Испуганное лицо Донбасса

В Амстердаме в издательстве Lecturis вышла книга известного фотожурналиста Пьера Крома и редактора газеты NRC Handelsblad Эвы Кяюкер “Война в Украине” (War in Ukraine) — фотодокумент войны, которая длится уже три года. В книгу вошли снимки из многочисленных поездок Крома по Украине — от захвата Крыма до окопов Дебальцева. На обложке — в образе героини обороны Славянска — портрет московского агента ФСБ Ольги Кулыгиной, близкой подруги лидеров “ДНР” Игоря (Беса) Безлера, Александра Бородая и Игоря Стрелкова-Гиркина. Пьер Кром рассказал Радио Свобода о своей работе в Украине. 

— Большинство журналистов в качестве базы выбрали Донецк и из Донецка отправлялись в поездки по Донбассу. Но я, спустя несколько дней после приезда в Донецк, решил отправиться в самую гущу конфликта, в Славянск. В Славянске из окна гостиницы, где я остановился, мне был виден внутренний двор, в котором парковались бронемашины сепаратистов. Я видел, например, как вечером они уезжали, а через 20 минут начинались обстрелы. А потом, когда обстрелы заканчивались, проходило 20 минут и эти машины вновь возвращались на свою стоянку. Непосредственно на линию фронта я тогда попасть не мог, она была закрыта для прессы, но, просто находясь в гуще конфликта, можно было увидеть и услышать то, чего иначе не увидишь, можно было много наблюдать и фотографировать свои наблюдения.

Донецк, 23 февраля 2015. Школьные учительницы позируют с оружием во время празднования Дня защитника Отечества

 

Пьер Кром — француз, но вот уже лет 20 живет в Голландии. Многие его иконографические снимки, в особенности — из Славянска и с места крушения “Боинга” под Донецком, стали “визитными карточками” войны в Донбассе.

Фотожурналист Пьер Кром 

— Я был один из немногих фотографов там. Были еще российские коллеги, в какой-то момент появились еще коллеги из Франции, из Англии, из США был фотограф New York Times. Но вообще журналистов было мало. Связано это было еще и с правилами аккредитации, которые были введены позднее. Западным СМИ фактически закрыли доступ в зону, откуда вели военные действия пророссийские образования.

— Опубликовать часть ваших фотографий (маленькую часть, ведь вы сделали тысячи снимков) в виде книги — ваша личная инициатива?

18 февраля 2015. Сепаратисты, которых поддерживает Россия, стреляют из установок “Град” в сторону Дебальцева, несмотря на недавнее соглашение о прекращении огня 

— Да, это моя идея. У меня накопилось очень много материала, из которого по крупицам складывалась полная картина. С начала вплоть до января 2016 года. Полноценный фотодокумент, куда вошли обстоятельства аннексии Крыма, начало войны, катастрофа рейса МН17, продолжение войны, создание при поддержке России “Донецкой” и “Луганской” народных республик. В Дебальцеве я тоже был в разгар событий.

17 июля 2014. Рейс MH17 из Амстердама в Куала-Лумпур сбит из ракетной установки “земля-воздух” с территории, подконтрольной сепаратистам, которых поддерживает Россия. Никто из 298 пассажиров и членов экипажа не остался в живых 

— В Голландии вы известны прежде всего как первый фотограф, оказавшийся на месте крушения “Боинга” 17 июля 2014 года.

