Их газ и наш уголь по гамбургскому счету

По преданию, Иван Поддубный рассказал Виктору Шкловскому, что “все борцы, когда борются, жулят и ложатся на лопатки по приказанию антрепренера. Но раз в году в гамбургском трактире собираются борцы. Они борются при закрытых дверях и завешанных окнах. Долго, некрасиво и тяжело”. Так с легкой руки писателя выражение “гамбургский счет” стало синонимом истинного положения дел.

Украина входит в дюжину крупнейших угольных держав мира — в 2008 году ею было добыто 40 млн. тонн н.э. (нефтяного эквивалента) угля. Но для страны доминирующим энергоносителем является природный газ, хотя его добыча в три раза меньше, чем потребление, достигающее 54 млн. тонн н.э. Общий расход первичных энергетических ресурсов (ПЭР) составляет по стране почти 132 млн. тонн н.э., в том числе на газ приходится 41%, на уголь — 30%.

Ресурсное развитие человечества происходит по траектории “дрова—уголь—нефть—газ”. И, несмотря на редкость таких газоносных месторождений, как, скажем, в России и Иране, число национальных экономик, перенимающих моду на доминирование природного газа, с годами увеличивается. В большинстве стран еще главенствует нефть, но… Не прошло и трех десятилетий, как немцы декларировали, что “надежное энергоснабжение невозможно без опоры на собственный уголь”, а в стране осталось только восемь шахт и германская экономика вовсю “жмет на газ”. Преимущественно угольными сохранились китайская (70%), польская (61%), индийская (53%), казахская (52%), чешская (44%), австралийская (43%) и болгарская (37%) экономики. Однако при сжигании угля выделяется почти вдвое больше углекислого газа, чем при сжигании газа, не говоря уж о диоксидах серы и азота. Поэтому при ужесточении требований обеспечения устойчивого развития природный газ становится своеобразной отмычкой к двери трех “Э” — Экономика&Экология&Энергетика.

Другое дело, что Украина с ее весьма скромным достатком тратит газ, как гранд мировой экономики. Даже во Франции его расходуют меньше — 40 млн. тонн н.э. Среди европейских стран впереди Украины только Италия (70 млн. тонн н.э.) и Германия (74 млн.). В сложившейся ситуации призывы заместить импортный газ отечественным углем, насколько это возможно, представляются вполне обоснованными.

Тема соотношения угля и газа в топливном балансе Украины не нова. Еще в 1980-х годах при разработке энергетической программы СССР ставка была сделана на газ с дальнейшим переходом на атомную энергию и дешевый уголь. Капиталовложения между Кузбассом и Донбассом были перераспределены в пользу Кузнецкого угольного бассейна. В Донбассе планировалось сохранить только шахты, добывающие особо дефицитные марки коксующегося угля.

Развитие топливной базы современной Украины является результатом единства и борьбы противоположностей — “партии угольщиков” и “газового лобби”, силу которых мы и попытались выяснить по гамбургскому счету.

Украинская угольная промышленность состоит из государственного (подведомственного Минуглепрому Украины) и частного секторов. Частные шахты, дающие порядка 48% готовой угольной продукции, в основном рентабельны и от бюджетных средств в общем-то отстранены. Казенные же предприятия в целом не могут существовать без массированной государственной поддержки.

По данным Министерства угольной промышленности, в 2009 году в Украине было произведено 48 млн. тонн готовой угольной продукции по средней цене 393 грн./т с себестоимостью 658 грн./т. Соответствующие показатели шахт Минуглепрома Украины — 25 млн. тонн, 442 грн./т и 728 грн./т.

В 2009 году в качестве дотаций и субсидий Минуглепром выделил предприятиям 9,6 млрд. грн. Сумма большая, однако бюджетных поступлений хватило на покрытие менее 70% убытков (4,6 млрд. грн. из 7 млрд.). Остальное угольщики, как уже повелось, “компенсировали” неплатежами.

То, что государство и поставщики взяли на себя значительную часть расходов по добыче, не сделало уголь дешевле. Реальная цена угольной продукции в госсекторе с учетом дотаций, субсидий и годичного напластования долгов составила 919 грн./т. И это не особенность 2009 года, это многолетняя закономерность.

Но и такая цена не выглядит устрашающе, если ориентироваться по текущему курсу НБУ, — всего лишь около 120 долл. за тонну. Правда, валютные курсы — вещь непостоянная. Объективности ради их принято пересчитывать по паритету покупательной способности (ППС).

