подать заявку на членство. По нашей информации, собеседником с ЕС на эту тему была канцлер Германии Ангела Меркель. Причем — сложно поверить — это происходило еще каких-то три года назад. 

Зато Молдова умудрилась сделать то, что не удалось даже помаранчевым лидерам за годы их правления в Украине: она сделала слово “евроинтеграция” синонимом слова “коррумпированность”. Именно правительство, с которым европейские лидеры запустили “историю успеха Молдовы”, оказалось наиболее коррумпированным. Именно при премьерстве Влада Филата через три банка украли 1 млрд долл. (12% ВВП страны), еще 20 млрд долл. из России, как выяснилось позднее, отмыли через молдавские банки. Кроме того, поскольку ЕС и Запад закрывали глаза на многие вещи, их начали воспринимать не как кураторов реформ в Молдове, а как, де-факто, кураторов коррупции в Молдове. 

Арест и последующее заключение экс-премьера Филата за превышение своих полномочий не восстановило доверия к проевропейским политическим силам в стране, ведь, в конце концов, все свелось к тому, что вместо двух олигархов, которые, по большому счету, правили Молдовой, в Молдове остался один: Влад Плахотнюк. Остался, следует отметить, не без боя: после заключения Влада Филата западные партнеры — из ЕС и США — до последнего пытались убедить Плахотнюка покинуть страну. Логика была проста: Молдова очищается от олигархического диктата, прореформаторский курс восстанавливается, “история успеха” Восточного партнерства реанимируется. Плахотнюк уезжать отказался. По некоторой информации, западные переговорщики оказались беспомощными, когда их попросили гарантировать, что после того, как Плахотнюк уедет из Молдовы, его место не займет ни один другой олигарх. Конечно, таких гарантий никто дать априори не мог. 

Инсайдеры в Кишиневе любят рассказывать, что какое-то время Плахотнюк весьма восхищался Порошенко: дескать, это же надо — и состояния своего не потерять, и президентом стать. Еще и на Западе никто не требует от него деолигархизации, как в случае с Молдовой. Кое-кто говорит, что определенный пиетет к Порошенко он испытывает и до сих пор. Однако, судя по тому, как Плахотнюк смог консолидировать свою власть в Молдове, не будучи не то что президентом, а уже даже не вице-спикером парламента, определенный пиетет теперь может появиться у некоторых украинских коллег к нему. Ведь, чтобы не было иллюзий, в Молдове сегодня речь идет о том, что один из западных дипломатов, процитированный недавно The Economist, назвал “олигархической диктатурой”. Казалось бы, олигархов стало меньше (вместо двух один), а впечатление о Молдове как об олигархической стране лишь усилилось. Возникает вопрос: а вообще была ли “история успеха”, о которой говорили в Брюсселе, и благодаря промоушену которой даже некоторые телеведущие на ведущих украинских каналах почему-то считают, что Молдова уже является членом Евросоюза? Или, возможно, это просто была иллюзия за счет этакого олигархического плюрализма в сочетании с евросоюзовской политикой относительности? (На фоне других стран региона Молдова действительно имела весьма обнадеживающий вид). 

Другой вопрос, который логически может возникнуть: а где же в этой схеме президент Игорь Додон? 

Именно на этих днях год назад он стал президентом Молдовы. Причем первым за довольно продолжительное время президентом, избранным на общих выборах, а не в парламенте республики. В схеме под условным названием “олигархическая диктатура” Плахотнюка Додон достаточно присутствует. Еще со времени президентской кампании Додона сложилось устойчивое впечатление, что его настоящим куратором (или супервайзером) является не Путин, а Плахотнюк. Во времена президентства Додона это ощущение в Кишиневе лишь усилилось. Он, конечно, не менеджер Плахотнюка, как премьер Молдовы Павел Филип, или известный соратник олигарха, как спикер Андриан Канду.Но он и не является тем неукротимым оппонентом Плахотнюка и ныне правящей коалиции в Молдове, кем его пытаются изобразить в захватывающих, иногда даже мелодраматических сюжетах (о противостоянии молдавского президента и правительства), которые доходят и до Украины: то Додон запретил молдавским военным участвовать в военных учениях НАТО Rapid Trident 2017 на Яворовском полигоне, а правительство позволило, и они все же поехали; то Додон долго и стойко сопротивлялся назначению предложенного правительством министра обороны, а его все-таки назначили, даже ценой кратковременного отстранения президента от выполнения его полномочий Конституционным судом, и т.д. в таком же духе. 