​— Абсолютно верно, в Голландии трагедия рейса МН17 — это очень важная тема, много раз становившаяся основной темой в СМИ. Но не будем забывать, что эта трагедия — часть войны в Украине. Мы создали нашу книгу в том числе и для того, чтобы определить контекст трагедии “Боинга”. Отсюда, из Голландии, кажется, что крушение “Боинга” — отдельное событие, но это не так. Гибель “Боинга” — часть большой войны в Украине, войны с линией фронта в почти 500 км. Моя книга дает представление о том, как развивался конфликт до трагедии МН17 и что было затем, потому что эта война продолжается и сегодня. Война в Европе. Пару недель назад со мной впервые связались голландские родственники погибших в катастрофе — мать, потерявшая сына и невестку. Вместе с мужем эта женщина приходила на презентацию моей книги в Амстердаме, мы долго разговаривали, и она сказала, что для нее очень важно было рассматривать эти фотографии, понять контекст, в котором случилось огромное для их семьи горе. Потому что у всех еще осталось очень много вопросов. Эта семья, которая приезжала на презентацию, собирала газетные и журнальные статьи и сделала из них альбом. Теперь мать, потерявшая сына, пишет книгу о том, что с ними произошло. И очень многое для них остается непонятным, они засыпали меня вопросами. Наверное, мы будем еще встречаться, и я постараюсь рассказать им все, что знаю. Когда я вернулся в Голландию тогда, после катастрофы, то мне позвонил пресс-секретарь премьера Марка Рютте и спросил, что я мог бы посоветовать премьеру. Давать советы премьеру — не моя работа, но я считаю, чтобы быстро отреагировать на трагедию, голландские власти могли бы провести переговоры непосредственно с теми людьми, в чьих руках на тот момент была власть в регионе. Мы знаем, что этого не произошло по известным причинам. Операция по поиску и репатриации останков велась мучительно долго.

Грабово, 26 июля 2014. Анджела и Джордж Дичински из Перта, Австралия, ищут свою 25-летнюю дочь Фатиму

— Мне как раз кажется, что этот момент, насчет того, в чьих руках там власть, очень часто освещается в голландских СМИ с излишней осторожностью. Пускаются в ход обороты речи вроде “по неподтвержденным данным”, в результате чего у телезрителя не складывается четкой картины, что там действуют российские подразделения, что именно Россия контролирует эти территории. С кем нужно было вести переговоры? Разве сидящие, сидевшие там люди — независимые повстанцы?

​— Вы правы, но сейчас у Москвы больше контроля за всеми группировками, которые там орудуют. Во время катастрофы “Боинга” Москва не контролировала все группировки, было больше мелких лидеров. Я лично последний раз разговаривал с российским офицером в Донбассе, когда проверяли мою аккредитацию. Это было в комендатуре Луганска. У меня все в порядке было с аккредитацией, меня просто на проверку привезли в комендатуру. И там мне российский офицер объяснил, что в его задачи входит перехват власти у разрозненных группировок в Луганске и что это не до конца получается, что в ходу много оружия. Это было в январе 2016 года.

— То есть чуть больше года назад. И он об этом просто так, открыто вам рассказал?

— Да, просто рассказал. Я там сидел, ждал, пока мои документы проверяли. Сфотографировать его я не мог, но говорилось много. Из присутствия там России никакой тайны не делается. Ни для кого не секрет, что там присутствуют российские войска.

— А в какую форму он был одет?

— В форму ЛНР.

— Как же вы тогда узнали, что он — российский офицер?

— Он сам сказал, что он — российский офицер, который сейчас служит в луганской комендатуре.

— Стрелков (Гиркин) тоже говорит, что он — русский офицер.

— Стрелков — это человек, который начал эту войну. Я пять недель провел в Славянске в начале войны, и в книге есть фотография Стрелкова — я ее сделал в тот момент, когда он отпускал украинского пленного. Стрелков в составе небольшой группы людей начали эту войну. Вот смотрите: Стрелков у входа в здание городского управления на площади Ленина в Славянске, он отпускает украинского пленного, который работал помощником миссии ОБСЕ. Пленному только что сняли наручники, он потирает запястья. Люди Стрелкова стоят вокруг и говорят нам (мне и еще одному фотографу), что снимать нельзя, но я успел сделать один снимок так, что они не заметили.

Командир пророссийских сил Игорь Стрелков отдает приказ об освобождении заложника 

— Как получаются такие снимки? Вы заранее знали, что произойдет освобождение пленного?

— Нет, я ничего не знал. Я там пробыл пять недель, каждый день ходил по городу. Мы знали только, что Стрелков взял в плен людей из ОБСЕ, что что-то произойдет. Эта фотография сделана 3 мая 2014 года, а 2 мая была крупная операция украинской армии, когда украинская армия окружила город. Именно тогда я сделал другой интересный снимок — портрет агента ФСБ из Москвы Ольги Кулыгиной.