Чтобы вывести значение индекса, международные организации (ООН, МВФ и др.) каждый год детально сопоставляют потребительские корзины из 3000 видов товаров и услуг. Но с достаточной точностью можно воспользоваться индексом “БигМака” от журнала The Economist: реальный курс той же гривни можно узнать, сопоставив цены на гамбургеры в нью-йоркском и киевском “МакДональдсе”. В 2007 году доллар США в пересчете на гамбургеры стоил 2,71 грн. при курсе НБУ 5,03 грн., в 2008-м — 3,08 грн., в 2009-м — 3,74 грн. при курсе 7,66 грн. То есть украинская национальная валюта реально недооценена на 40—50%, причем хронически.

С учетом ППС в 2009 году цена угля в частном секторе равнялась 91 долл., а в госсекторе — 237 долл. за тонну, без НДС. В два предшествующих года уголь государственных шахт обошелся украинскому обществу в 182 и 224 долл./т, соответственно. Но это в среднем по Минуглепрому. На некоторых предприятиях показатели были гораздо выше. Например, в Центральном районе Донбасса расчетные значения 2007 года составили 386 долл./т. Цена угольных поставок в Северную Европу (CIF ARA) в соответствующем периоде не достигала 87 долл./т. Уголь украинских государственных шахт экономически неконкурентоспособен с зарубежным даже на фоне произошедших в треугольнике ARA (Амстердам—Роттердам—Антверпен) ценовых повышений с 63,7 долл./т в 2006 году до 149,8 — в 2008-м.

Чем больше господдержка шахт и чем ниже индекс ППС, тем более слабыми оказываются позиции отечественного угля по сравнению с импортным углем и газом.

В пересчете на условное топливо показатель цены угольной продукции для частных компаний составляет 130 долл., для государственных — 339, без разделения по секторам — 245 долл./тонна у.т. (условного топлива).

Если по харьковским договоренностям 2010 года тысяча кубометров природного газа будет стоить 240 долл., то тонна у.т. этого энергоносителя обойдется Украине в 199 долл. — гораздо дороже, чем уголь частных шахт, но намного дешевле, чем государственных. В целом импортный газ обходится Украине дешевле отечественного угля.

Вот бы угля частных шахт побольше, а государственных — поменьше! Но нет, приватный угольный сектор — закрытый клуб. Бизнес не поддерживает периодически инициируемые правительством приватизационные кампании: уж очень убыточны шахты, оставшиеся в государственной собственности.

Глубокая убыточность ряда госшахт является следствием нелинейности изменения экономических и энергетических характеристик при уменьшении добычи. Незначительное увеличение удельных показателей при снижении загрузки производственных мощностей с 1 до 0,8 оборачивается двукратным и более увеличением значений при снижении добычи до 0,4 и менее, что соответствует характеру степенной функции. Поэтому самый простой и быстрый способ исправления экономической ситуации в украинской угледобыче — увеличение объемов производства. Но для этого нужны инвестиции, и немалые. А средств нет.

Предполагается, что перспективные шахты в государственном секторе будут обеспечены за счет средств, высвободившихся после ликвидации бесперспективных. Однако закрытие шахты — дорогое мероприятие, а объемы ассигнований явно недостаточны для ликвидации десятков объектов. Для сравнения: 631 млн. грн. — бюджетные поступления на реструктуризацию в 2009 году, 260 млн. грн. (116 млн. грн. в среднем на год) — сметная стоимость проекта закрытия шахты им. Гагарина ГП “Артемуголь”.

Если, пользуясь категориями диалектики, рассматривать приватизацию шахт как тезис, отказ бизнес-структур от приватизации убыточных шахт — как антитезис, то синтезом может выступить корпоративная разработка шахтного поля, зародившаяся и прошедшая апробацию в Украине.

Суть новации заключается в том, что частная фирма в пределах выделенного ей отвода на свои средства добывает уголь, а государственная шахта оказывает фирме платные технологические услуги по подъему и транспортировке людей и грузов, проветриванию, водоотводу, энергоснабжению и пр.

Первый опыт корпоративной разработки шахтного поля был получен на шахте “Красноармейская—Западная №1”, которая испытывала в начале 1990-х годов большие финансовые сложности и стала, благодаря инновационной схеме инвестирования, флагманом украинской угледобычи. Сейчас существует несколько частных предприятий, ведущих добычу угля на государственных шахтах, но их количество могло бы быть большим — к взаимной пользе сторон. Институтом экономики промышленности НАН Украины для этого подготовлена серьезная методическая база.

Сила отечественного угля, увы, не прирастает шахтным метаном, хотя по запасам этого ресурса Украина занимает четвертое место в мире. Метан угольных пластов — ценный энергоноситель, но при этом и парниковый газ, и источник повышенной опасности угледобычи. Поэтому добыча и утилизация метана — классический способ соединения трех “Э”. Вместе с тем из-за неэффективности шахтной дегазации и незначительного использования газа миллионы кубометров метана ежегодно уходят в атмосферу по вентиляционным системам шахт. Добыча же газа скважинным бурением с поверхности почти не практикуется.

