Интеграция Голодомора в европейскую и мировую культуру памяти

Прежде всего, хотел бы подчеркнуть, что мне было чрезвычайно интересно принять участие в подготовке украинского перевода книги профессора Нормана Наймарка, которая издана Издательским домом “Киево-Могилянская академия”. В начале исследователь отмечает: “Вопрос геноцида, конечно, важен для украинцев, и я надеюсь, что эта книга поможет им яснее осознать его динамику”. После прочтения книжки можно с уверенностью утверждать, что надежды Нормана Наймарка небезосновательны, поскольку мы имеем дело с фундаментальной, серьезной, профессиональной работой. Она выходит в Украине в период, когда говорить о геноциде (или геноцидах) не очень “модно”... И уже это повышает ценность исследования.

В книге говорится не об одном геноциде, осуществленном сталинской/коммунистической системой. Мы находим здесь ужасную панораму событий, связанных с “раскулачиванием””, голодом начала 1930-х годов, безжалостными кампаниями против нерусских народов, которые начались в 1934 году и закончились только во время войны, массовыми бесчеловечными акциями во время “ежовщины” 1937 — 1938 годов, репрессиями, которые продолжались вплоть до начала войны СССР с нацистской Германией.

Однако для меня в книге ключевыми все-таки являются проблемы, связанные с Голодомором в Украине начала 1930-х годов. 22 апреля 1935 года на имя первого секретаря ЦК КП(б)У Станислава Косиора и второго секретаря ЦК КП(б)У Павла Постышева поступило письмо от Управления народнохозяйственного учета Госплана УССР. В письме были зафиксированы официальные (а потому — по советской традиции) далеко не полные сведения, в соответствии с которыми Украина в начале 1934 года потеряла 4 миллиона 179 тысяч сельского населения.

Собственно, и новые архивные открытия за последние 10 — 15 лет, и новые дискуссии, рожденные упомянутыми открытиями, а также определенными политическими импульсами, обращаются вокруг упомянутых цифр. Ведь цифры подтверждают: именно Украина понесла наибольшие потери от голода начала 1930-х, который затронул многие народы тогдашнего Советского Союза (всего, по официальному признанию современных российских руководителей, в СССР умерло 7 миллионов человек). Проблема заключается в объяснении: почему так произошло и стояла ли за этим какая-то специальная антиукраинская политика?

Для начала — о новых архивных открытиях. Интересно, что они не были детерминированы исключительно политической конъюнктурой, но она им значительно способствовала. Ни во времена президента Леонида Кравчука (1991 — 1994), ни во времена Леонида Кучмы (1994 — 2004) не было обнародовано столько недоступных прежде документов, как в период пребывания при власти Виктора Ющенко (2005 — 2010). Впрочем, традиция исследования трагедии голода в Украине начала складываться и закрепляться до введения института президентства, еще в период существования Компартии Украины. В 1990 году вышел из печати сборник документов “Голод 1932 — 1933 годов в Украине глазами историков, языком документов”. Во второй его части впервые были напечатаны уникальные и принципиально важные партийные документы, которые касались Голодомора. Кстати, к величайшему сожалению, Норман Наймарк не знает ни об этом издании, ни о многих других изданиях, напечатанных в последние годы в Украине.

Однако вернусь к истории. Именно в период президентства Ющенко эта проблема Голодомора (ценой удачных и не очень удачных усилий) была выведена на государственный и международный уровень. О Голодоморе начал дискутировать более широкий круг исследователей разных стран (и не только исследователей), ведь без всестороннего понимания этой трагедии невозможно понимание многих событий в ХХ веке.

В Украине в исследование Голодомора Виктор Ющенко включил созданный при нем в мае 2006 года Украинский институт национальной памяти (УИНП), а также спецслужбу. Летом 2006 года был рассекречен ряд источников Отраслевого государственного архива Службы безопасности Украины (ОГА СБУ). Они касались голода 1932 — 1933 годов, и доступ к ним был долгое время невозможен. Часть этих документов и материалов были помещены в научно-документальном издании “Рассекреченная память: Голодомор 1932 — 1933 годов в Украине в документах ГПУ — НКВД”, которое выдержало два издания.