Ольга Кулыгина из Москвы принимает участие в военных действиях в Славянске 

— Эта фотография — на обложке книги. В пророссийских сообществах она появлялась с подписью “Матери Славянска встали на защиту города”, а когда в том же месяце Кулыгина была с боем арестована при попытке перевезти финансирование для боевиков через погранпункт Бирюково, то один из лидеров сепаратистов Игорь Безлер требовал отпустить ее со словами о том, что она — “молодая жена рядового ополченца”. Спустя еще буквально пару месяцев одну Кулыгину обменяли на 17 украинских военнопленных. В украинских СМИ о ней пишут как об организаторе операций российских спецслужб в Сирии, Грузии и в Украине. Весной прошлого года Радио Свобода стало известно, что именно на адрес Кулыгиной и базирующегося в Москве “Союза добровольцев Донбасса” приходят многочисленные письма от сепаратистов с просьбами посодействовать в оплате лечения в России или помочь с российскими документами.

— О том, что Кулыгина — агент ФСБ, о ее обмене и возвращении в Москву я узнал потом от киевских журналистов. Когда я ее сфотографировал, то как раз шла операция по окружению Славянска, и я был в прямом эфире Би-би-си. Я стоял с прижатым к плечу мобильником, когда вдруг увидел ее в окружении сепаратистов.

— Ольга Кулыгина — член “команды” Стрелкова?

— Да, команды, которую прислали, чтобы разжечь войну.

— У вас есть информация о том, насколько многочисленна могла быть эта “команда”?

— По моим наблюдениям, их было несколько десятков человек. Там было несколько групп. Были до зубов вооруженные военные Стрелкова, их было 30—40 человек, не более. Были местные, которые тоже вооружились и стояли на блокпостах. И еще были гражданские, с легким оружием, которые принимали участие в отдельных акциях и демонстрациях. То есть было несколько слоев, которые все вместе разжигали конфликт. Причем довольно хорошо было заметно, что деятельность всех этих групп была соркестрирована. Когда Славянск уже был освобожден, я разговаривал с местными жителями, и они мне рассказывали, что этих людей, которые демонстрировали на баррикадах, они никогда раньше там не видели, то есть они приезжали извне. Славянск — город небольшой, все друг друга знают.

— А каково было общее настроение среди обычных жителей Славянска, когда там появились сепаратисты? Они просто боялись? Поддерживали их?

— На улицах почти никого не было, все, кто остался, сидели по домам. Я общался с некоторыми горожанами во время оккупации города пророссийскими сепаратистами. Когда начались обстрелы, многие уехали из города. Все испытывали прежде всего страх. В городе царила атмосфера террора, атмосфера ужаса. Город захватили люди с оружием.

Пророссийские сепаратисты создают блокаду из стволов деревьев, Славянск 

— Удалось ли вам сфотографировать еще каких-то участников этих событий, про которых с большой долей вероятности можно было бы сказать, что они специально приехали из России?

— У меня есть фотография группы мужчин, которые пилили деревья и блокировали ими проезд украинской бронетехнике, которую тогда ждали в Славянске. Бронетехника в тот день так и не приехала, но работы по блокировке дорог велись. Про этих людей, которые устраивали блокаду на дорогах, местные жители мне тоже говорили, что их никогда раньше не видели. А вот другая фотография. Она сделана в момент, когда украинские войска приближались к Славянску, в ходе все той же операции в попытке окружить город весной 2014 года. Группы людей тогда направились навстречу украинским танкам, чтобы выразить свой протест. Я сфотографировал мужчину с иконой в руках. Этого мужчину я фотографировал в трех разных населенных пунктах на трех разных демонстрациях. Напрашивается вывод, что некоторых людей специально посылали, чтобы устраивать подобного рода “гражданские протесты”. Вот этот мужчина 2 мая в Андреевке, а до этого я еще сфотографировал его под Краматорском, где группа гражданских задержала украинский конвой. То есть это все было инсценировано.

Пророссийские активисты выражают протест украинской армии 

— Местные жители тоже приходили к аналогичным выводам, об инсценировке? Потому что как в западных, так и особенно в российских СМИ все время идет картинка поддержки местным населением сепаратистов.

— Все просто боялись, и никто не знал, что происходит. Местные жители видели, как вооруженные люди вдруг стали возводить у них на улицах баррикады, захватывать местные администрации. Видели насилие. Большинство местных жителей не принимали в этом участия. В Донецке проходили демонстрации против сепаратистов, окончившиеся серьезными потасовками.

— Но Донецк — крупный город. А в маленьких городках, когда местные жители видели этих приезжих, как они их воспринимали? Как защитников русскоязычного населения? Или боялись их?