Эта политическая драма стала особенно затребованной после того, как партия Додона в июле с.г. поддержала принципиально важный для Плахотнюка проект — инициированную им избирательную реформу, которая предусматривает переход от пропорциональной системы выборов к смешанной, пропорционально-мажоритарной. Несмотря на критику этой реформы со стороны европейских партнеров, этот вопрос для партии Плахотнюка особенно важен, учитывая участие подконтрольной олигарху политической силы во властных раскладах после следующих выборов: из-за низкой поддержки его политической силы мажоритарные округа будут играть роль почти спасательного круга. “Европейцы должны сделать свой выбор: либо согласие на мажоритарку, либо Россия в Молдове”, — объяснял мне один известный молдавский политик после голосования. 

Вопрос критически важен еще и потому, что на следующих выборах за место под парламентским солнцем Плахотнюку придется бороться прежде всего не с Додоном, а с проевропейской оппозицией “Действие и солидарность” во главе с кандидатом №2 на прошлогодних президентских выборах Майей Санду. Насколько убедительно Плахотнюк умеет консолидировать в свою пользу регионы страны, свидетельствует история о том, как эффектно он “вступил” в свою партию двухсот мэров городов, которые раньше принадлежали к другим партиям (в частности, к Либерально-демократической партии экс-премьера Филата).

А как же регулярные поездки Додона к Путину? Эксклюзивное из всех зарубежных лидеров сопровождение российского президента на параде 9 мая в Москве? Острая реакция с почти традиционными обвинениями в провокационных действиях, которой Додон, как умелый повар, своевременно приправляет свои декларации на любой чувствительный для России выпад молдавского парламента или правительства. Идет ли речь о декларации парламента о выводе российских войск из Приднестровья и трансформации миротворческой миссии (хотя россиян в миссии уже мало и так, до 80%, по некоторым данным, составляют приднестровцы с российскими паспортами) или о запрете российскому вице-премьеру Рогозину въезда в Молдову. 

Это все необходимо для сохранения довольно верного электората Додона и, в конце концов, удержания контроля над страной Плахотнюком. Последний на самом деле не является ни “пророссийским”, ни “проевропейским”. Он тот, кто свою “проевропейскость” активно использует для борьбы с “пророссийскостью”, чтобы и дальше сохранять контроль над страной в своих руках. 

Чем выше риски, что Додон сдаст страну России, тем убедительнее Плахотнюк в роли защитника европейского выбора Молдовы. И в глазах небезразличных европейских и американских партнеров, и в глазах электората, который хоть и разочаровался в проевропейских руководителях Молдовы, но не разочаровался в европейском выборе страны как таковом и пока что не верит в способность проевропейской оппозиции во главе с Майей Санду защитить республику от переориентации на Россию. Кстати, показательная деталь: впервые с 2014 г. поддержка интеграции в Европейский Союз в Молдове выше, чем поддержка интеграции в Таможенный/Евразийский союз с Россией. Рейтинг доверия к Плахотнюку как к политику тоже несколько возрос и уже даже оставил позади рейтинги бывшего президента Марьяна Лупу, экс-премьера Юрие Лянке и спикера парламента Андриана Канду. 