В 2008 году процесс рассекречивания в ОГА СБУ был продолжен. На этот раз он охватил источники, которые преимущественно отражают деятельность иностранных дипломатических представительств в УССР. Речь идет об информациях, оценках Голодомора польскими, немецкими, итальянскими, турецкими, японскими дипломатами. Эти материалы по разным каналам попадали к чекистам, которые пристально следили за иностранными дипломатическими представительствами. Эти документальные свидетельства с имеющимися публикациями документов иностранных дипломатов о голоде начала 1930-х годов в СССР и УССР являются уникальным и важным источником для дальнейших исследований и, кажется, еще никогда не использовались учеными. Эти документы были напечатаны в рамках совместной польско-украинской издательской серии под названием “Польша и Украина в тридцатых — сороковых годах ХХ века. Неизвестные документы из архивов специальных служб” как 7-й том серии, а в 2009 году переведены на английский язык в виде специального тома.

Кроме документов спецслужбы, начали активно публиковаться источники Центрального государственного архива общественных объединений Украины (бывший партийный архив, ЦГАООУ), Центрального государственного архива высших органов власти и управления Украины (ЦГАВОВУ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), практически всех областных архивов Украины.

Вместе с этим также было продолжено опубликование, так сказать, человеческих документов и материалов — записей или интервью современников и свидетелей Голодомора, которые рассказывали о том, что видели или переживали. Когда-то это был “компромат”, а сегодня — еще один важный источник для изучения событий 1932 — 1933 годов.

Если говорить кратко, рассекреченные и напечатанные архивные источники, другие опубликованные материалы позволили, прежде всего, отразить украинскую специфику голода, особенности подавления сталинским государством именно Украины. Эта специфика заключалась, в частности, и в более жестком контроле режима за ситуацией в УССР, и в более жесткой миграционной политике, и в том, что политика беспощадных хлебозаготовок была увязана со сменой акцентов в национальной политике. В связи с этим немецкий исследователь профессор Герхард Зимон в 2008 году писал: “Наряду с “войной” против крестьянства здесь велась война против украинского национального самосознания”.

При этом недоверие Сталина распространялось не только на крестьян, но и на всю партийную организацию Украины. Это весьма красноречиво показывает опубликованное лишь в 2000 году письмо Сталина Кагановичу от 11 августа 1932 года. Теперь известное (но до конца 1980-х годов секретное) партийно-государственное постановление от 14 декабря 1932 года требовало не только выполнения любой ценой хлебозаготовительных планов, но и “правильного проведения украинизации” — de facto прекращения “украинизации” в Украине и за ее пределами, в регионах, где компактно проживали украинцы. Вся вина за голод перекладывалась на латентных “петлюровцев” и “украинских националистов”, которых начали искать и активно уничтожать во всех сферах общества. Оказалось, что украинцы как бы сами себе организовали голод и сами себя съели. Невозможность и абсурдность таких оценок еще более очевидна после публикаций последних лет.

Французский исследователь, профессор Николя Верт в 2009 году написал, что раньше, готовя статью для “Черной книги коммунизма”, он подчеркивал, что украинское крестьянство было главной жертвой голода 1932 — 1933 годов. Теперь, после новых публикаций, он пришел к выводу, что по сути это был последний эпизод столкновения между большевистским государством и крестьянством, начатого в 1918 — 1922 годах. Новые свидетельства и новые аргументы, по словам Верта, убедили его в том, что украинский случай “определенно особый, и на вопрос: “Был ли Голодомор геноцидом?” — единственно возможным ответом является: “Да”.

Так что недаром в 1983 году, на склоне лет британский журналист Мальколм Маггеридж, который писал для “Manchester Gardian” и ездил по “голодным” регионам СССР, на вопрос: “Где вы видели наихудший голод?” — ответил: “Несомненно, в Украине”. И добавил: “...Это было одно из наибольших преступлений наших времен, не меньшее, чем еврейская катастрофа или армянская масакра”.

Для Нормана Наймарка в этом также нет сомнений. Недаром он так много внимания уделяет тексту специалиста, который еще в 1953 году в своей работе “Советский геноцид в Украине” характеризовал Голодомор как “классический пример советского геноцида, наиболее длительного и широкомасштабного эксперимента по русификации, а именно — уничтожение украинской нации”. Речь идет об отце понятия “геноцид” — польском юристе Рафаэле Лемкине и его тексте “Советский геноцид в Украине”. Этот текст Лемкина, который хранится в Отделе рукописей Нью-Йоркской публичной библиотеки, в 2009 году усилиями канадского профессора Романа Сербина был издан в Украине на английском и других языках.