— Они видели, что что-то не так, что их землю постепенно захватывают эти группировки. Некоторые местные, которые тогда в первое время поддерживали сепаратистов, рассказывали мне, что сожалеют об этом и мечтают вернуть ту жизнь, которая была до войны. Теперь они поняли, как далеко все зашло, многие потеряли родственников, детей. Многие лишились работы. Некоторые жили в подвалах, чтобы спастись во время обстрелов. Теперь все просят вернуть старый Донецк, былую довоенную жизнь.

Жолобок, 28 декабря 2015. Обманная артиллерийская позиция “Призрак”, чтобы ввести в заблуждение украинскую армию 

— Это вы заметили в ходе последней поездки?

— Да, в ходе последней, но и в ходе всей войны тоже. Люди часто мне говорили, что хотят вернуть жизнь, какой она была до оккупации.

— Но были же те, кто приветствовал новую власть?

— Были и такие, кто кричал “Ро-сси-я!” на площади Ленина. Но и среди них многие говорят, что не кричали бы, если бы знали, куда все зайдет. Есть еще и те, кому выгодно нынешнее беззаконие. Это стало бизнесом, на оккупированных территориях вовсю работает мафия. Часты случаи похищения, например, ради наживы. Похищают кого-то, требуют выкуп от родственников наличными.

— А в Крыму ситуация иная?

— Первый раз я приехал в Украину именно в Крым, в феврале 2014 года, за день до начала всех событий. Я имею в виду демонстрацию в Симферополе, которая переросла в драку между проукраински и пророссийски настроенными участниками. Тогда были убитые и раненые. После отставки главы администрации Севастополя большая группа пророссийских активистов приехала в Симферополь. А там как раз проходила манифестация за украинский Крым, много крымских татар пришло. Возникла драка между этими двумя группами. Потом все пошло очень быстро. Впервые я увидел российскую армию 28 февраля. Я выехал из Симферополя, а по возвращении обратно в город мы увидели огромную колонну российской бронетехники.

Симферополь, 28 февраля 2014. Российская военная колонна проезжает плакат с рекламой референдума 

— Но тогда еще никто не говорил, что это — российская бронетехника.

— Да, но вот смотрите — моя фотография в тот день. На бронетранспортере — российский флаг.

— Точно! Никогда такого не замечала. Бронемашина без опознавательных знаков, но на выхлопной трубе — российский триколор. Как интересно, я думала, они все тщательно замаскировывали!

— Мы, фотожурналисты, должны видеть самые мелкие детали и фиксировать их. В тот же день российские военные захватили аэропорт в Симферополе.

Симферополь, 28 февраля 2014. Российские солдаты без опознавательных знаков занимают аэропорт 

— У вас есть также фотографии “зеленых человечков” с очень близкого расстояния, в упор. И видны эти юные глаза из-под балаклавы и каски. Они разрешали себя так близко снимать?

— Да, разрешали. Спрашивать их что-то было бесполезно, на вопросы журналистов они не отвечали. Но я ничего не спрашивал. В ходе захвата Крыма я много видел российских солдат. В самых разных местах, в том числе вокруг украинской военной базы.

Российские военные встречаются с украинским офицером (второй слева) перед украинской военной базой 

— Какое было настроение среди местного населения в Крыму? Действительно ли многие радовались?

— Такое же, как тогда в Славянске. Всем было тревожно. Многие просто не знали, что делать. Потому что, учитывая историю советской военно-морской базы в Крыму, среди украинских военнослужащих были дети русских военных, которые там служили в советское время и потом осели. Эти украинские военные выросли на советской военно-морской базе. Но многие из них остались верны украинской присяге и продолжают жить в Крыму. Некоторые уехали. Некоторые солдаты перешли на российскую сторону. Все разделились.

— А когда вы в последний раз там были?

— Мы ездили в августе 2016 года и подъезжали к Крыму с украинской стороны. Тогда появились опять обвинения в диверсии, обвиняли украинцев в Крыму, и мы ездили делать репортаж на Перекопский перешеек. Все, с кем мы разговаривали, до смерти устали от новых границ. У многих в Крыму родственники. Или наоборот, у крымчан — родственники в Украине. Им приходится часами ждать на блокпостах — сначала на российском, потом на украинском. Все говорят, что сыты по горло.