Додон лично, тем временем, до сих пор имеет наивысший уровень доверия среди всех политиков, что было подтверждено на прошлой неделе в опросе IRI (26% на фоне 15% у Майи Санду). Поддержка его работы как президента тоже остается высокой, хотя и несколько упала против того, какой была полгода назад (с 54% в марте до 48% в октябре с.г.). Сохранять поддержку Додону, в принципе, не так уж и сложно: роль президента с полномочиями “британской королевы” играет ему на руку. Дескать, и хотел бы выполнить все свои предвыборные обещания, однако правительственная коалиция мешает.

Но вся эта мастерски, в стиле Плахотнюка, разыгранная политическая пьеса не добавляет молдаванам веры в будущее своей страны. Первый вопрос, который мне традиционно задают во время каждого приезда в Молдову, звучит неизменно: “А у вас тоже люди так массово выезжают из страны, как у нас?”. Из Молдовы выехала треть трудоспособного населения, от денежных переводов которого из-за границы зависит приблизительно четверть молдавской экономики. Этакий  народный “план Маршалла”, который, кстати, уже работает и в Украине за счет денежных переводов наших трудовых мигрантов. В какой-то момент просто возникло осознание: чтобы увидеться с молдавскими коллегами и друзьями, уже надо ехать во Францию, Германию или Бельгию, а не в Молдову. Наличие гражданства Румынии у подавляющего большинства открывает двери для продолжительных контрактов на территории ЕС, а также для профессиональной карьеры в учреждениях ЕС и НАТО.

Какая роль в этой драматической пьесе отводится Украине? Очевидно, что не ключевая. Контакта на наивысшем уровне как не было при президентстве Додона, так, скорее всего, скоро и не будет. По некоторой информации, в Киеве сразу после президентских выборов в Молдове выдвинули несколько четких условий, после выполнения которых Порошенко будет готов встретиться с Додоном. В частности, чтобы Додон де-факто признал ошибочным свое заявление о принадлежности Крыма России и, соответственно, извинился за него. Молдавский президент этих условий не выполнил и вряд ли выполнит, поскольку тогда теряет смысл игра в “проевропейского” Плахотнюка, который спасает Молдову от “пророссийского” Додона. В правительстве и парламенте Молдовы есть люди, которым искренне не безразлично, насколько Украине удастся сдержать Россию и предотвратить создание нового Приднестровья в Донбассе. Когда на молдавских переговорщиков в прошлом году в рамках “5+2” совершалось давление, они откровенно говорили: мы не хотим создавать прецедент, который отдельные международные партнеры смогут потом использовать против Украины в вопросе урегулирования в Донбассе. Дескать, Молдова хотела урегулировать конфликт и пошла на болезненные уступки, а Украина не идет на уступки, значит, очевидно, не хочет урегулирования, и международная поддержка ей не нужна. 

Но есть в Молдове и политики, которые боятся ехать в Украину для участия, например, в разных межпарламентских форматах, потому что “там война”. В восприятии молдаван в целом, согласно упомянутому опросу IRI, Украина фигурирует на четвертом месте как важный экономический партнер (после ЕС, России и Румынии) и политический партнер (в той же последовательности), но на третьей позиции как угроза для Молдовы (после России и США). Этнические украинцы в Молдове, согласно некоторым исследованиям, с большим энтузиазмом поддерживают интеграцию РМ в оркестрованный Россией Евразийский союз, чем даже этнические русские. 

Так вот, когда мы говорим об угрозе “додонизации” Украины после выборов 2019 г., то речь не идет о банальном приходе пророссийских политических сил к власти на фоне разочарования проевропейскими политиками. Речь идет прежде всего об усилении олигархического влияния, которое предусматривает минимум трансформационной повестки дня, максимум сохранения статус-кво. Под пророссийскими или проевропейскими лозунгами — не имеет значения. Кстати, вы давно слышали из уст первых лиц страны слово “деолигархизация”?

Алена ГЕТЬМАНЧУК, директор Центра “Новая Европа”, директор Института мировой политики (2009-2017)