Профессор Наймарк в своей книге отстаивает мнение о том, что происхождение термина “геноцид” из работ Лемкина и работы над “Конвенцией о предотвращении преступления геноцида и наказания за него” 1948 года не препятствует возможности использовать этот термин, чтобы идентифицировать политические и социальные группы как жертв геноцида. Лемкин изначально имел это в виду в своих работах 1930-х годов. В первоначальных проектах указанной конвенции ООН также упомянуто о политических и социальных группах как центральных в определении геноцида.

По мнению Наймарка, Голодомор в Украине следует считать актом геноцида. Существует достаточно доказательств, а может и решающая сумма доказательств, которые указывают на то, что Сталин и его окружение знали, что массовый голод в СССР в 1932 — 1933 годах нанес особо сильный удар Украине, и были готовы наблюдать, как миллионы украинских крестьян гибнут вследствие этого. Они не приложили никаких усилий, чтобы оказать помощь, не дали возможности крестьянам самостоятельно искать пищу в городах или где-либо еще в СССР и отказывались ослабить условия хлебозаготовки, пока не стало слишком поздно.

Профессор Наймарк подчеркивает: “Враждебность Сталина к украинцам и их попыткам сохранить особую форму самоуправления, а также раздражение сопротивлением против коллективизации со стороны украинских крестьян еще больше обостряли голодомор”.

Вывод Наймарка таков, что вина Сталина в массовом убийстве подобна вине Гитлера. Трудно представить себе акты геноцида 1930-х годов без Сталина — так же, как невозможно в истории представить Холокост без Гитлера: “По ряду причин Холокост следует признать самым страшным случаем геноцида нашей эпохи. Тем не менее, нельзя игнорировать параллели между Сталиным и Гитлером, нацизмом и сталинизмом — их просто слишком много. Оба были диктаторами. Оба убили огромное количество людей на европейском континенте. Оба губили людей во имя трансформативного видения утопии. Оба разрушали свои страны и общества и истребили в них и за их пределами колоссальное количество людей. Оба — наконец — были народоубийцами”.

По мнению Наймарка, первым важным шагом к улучшению отношений между Украиной и Россией должно стать содействие, как в Москве, так и в Киеве, интенсивным исследованиям и открытым обсуждениям голода 1932 — 1933 годов, чтобы таким образом положить конец недоразумениям в отношении этих событий и создать надлежащий контекст для прощения: “У россиян и украинцев нет существенных исторических или политических причин защищать репутацию и преступления Сталина”.

Однако сам Наймарк подчеркивает, что после войны СССР оказал мощное политическое влияние на формулировку конвенции о геноциде. Вследствие лоббирования, преимущественно со стороны СССР, “Конвенция о предотвращении преступления геноцида и наказании за него”, принятая ООН в декабре 1948 года, ограничила определение геноцида расовыми, религиозными, национальными и этническими группами. Исключение социальных и политических групп из формулировки этой дефиниции усложнило признание Голодомора в Украине геноцидом. Наймарк убежден: исключение социальных и политических групп не заслуживает безоговорочного признания. Тем не менее, поведение сталинских дипломатов стало своеобразной матрицей для нынешних российских дипломатов.

Как известно, тезис о Голодоморе как геноциде стал главным раздражителем российско-украинских взаимоотношений в 2004 — 2010 годах. Подчас они переходили в такую политически карикатурную форму, как ноты министерств иностранных дел о прошлом. Российская дипломатия в целом успешно организовала противодействие попыткам Украины добиться признания Голодомора геноцидом на международном уровне. В 2008 году министр иностранных дел России Сергей Лавров в письме к своим коллегам из других стран (кроме Украины), призывая не поддерживать инициативы Киева по комеморации жертв Голодомора, утверждал: “Цель украинского руководства очевидна: привлечь Российскую Федерацию к ответственности за голод и разжечь вражду между братскими народами Украины и России”.

И здесь самое время сказать еще раз об украинском руководстве. Кое-кто убежден, что проблему исследования голода инициировали некоторые “украинские националисты” под политическим “омофором” третьего президента Украины Виктора Ющенко. Как я уже сказал, это неправда. Как неправда и то, что существовал “государственный заказ” на тему Голодомора и специальное “нагнетание” антироссийских настроений и стереотипов. На самом деле этого не было в чистом виде. Более того, (неудачные) попытки Ющенко провести закон об ответственности за отрицание Голодомора углубили амбивалентное отношение общества и серьезных исследователей к проблеме голода 1932—1933 годов. С другой стороны, раздражение российских политиков и некоторых российских исследователей попытками указать на украинскую специфику голода содействовало нагнетанию антиукраинских настроений в России.