В начале 1990-х годов американская компания Enron Exploration Company, имевшая план создания совместного предприятия с украинской фирмой, пришла к выводу о коммерческой невыгодности метанового бизнеса в Донбассе. Оценка, сделанная через несколько лет по проекту Tacis объединенной командой французских и испанских специалистов, оптимизма не добавила. Однако внешние условия с тех пор существенно изменились в пользу метанодобычи. Подтверждают этот тезис достижения шахты им. Засядько, активность в Донбассе таких мировых брендов, как ТНК-BP, Shell, Halliburton и другие, утверждение Кабинетом министров Украины концепции государственной целевой экономической программы (распоряжение от 23 декабря 2009 года №1684-р) и разработка этой программы.

Правда, эйфория в этой сфере хуже уныния. Чтобы построить крупную энергетическую станцию на когенерационных модулях, шахте им. Засядько понадобилось несколько лет и порядка 150 млн. долл. Поэтому концепция развития метанового бизнеса предусматривает использование государственного капитала как стартового и уже потом продажу газовых приисков предпринимателям.

Гораздо меньшим рискам подвержена шахтная дегазация (из выработанного пространства), но здесь не те масштабы, чтобы шахтный газ мог претендовать на статус альтернативного энергоресурса.

Противовесом импорту газа может быть газификация угля. В 1993 году к президенту Украины Леониду Кравчуку с идеей построить в Донбассе экологически чистую установку по производству синтез-газа, электроэнергии и метанола обратился президент немецкого концерна “Металлгезельшафт” д-р Хайнц Шиммельбуш. Инициатива, опирающаяся на практику южноафриканских заводов “Сасол”, получила поддержку в высших кругах Германии и Украины. Было предложено пять мест, пригодных для размещения углехимических комплексов. Однако зарубежные специалисты, проведя укрупненные расчеты, убедились в инвестиционной невыгодности этого начинания. Но, как и в случае с метаном, многое за прошедшие годы изменилось.

Еще более приемлема технология подземной газификации угля (ПГУ). Запасов энергетических углей в “хлебных” пластах (мощностью более 1,2 м) — порядка 12% от разведанных, чего хватит приблизительно на десять лет. Основная же часть сконцентрирована в неудобных для выемки тонких пластах и на больших глубинах. Преимуществом же технологии ПГУ является то, что это бесшахтный и “безлюдный” способ: скважины проходят с поверхности до пласта, создают там очаг горения и полученный горючий газ отводят на-гора для использования.

Подземная газификация угля — обкатанная технология: в СССР функционировало несколько предприятий “Подземгаз”, в том числе на украинских углях, последняя станция была закрыта в 1996 году из-за износа после 40 лет эксплуатации. В настоящее время интерес к этому способу получения энергоресурса проявляют страны не только с бедными, но и с богатыми месторождениями угля, например Австралия, Россия. В Китае за несколько лет построено десять промышленных объектов.

Неиспользуемый резерв угольщиков составляют отходы обогащения, которых в окрестностях шахт и обогатительных фабрик накопилось порядка 200 млн. тонн. В 1994 году ДонУГИ, Днепрогипрошахт, Луганскгипрошахт, ДнепрНИПИэнергопром и харьковское ЦКБ “Энергопрогресс” выполнили обоснование целесообразности строительства 10—15 ТЭЦ на отходах суммарной мощностью 1000—1300 МВт. Дешевизна топлива выступает залогом высокой экономической эффективности и инвестиционной привлекательности шахтных генерирующих установок данного типа.

Таким образом, перспективы отечественного угля в сопоставлении с импортом природного газа небезнадежны. В первую очередь необходимо обеспечить существенное увеличение добычи угля и повышение эффективности дегазации на шахтах госсектора, что требует привлечения значительных объемов частных инвестиций.

Вторая очередь — создание приисков по добыче шахтного метана и строительство серии ТЭЦ на угольных отходах.

Перспективным для угольной отрасли может быть использование наземных и подземных технологий химического преобразования угля.

Правда, мощные процессы происходят и в газовой сфере. Инновационная технология добычи сланцевого газа, разработанная американской фирмой Chesapeake Energy, привела к “тихой революции” на рынках природного газа. Похоже, газа станет больше, газ будет дешеветь…

Но это — уже другой поединок.

Александр АМОША, академик НАН Украины, Даниил ЧЕРЕВАТСКИЙ, кандидат технических наук (Институт экономики промышленности НАН Украины)