— Но в сам Крым вы в тот раз уже не поехали?

— Нет, потому что мы тогда две недели подряд снимали в семи разных странах по периметру российской границы. Мы делали серию репортажей для голландской газеты Trouw о напряженности между Западом и Россией в тех странах, где живет многочисленное русскоязычное население.

— И какое у вас осталось впечатление?

— Впечатление такое, что люди понимают, что ничего нет хуже войны. Все видят, что самопровозглашенные республики на востоке Украины так и остались официально в составе Украины, что Россия их не признала. И пусть у нас в Голландии телекомпания NOS сколько угодно называет это гражданской войной, все понимают, что там никакая не гражданская война идет.

— А ваша последняя поездка в эти самые самопровозглашенные республики, какие впечатления остались от нее?

Первомайск, 30 декабря 2015. Местные жители набирают питьевую воду 

— Ну вот, например, Первомайск, городок рядом с Луганском, находился на линии фронта. Город закрытый, но меня пустили по аккредитации. Народу там осталось очень мало, жизнь очень тяжелая. Цены в магазинах страшно высокие на все, водопровод не работает, люди ходят с бутылками за водой. Иными словами, нормальный ритм жизни подорван, кругом царит нищета. Сейчас линия фронта сдвинулась немного на запад. Можно сказать, что она заморожена, бои случаются редко, но перестрелка ведется с обеих сторон. И вот в этой зоне близ линии фронта живут несколько сотен тысяч человек, все они — жертвы продолжающегося конфликта. Даже если отъехать от линии фронта вглубь оккупированных территорий, то чувствуется страх. Люди боятся. Боятся говорить, боятся высказывать свое мнение. Происходят спонтанные аресты, права человека не соблюдаются, медицинской помощи нет, лекарств нет. Тяжело больных лечить негде, нужно отправлять их в Украину, то есть перебрасывать через линию фронта.

Местная жительница собирает угольные отходы, которыми заделаны дыры в асфальте 

— Или в Россию.

— Большинство из тех, с кем я разговаривал, хотят ехать лечиться в Украину. Но чтобы им разрешили пересечь линию фронта, нужно заплатить, там работает коррупционная схема. Сепаратисты также организуют похищения, держат пленных в сымпровизированных “тюрьмах” и вымогают за них деньги. Очень много страха.

Местные жители бегут из своих домов после того, как сепаратисты, которых поддерживает Россия, захватили контроль над городом 

— А в Славянске как обстоят дела?

— Славянск теперь — свободный город. Люди вздохнули с облегчением, туда жизнь вернулась. Открыты магазины, кафе. Все работает. Представьте себе только, этот город неделями обстреливался, чтобы прогнать сепаратистов, которых поддерживала Россия. В итоге это удалось. Многие люди вернулись. Конечно, город подвергся разрушению, но сейчас там хорошо чувствуется разница между мирным городом и городом в состоянии войны.

Углегорск, 13 августа 2014. Украинская армия возвращает контроль над Углегорском 

— И жители Славянска прямо так и называют это освобождением?

— Те, с кем я разговаривал, называли это освобождением и огромным облегчением. Город был освобожден от войны, и в него вернулась жизнь.

— У вас есть такое впечатление, что Россия теперь переключилась с Украины на остальную Восточную Европу, на Балканы?

— Я сейчас вообще много езжу, в том числе на Балканы, и наблюдаю, как по Восточной Европе распространяется волнение. Молдова была на пути к евроинтеграции, теперь там пророссийский президент. Напряжение нарастает в Черногории, в Македонии, в Сербии, в Косове, в Боснии. Проблема на Балканах заключается в том, что там по-прежнему очень много коррупции. Людей у власти обвиняют в коррупции, и одновременно они ассоциируются с Западом, потому что они выступали за интеграцию с Западом. Есть широкие слои населения, которые выступают против коррупции во власти, но не против интеграции с Западом, не против НАТО. Так, например, происходит в Черногории. Есть конструктивная оппозиция, которая против коррупции. И вдруг к ней, что называется, “примазывается” какая-то антизападная, антинатовская группировка, которая начинает использовать протест против коррупции в целях разжечь антизападные настроения в обществе. И чтобы различать эти группы, чтобы видеть эти процессы, очень важно бывать на местах, а не анализировать ситуацию издалека.

Софья КОРНИЕНКО