И не только в России. Кое-кто из западных исследователей заговорил даже о “соревновании жертв”, о том, что Украина стремилась “затенить” Голодомором Холокост etc. Кое-кто из западных исследователей вырабатывает противоречивые оценки, “защищает” Россию. По мнению Наймарка, первым важным шагом к улучшению отношений между Украиной и Россией должно стать содействие, как в Москве, так и в Киеве, интенсивным исследованиям и открытым обсуждениям голода 1932 — 1933 годов, чтобы таким образом “положить конец недоразумениям в отношении этих событий и создать надлежащий контекст для прощения. У россиян и украинцев нет существенных исторических или политических причин защищать репутацию и преступления Сталина”. Так считает профессор Наймарк. А как считают россияне?

В январе 2007 года руководитель Федерального архивного агентства России В.Козлов направил письмо в связи с подготовкой сборника документов “Голод в СССР. 1932 — 1933 гг.”, отмечая, что в работе, кроме российских, примут участие архивные органы Республики Беларусь и Казахстана. В прилагаемой к письму пояснительной записке содержалась наперед определенная “концепция темы сборника”: голод был вызван потребностями форсированной индустриализации.

Среди рекомендаций, как именно подбирать документы для публикации, была следующая: “Учитывая “украинский фактор”, необходимо подбирать документы с таким расчетом, чтобы они доказывали универсальный характер хлебозаготовок 1932 г., осуществляемых одними и теми же методами в кризисных районах (Украина, Северный Кавказ, Нижняя Волга)... Причем подбирать их следует таким образом, чтобы была видна трагедия всего советского крестьянства”. То есть — сборника еще нет, документы еще не подобраны, но уже “осмыслены” — никаких украинских акцентов.

Это хороший пример для западных исследователей: не надо так уж защищать Россию. Она защищает себя разными способами, а некоторые российские исследователи поучают украинских. Даже такой авторитетный ученый, как Виктор Кондрашин пишет о том, что в Украине времен Ющенко “из-за политической конъюнктуры появилась теория, которая разделила трагедию всего советского крестьянства в 1932 — 1933 гг. на “геноцид голодомором в Украине” и голод в остальных регионах бывшего СССР, в том числе в России”. Понятно, Кондрашин — за то, чтобы не разъединять, а “объединять Россию и Украину”...

Однако возникает вопрос, к какому именно объединению призыв и как можно объединяться на основе наперед определенной схемы, которая нивелирует специфику трагедии голода в разных регионах СССР? Напечатанные в последние годы в Украине документы подтверждают специфику украинской ситуации. Видеть и понимать это — не означает унижать или игнорировать тогдашнюю ситуацию в других регионах СССР.

Анализ современной украинской историографии свидетельствует, что исследования украинского, всесоюзного и международного измерений Голодомора пока что не сложились в целостную картину. Например, отсутствуют серьезные компаративные исследования, которые позволяют детально сравнить ситуации в УССР и России, в УССР и Казахстане. “За кадром”, по сути, остается и описание перспективы исполнителей, участие самих украинцев в “буксирных”, “рейдовых” бригадах, участников “штурмовых декад”, которые отбирали у людей хлеб, а также в партийно-государственных и карательных органах. Тем временем понимание этого является основополагающим для критики “виктимного” дискурса, который изображает украинцев только в виде жертв. В то же время известно, что во многих случаях геноцидов члены виктимизированной группы также были среди исполнителей.

Совершенно очевидно, что интеграция Голодомора в европейскую и мировую культуру памяти невозможна без сравнения его с потерями других народов сталинского СССР, а также с Холокостом. Только так можно найти ответ на вопрос, не “затеняет” ли Украина “своим” Голодомором.

Ответ на этот вопрос дает своей книгой и Норман Наймарк. Он убежден: “...Если откровенно разобраться с геноцидной политикой голода в Украине, это принесет немало весомых социальных, политических и психологических преимуществ”. Это правда. И в связи с этим хотел бы ему искренне пожелать больше внимания обращать на публикации украинских исследователей. Это таки имеет значение, какими бы авторитетными или эрудированными в нашей истории не были его западные коллеги.

Несомненно, у этой книги будут не только сторонники, но и критики. И это нормально. Значит, будет полемика, будет движение к осмыслению сложных вопросов истории прошлого столетия, которые нельзя приносить в жертву политической конъюнктуре.

Юрий ШАПОВАЛ